Наследник фортуны 2 (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 32

Полицейские принялись стрелять в неизвестных, но обоих мужиков весьма удачно прикрывала карета. Однако последнюю буквально разорвал на сотни частей бледно-голубой туман, проникший в повозку. Создал же туман показавшийся в разбитом окне маг. Щепки от кареты полетели во все стороны, будто испуганные голуби, а ударная волна сбила с ног и мага огня, и бегуна. Тут-то до них и добрались полицейские. Они принялись выворачивать руки оглушённой парочке.

— Революцию не задушить! — принялся орать бегун, немного пришедший в себя. — Скоро власть захлебнётся кровь! А вы, псы, служите дьяволу, лишающему людей свободы! Одумайтесь! Мы же сражаемся за вас!

Но полицейские не одумались. На мага надели наручники из рудита, а затем революционеров упаковали в подкатившую машину и куда-то повезли. А к нам с Гришкой подошёл тот самый маг, уничтоживший карету.

— Благодарю за помощь, судари, — отрывисто проговорил он, поглядывая на меня с крепышом. Мы уже встали на ноги и активно отряхивались.

— Не за что. Это наш долг, как граждан империи, — ответил я.

— А вы, — тут маг посмотрел на Гришку, — вы настоящий герой. Вы встали прямо на пути лошадей, рискуя своей жизнью. Очень смелый поступок! На таких героях, как вы, Империя и держится.

— Да я это… — начал мычать покрасневший крепыш, едва не шаркая ножкой.

— …Да он такой! — перебил я его мычание. — Настоящий герой! Готов костьми лечь ради Империи. Вы его имя-то где-нибудь запишите, да благодарность вынесите.

— Хорошая мысль, сударь.

Я быстро задвинул за спину Гришку, чтобы он каким-нибудь неосторожным словом не лишил себя государственной благодарности, а затем быстро переговорил с магом. Тот заверил меня, что сделает всё, чтобы Григория полицейское начальство как-нибудь да отметило за его героический поступок. После этого мы с крепышом пошли в доходный дом. И по пути я уверенно выдал, хмуря брови:

— А ведь тот бегун прав. Революцию не задушить… что-то да будет.

Ночь прошла спокойно, если не считать храпа Гришки, а уже рано утром я вышел из доходного дома и передёрнул плечами. Прохладно, блин. Но над крышами уже заполыхал рассвет. Надеюсь, солнце немного подогреет влажный воздух, неприятно щекочущий слизистую. Пока же мне пришлось, морщась от холода, простоять на площади около десяти минут, а лишь затем появилась знакомая карета.

Я забрался в неё и поприветствовал Романову, одетую во всё чёрное:

— Доброе утро, сударыня.

— Доброе утро, душа моя, — ласково ответила она и поправила полупрозрачную вуаль, спадающую со шляпки и скрывающую лицо девушки. — Как твои дела? Не докучают ли полицейские?

— Слава богу, нет, — ответил я и глянул за окно тронувшейся с места кареты. — Наша маленькая ложь увенчалась успехом. А как там Глашка? Ты уже интересовалась её судьбой?

— Да. Вечером её должны отпустить. Но ежели она не исправится, то её будет ждать либо расстрел, либо Сибирь. Второй раз её не простят.

— Как вы этого добились?

— Мне пришлось кое-кому сделать подарок, — весело проговорила вдова и, поколебавшись, подняла вуаль. Её глаза почему-то блестели от предвкушения, словно она ехала не на похороны, а в Диснейленд с бесплатным пивом.

— Сколько я вам должен? И почему у вас такое замечательное настроение?

— О, Никита, не смей даже думать о деньгах. Такие пустяки не упоминаются между настолько близкими людьми, — с притворным возмущением сказала Елизавета и сняла чёрные кожаные перчатки. — А что же касается моего настроения, то я буквально сгораю от жажды увидеть лица твоих… м-м-м… бывших родственников. Надеюсь, твою бывшую невесту тоже пригласили. Они ведь все считали тебя весьма слабым молодым человеком, а ты, оказывается, весьма и весьма силён. И мы оба знаем, что могло изменить тебя.

— Всё же считаешь, что я демон?

— Допускаю такую мысль. И уже готовлю специальное снадобье, которое должно всколыхнуть твою память.

— Ну, поглядим, что из этого выйдет, — скептически выдал я и перевёл разговор на какую-то ничего не значащую тему.

