Край чужих земель (СИ) - Брай Марьяна - Страница 4

— Не важно, Лидия. Хорошо, что тебя зовут человеческим и понятным именем. Я запомню, - ответила я и откинула одеяло с ног.

Там меня тоже ждал сюрприз: на ногах не было вен, размером с веревку, да и колени, открывшиеся моему взору были округлые, ровные, без намека на кровоподтеки под кожей. Я легла и согнула ноги в коленях. Получилось это легко и непринужденно. Мама дорогая, Бог даст, я и не проснусь вовсе. Мне бы найти мой дом и Лизоньку. Вот бы она удивилась.

Дом! Эти люди, если их так можно назвать, я покосилась на Карису, которая в этот момент что-то нашла в своем колтуне и старательно выковыривала обеими руками… Так вот, эти люди сказали, что я дома, но я-то понимаю, что это совсем другой дом, и одеты они как в фильме про… Я даже не могла вспомнить такого фильма.

— Лидия, а ты можешь принести зеркало? – вдруг до меня дошло, что надо бы посмотреть на то, что на этот раз дал мне Бог, потому что черти такой молодости принести точно не могли.

— Э-э, - вдруг затянула Лидия и захлопала глазами. – Наверное… только…

— Что? – мне не терпелось увидеть свое новое изображение.

— Оно очень большое и стоит в комнатах господина, - пролепетало нежное создание.

— Это того господина, у которого усов три штуки? Так он их еще долго ждать будет, коли не сбреет, - хохотнула я, вспомнив лицо того щегла, что мнит себя хозяином всего сущего.

— Нет госпожа, в покоях вашей матушки. Вы туда не велите ходить. Только сами, - пробормотала испуганная Лидия, которая долго не могла понять про какого щегла я говорю. Все мыслительные процессы отражались на ее лице с такой точностью, что можно было срисовывать и использовать в пояснениях к эмоциям.

— Ну, значит, я разрешаю теперь туда войти и забрать зеркало. Да будет так, - пафосно заявила, махнула ладонями, как Фея Крестная в сторону Лидии и обернулась к Карисе, которая вытащила-таки ветку из своего гнезда на голове.

Да, отличная компания. Умалишенная и тормозная. Видимо, это моя палата. И на деле я такая же старая и больная, как и раньше, но вижу себя такой вот: с тонкими и гладкими руками, ногами без торчащих, как водопроводные трубы, вен и с лицом, как попка младенца. Хорошее сумасшествие, человечное даже.

Даже эта еда казалась мне божественной. В желудок все проваливалось моментально, а через секунду он требовал еще и еще. А мысли были о той курице, которую для сестры пожалел брат. Неужели есть совсем нечего? Раз я, как говорит Кариса, хозяйка этого дома, наследница отца, то я и решения принимать могу. Значит брат решил отдать меня замуж. А сам рассчитывает тихонько жить за счет моего будущего мужа до того момента, как повзрослеет для женитьбы, а там уже и деньжатами жены жить и в ус свой редкий не дуть? – размышляла я, стараясь долго пережевывать и без того размокший хлеб, пахнущий каким-то прогорклым маслом.

— Лидия, напомни, какой мне год пошел, - отодвинув миску, спросила я.

— Семнадцатый, госпожа. Как только на ноги встанете, можно и барону добро дать. Господин ждет, когда мы ему сообщим, - резво ответила девушка, от своего нехитрого ума проболталась. Я решила не подавать виду – так больше выясню.

— А что за барон? Богат?

— Богат, но земель не много имеет, да и титул графский денег чего стоит. Вы еще до болезни говорили, что и денег его не надо, а уж тем более титулом отцовским раскидываться. Да ведь только нет больше другого выхода. В деревнях народ голодает, а вы и вовсе – все уже распродали…

— Что распродали? – стараясь попасть в ее настроение, ответила я. Удивленное лицо сделать получилось как нельзя лучше. Это я поняла по тому, с каким рвением она принялась рассказывать о племенных лошадях папеньки.

После смерти отца, который предан был королю остались и земли, и лошади, коими он гордился, да девка, чье тело мне было отдано, мягкой была донельзя, братьев любила, надеялась, что со временем само все наладится. А братец Истан – тот самый редкоусый юнец, все спустил, дабы покрасоваться. Лошадей барышням дарил, друзьям. Крестьян начал обирать по второму разу за год так, что многие ушли с земель. Сейчас и свои поля стоят не засеянные – время прошло. А значит, голод ждет всех зимой.

