Всегда вчерашнее завтра - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/67
• Следующая

– Это гораздо лучше, – отрывисто сказал он, – чем потом обнаруживать в своем правительстве агентов Кремля. Вы не находите, мой друг?

Он приехал в свой родной южный город только две недели назад. Все казалось знакомым и незнакомым. Облик города неузнаваемо менялся, исчезали старые, вросшие в тротуары здания, вместо них стремительно возникали новые, с зеркальными витринами и красиво оформленными вывесками. На верхних пустырях, прежде считавшихся сейсмически опасными из-за возможных землетрясений и оползней, сейчас возводились многоэтажные здания. Веками здесь не селились люди, перенимающие опыт предков, справедливо опасавшихся подобных мест. Однако хлынувшим в город иностранцам и собственным нуворишам градостроители и «отцы города» готовы были за приемлемую плату продать все, что угодно, включая и собственную совесть.

На город наступало море, реально угрожавшее экологической катастрофой. Приморский бульвар – гордость горожан, любивших в жаркие душные дни прогуливаться по набережной, встречая знакомых и родственников, – был почти смыт. Однако внешне город менялся, принимая более современный облик. Открывались филиалы крупнейших мировых компаний и банков, иностранцы открывали даже собственные рестораны и бары, рассчитанные на земляков, охотно посещающих такие места. Луизианский ресторан и английский паб, турецкая закусочная и французский синема-клуб – все это соседствовало в городе, становившемся вопреки желанию хлынувших сюда беженцев и маргиналов еще более космополитским, чем прежде. Но из города исчез смех. Нет, можно было услышать, как посмеиваются понаехавшие иностранцы, как хохочут играющие в казино спекулянты, как охотно восторгаются каждой партией приходящего груза таможенники, имеющие свою долю с каждого грамма завезенного и вывезенного товара. Но душевный, мягкий, ироничный юмор обитателей, создавших к середине двадцатого века удивительный карнавальный город со своей неповторимой аурой, пропал.

Космополитическая цивилизация развивалась по двум направлениям. Либо это был огромный мегаполис Нью-Йорка с четко выраженными районами, населенными единоверцами и земляками. При этом границы между районами или кварталами строго очерчивались, а одна группа людей относилась к другой с плохо скрываемым раздражением коммунальных соседей, стремясь сохранить свою культуру и образ жизни. Либо Париж, впитывающий в себя образцы мировой культуры и преображающий их во славу столицы и всей Франции. И культура иностранцев органично входила составной частью в культуру местного мегаполиса, образуя удивительный синтез, создающий славу Парижа. Немец Карл Лагерфельд, стоявший во главе истинно французского дома моды «Шанель», и итальянец Джан-Франко Ферре, возглавлявший еще более престижный дом моды «Кристиан Диор». Испанцы Пабло Пикассо и Сальвадор Дали, считавшие Париж своим вторым домом. Русские писатели, представленные несколькими поколениями, среди которых был и нобелевский лауреат Бунин. Великий американец Хемингуэй, наиболее емко выразивший свое отношение к французской столице, немец Ремарк – казалось, вся культурная разноязыкая богема проходила испытание этим городом и вписывалась в его многоцветную палитру, добавляя лишь новые краски.

Баку оставался таким Парижем Востока в течение более ста лет – с середины девятнадцатого до семидесятых двадцатого века. Потом, в конце восьмидесятых и начале девяностых, произошел обвал. И лишь затем, уже на другом, еще более космополитическом уровне, началось строительство нового города. Но это больше не походило на Париж Востока. Он превращался в Нью-Йорк Востока со своим Гарлемом в виде уродливых микрорайонов и поселков, построенных за чертой города. И собственно центром, из которого упорно выживались его коренные обитатели, уступая место иностранцам и новым хозяевам этой жизни, успевшим найти у нефтяной трубы, питавшей весь этот конгломерат наций, свой собственный ручеек, превращавшийся у одних в небольшую речку, а у других – в водопад, наполнявший карман. Соответственно разделялись и доходы. Одни были просто богатые люди, другие – очень богатые, третьим вполне могли позавидовать Вандербильды или Ротшильды, и не подозревавшие, что можно зарабатывать таким образом: воруя нагло и открыто.

Он не вмешивался в политику, предпочитая не задаваться лишними вопросами и почти не соприкасаясь с местными властями. Прежде он зарабатывал деньги исключительно гонорарами, но давно оставил журналистскую деятельность, служившую в прежние времена некоторым прикрытием для его многочисленных поездок. Уже давно никто не интересовался его поездками, да и он не желал привлекать к себе особого интереса. Он просто уезжал и приезжал в свой родной город, каждый раз все более и более поражаясь переменам, происходящим на его родине.

Имея собственную квартиру в Москве, он тем не менее предпочитал родной город, ставший с некоторых пор столицей иностранного государства. В этот раз, намереваясь отойти от дел хотя бы на какое-то время, Дронго привез свои последние приобретения – новые собрания сочинений американских фантастов, чье творчество он так любил. Уже предвкушая удовольствие от купленных книг, он запланировал для себя двухмесячный отдых и спокойную жизнь.

Но в этот вечер к нему позвонили. Каждый раз, когда раздавался такой звонок, он недовольно морщился, не ожидая от него ничего хорошего. Родители к нему не приезжали, он охотно и часто сам навещал стариков, выслушивая их многочисленные вопросы и придумывая в ответ разнообразные, не совсем правдивые истории, чтобы не беспокоить родных. Мать почти верила, отец хотя и сомневался, но тоже делал вид, будто его многочисленные журналистские командировки – чистейшая правда. Остальные родственники никогда не являлись без предупреждения, уже приученные к тому, что он отсутствует в городе месяцами. Но незнакомцы наведывались в последние годы все чаще и чаще, словно решив устроить ему своеобразное испытание на прочность. С одной стороны, это было очень утомительно и опасно. Но с другой – это оставалось его единственным источником доходов, и он уже давно махнул рукой и на свою популярность, особенно на территории бывшего Советского Союза, и на этих непрошенных гостей, так некстати появлявшихся в его доме.

В глазок он увидел двух мужчин. Первый нервно оглядывался по сторонам, словно опасаясь, что его могут увидеть. Он был высокого роста, худощавый, с несколько вытянутыми скулами, светловолосый. Второй, чуть ниже ростом, темноволосый, с более резкими чертами лица, стоял с угрюмым видом, засунув руки в карманы плаща, демонстрируя невозмутимость и хладнокровие. Дронго уже давно поставил специальную систему для обычного дверного глазка, при которой он мог видеть находившихся на лестничной площадке людей, не подходя близко к двери. Для этого достаточно было лишь включить камеру в коридоре. И хотя дверь была изготовлена на заказ из самой прочной стали в Италии, тем не менее он старался, как любой аналитик, избегать лишнего риска.

Он включил переговорное устройство.

• Предыдущая
• 3/67
• Следующая