Карета между тем уже покинула город и поехала по разбитой просёлочной дороге. Лошади шлёпали по грязи, колёса наматывали килограммы жирной почвы, а тусклый солнечный свет скользил по высокой траве, покрытой росой.

Вскоре показалось и кладбище. Спрятавшиеся за кованным забором склепы и усыпальницы оказались менее роскошными и древними, нежели те, под которыми архиепископ и прочие сектанты устраивали свои кровавые жертвоприношения. Тут возле обочины дороги выстроились экипажи и автомобили, поскольку на территории кладбища все они не разместились бы. Видать, транспорт отвозил пассажиров к месту погребения, а затем возвращался и оставался ждать людей здесь. Мы решили поступить так же.

Карета Романовой миновала распахнутые настежь ворота и поехала по довольно широкой брусчатой дорожке. Мимо потянулись захоронения, а я, воспользовавшись памятью Никитоса, указывал путь. Параллельно в моей памяти всплыла картина того, как Поль заставлял Ника жрать кладбищенскую землю. Это произошло на той стороне кладбища, именно к ней примыкали могилы, в коих покоились дворяне-самоубийцы.

— Выше нос, душа моя, — подбодрила меня Романова, обратив внимание на моё помрачневшее лицо.

— Хм, — хмыкнул я и покачнулся из-за того, что повозка остановилась.

Кучер открыл мне дверь, а я подал руку Елизавете, царственно вышедшей из кареты. На неё сразу же обратили внимание десятки людей, кои сгрудились на небольшом пяточке возле статуи ангела, с устремлённым в небо незрячим мраморным взглядом. Большинство людей я отродясь не видел, но вот старшего Лебедева, Поля, мачеху, бывшую невесту Никитоса и Ваську с его невестой признал сразу. Последняя с нашей последней встречи, кажется, набрала ещё пару килограммов. А вот Александра Юрьевна, бывшая Никитоса, наоборот — стала ещё более хрупкой. Она чуть-чуть возвышалась над Полем, капризно морщащим лицо. Однако младший Лебедев уже через секунду удивлённо вытаращил глазёнки, увидев меня под руку с Романовой, которая специально не стала опускать вуаль, дабы люди видели красоту её лица. Мы с ней двинулись к Лебедевым. Кучер же погнал карету к воротам кладбища.

И пока мы шли к Лебедевым, народ приветствовал вдовушку, а та порой величаво кивала, держа на пухлых губках печальную улыбку, словно помер кто-то из её родственников. Настоящая актриса! Ей бы продюсера!

— Мои соболезнования, судари и сударыни, — прочти простонала Романова, остановившись возле ненавидимого мной семейства. — Никита уже поведал мне каким выдающимся человеком был ваш старший брат, Иван Петрович.

— Благодарю, — хмуро кивнул Лебедев, чьи веки ещё больше набрякли, а щёки отвисли чуть ли не до плеч.

— Да, Империя лишилась дворянина с большой буквы, — грустно шмыгнула носиком мачеха и промокнула носовым платком свои змеиные глаза, которые, кстати, были абсолютно сухими.

— Елизавета Васильевна, позвольте представиться, моё имя Василий Иванович Лебедев. А это моя невеста Марфа Фёдоровна и мой младший брат Поль. А вот прекрасную невесту Поля Анастасию Юрьевну вы уже, кажется, знаете, — неуклюже выдал Васька, умудрившийся вспотеть даже в такую прохладную погоду.

— Да, знаю. Мне много чего приходилось слышать о ней. Но стоит ли верить народной молве? — вздохнула Романова, скользнув взглядом по девице, густо залившейся краской. — Анастасия Юрьевна, примите мои несколько неуместные для такого мероприятия поздравления. Вы с Полем просто идеальная пара. Мне думается, что у вас родится много разных детей, но каждый будет по-своему красив.

— Благодарю, сударыня, — гордо улыбнулся дебил Поль, который даже не понял, что в словах Романовой скрывался прозрачный намёк на то, что Анастасия Юрьевна нагуляет детей на стороне, раз они будут разными. А вот старший Лебедев и мачеха намёк поняли. И оба с невероятной злостью посмотрели… на меня. Да, на меня, поскольку на Романову бросать такие взгляды себе дороже. Она в обществе занимает веточку гораздо более высокую, чем Лебедевы, потому и гадит на них без зазрения совести.