— Коли она за барона пойдет, отца своего предаст, Лидия, - вдруг вставила Кариса до этого делавшая вид, что ей вовсе непонятен и неинтересен рассказ служанки.

— Предам? А что он завещал? Знаешь? – переспросила я ее.

— Говорила же, лечила я его. Он как с побоища того приехал, раны не лечил, так и слег. Лежал долго, но в ясном уме. Тогда он при мне тебе и сказал, что смотри за братьями, не давай им все растрясти, береги крестьян, что кормят да земли обрабатывают. А ты мягкая, как хлебушек, вот братовья и запрягли тебя. Теперь они всем говорят, что ты хозяйство опустила, а они страдают.

— Кариса, я помню плохо. Ты скажи мне, а я могу им приказать, или от дел отвести? – с надеждой спросила я.

— Конечно, они ведь молоды еще. Два года у вас есть до этого. А коли не успеете, Истан станет вашим опекуном, тогда и спрашивать не станет, отдаст за барона.

— Лидия, ты сегодня еще еды поищи, - сказала я и посмотрела на нее серьезно. – Братья мои что едят?

— Охотятся с крестьянами. Часть им отдают, часть себе. Истан – лучник хороший. Глаз у него, как у господина бывшего, тот его и обучал.

— Скажи ему, что я на ноги встану только если есть буду. Так, мол, Кариса сказала, а то, что я на ноги вставала, об этом – ни слова!

— Как скажете, так и сделаю, госпожа. Лишь бы вы быстрее встали. Барон-то всяко вас к себе заберет. А там нас и кормить будут вволю. Да и деток уже пора, - довольная картинкой, которую она мне описывала, Лидия зацвела, навроде шанхайской розы.

Я молча думала, рассматривая Карису, которая была где-то далеко сейчас, словно в воспоминаниях, где можно снова испытывать эмоции: она то улыбалась, смотря мимо меня, то надувала губы, вроде как злится. Да, легко не будет, но у нас здоровые ноги, руки и голова. Моя голова! Та, прежняя, что помнит старую жизнь.

— Завтра утром принеси мясо, а сейчас я посплю, - заявила я обеим. – Не вздумай сказать, что я пошла на поправку, а то…

— Заставите конюха меня выпороть? – перебила она меня. Значит, девку или били уже, или пугали только. Но я решила, что если она проговорится, я сама ее выпорю, найду силы, и как козу Сидорову…

— Обязательно заставлю. А коли барон замуж меня возьмет, с собой не заберу. Будешь при моих братьях голодной сидеть, - постращала ее я и улеглась. – Кариса, милая, если я рано проснусь, можно мне вымыться? – я изнемогала от той вони, которая стояла в комнате. Ясно, что у девочки была температура, и она металась тут, бедная, да и померла, уступив мне тельце свое. По себе знаю, чистой и выздоравливать легче.

— Конечно, госпожа. И воды наносят, и камин разогреют. Пара мужиков с конюшни еще при вас, при братьях. Живут только охотою, да вы налога не берете с их семей. Вот они и держатся, - ответила Кариса.

— Это те, что зеркало принесли?

— Они, они, милая. Отдыхай. Больше никого и нет в дому вашем. Король бы знал, как детки его графа живут, - она покачала головой, как плакальщица. - Ведь жизнь свою положил, сам бился, - сквозь навалившийся почти сытый сон ее рассказ казался сказкой, которую мне давным-давно рассказывала бабушка, имевшая образования два класса еще при царе.

Проснулась я до рассвета. Кариса спала, как всегда, сидя на табурете, наклонив голову на кровать. Я села, откинула одеяло и прислушалась к себе. Есть хотелось страшно. Я вспомнила пшенную кашу со сливочным маслом. Вот бы сейчас ее вприкуску с черным хлебом и сыром. Горячий сладкий чай тоже спас бы положение, но его еще поищи. Я встряхнула головой, отводя эту картинку, облизала губы и решила больше о таком не думать, иначе становилось совсем плохо.

Туман, казалось, что есть сил пробирается в окно, но что-то сдерживает его. Прямо в оконном проеме стояло облачко, похожее на дым.