Трудовые будни барышни-попаданки 2 (СИ) - Лебедева Ива - Страница 8

Дядюшка оценил и его, и картофель с грибами. Я везла хороший семенной из Нижнего, купив там десять мешков у местных немцев-огородников. А здешний, который по осени взяла у мужика, почти весь решила пустить в еду. И самой вкусно, и дворню с крестьянами приучу. Вон, тесто на картофельном отваре для хлеба и пирогов кухарники мои вполне оценили.

Дядюшка ел, нахваливал, опробовал одну настойку, другую, повторил. Размяк, развеселился, пустился в болтовню.

— Вообще-то, племяшенька, хорошо вышло с этой девкой, как ее, а, неважно! Осталась бы она в поместье — неведомо как стала бы Дашенька на младенчика посматривать, да и меня им попрекала бы. А так, видишь, с глаз долой — из сердца вон. Ну, не то чтобы совсем из сердца, но ничего, изгладится. Как назвали-то мальца?

Глава 9

Я ответила, что ребенка крестили Прохором, и предложила попробовать зефира с земляничной отдушкой, меняя тему.

Увы, фокус не прошел.

— Прохором, — вздохнул дядюшка, выпивая пятую рюмку. — Ну да, мужицкая судьба и имя, значит, мужицкое. Хоть, как говорят, в барском доме растет. Племяшенька, а вели его принести! Посмотрю на личико, все же как-никак….

Тон был не столько требовательным, сколько задушевно-просящим. И самое простое — исполнить просьбу, уговорю как-нибудь Аришу. Или отложить под каким-нибудь предлогом и услышать в ответ: «Что из того, что спит ребенок?»

Нет. Проблему надо решить прямо сейчас.

— Дядюшка, — сказала я, не сухо, но твердо, — девица Арина чуть умом от тоски и страха не тронулась, да и младенчик напуган. Отдыхать им надо сейчас, от пережитого лечиться. Не буду я Аришу тревожить.

— Так это же девка, — не столько рассерженно, сколько удивленно сказал дядюшка. — Была она в моей власти, стала в твоей. Прикажи, да и дело с концом.

— Дядюшка, — сказала я еще тверже, — Арина — человек. Пусть и в моей власти. Для чего царь позволяет нам людьми владеть? Налоги собирать для казны, в армию поставлять рекрутов, нас самих содержать? Чтобы мы за людьми присматривали, наказывали, если они виноваты. А вот совсем по-честному, — мой голос стал задушевнее, — случилось бы такое приключение в ваши совсем юные годы, да стало бы известно батюшке Платону Сергеевичу, он кого виновным признал бы, вас или девицу?

Дядюшка выслушал монолог внимательно, даже настойку наливать не стал. Поначалу казалось, рассердится. Но потом усмехнулся.

— Да, крутоват был твой дедушка, мой папенька. С девицы бы взыскал, да и с меня. Арапник носил не только для собак и псарей. Ладно, воля твоя, пусть девка отлежится, чтоб умом не тронулась. Потом покажешь малого как-нибудь.

«Повременим — самая надежная и жестокая форма отказа», — с облегчением подумала я. И мысленно поблагодарила «дедушку» Платона Сергеича за крутость и годную отмазку. Пусть дяденька считает, что я характером в сурового и упрямого деда пошла. Меньше вопросов станет задавать.

— А что, племянница, хорошо ли в Нижний съездила? — Разобравшись в главном вопросе, дядюшка принялся любопытствовать по другому поводу. — Небось, лампами своими торговала да конфектами? Или в лавку какую сдала? Ты смотри, осторожнее со спиртом-то, не дай бог, от казны начнут интересоваться, замучаешься ту прорву ненасытную кормить, чтоб отстали. Налетят, что твоя саранча, одними взятками разорят!

Я только покачала головой — дяденькины наставления запоздали. Впрочем, делиться новостями тоже не спешила, мне пересуды среди соседей и крестьян без надобности.

Но и таиться не следует: начнешь секреты разводить — народ больше придумает и такого наболтает, вон как с кладом. Предчувствовала, что несколько золотых превратятся в сундуки, — как в воду глядела! Толку, что велела мужикам помалкивать. Не помогло.

Мы с дяденькой Иваном Платонычем неспешно пили чай, я демонстративно отправила девку в погреб, нацедить родственнику большую бутыль светильного зелья, наверняка у него дома кончилось. Выделила также два десятка стеариновых свечей в отдельный подарок. Неторопливая беседа переливалась как вода по камушкам, с ярмарочных диковин на цены в лавках и городские сплетни.

Я передала подарки и для Дарьи, и для ее старшей дочери, и для недавно родившейся младшей. Здесь так принято, а мне не в нагрузку было. Эти мелочи остались в санях, на которых я мчалась домой, недосуг было подчистую выгружать. Вот и пригодились.

Дяденька, поглядывая на синеющие за окном сумерки, наконец собрался домой. Кликнул кучера, честь честью расцеловал меня на крыльце и уже отправился к своим саням, к которым была привязана позаимствованная Михаилом Вторым кобыла. И тут за воротами послышался свист, конское ржание, мужские голоса.

Прибыл обоз из Нижнего во главе с Алексейкой. Гнали, что ли, коней без жалости? Всего-то на сутки позже приехали. Или это нормально?

Да, они. Еремей пустился ругать Алексейку и всех возниц за то, что лошадок не берегли. Пусть и перепрягали время от времени — использовали тройку, оставленную на почтовой станции, — но все равно кони были в поту. Поэтому Еремея останавливать я не стала.

Но тем более не спешила присоединяться к его упрекам. Понимала — все хотели поскорее прибыть в Голубки и присоединиться к поискам детей. Немедленно соскочили, бросились ко мне…

— Эмма Марковна, как с Лизонькой? — хором крикнули Алексейка и Ванька, едва не поскользнувшись на утоптанном снегу, так что Алексейка чуть в меня не врезался.

— Дома все детки, живы и здоровы, — улыбнулась я.

А сама немного удивилась. Ладно Алексейка, не слуга, а помощник с первого дня в усадьбе. Но Ванька, просто симпатичный паренек лет пятнадцати, по-детски гордящийся, что барыня доверяет ему гостей встречать и объявлять о них. Когда прыгал с облучка, его лицо было безлунно-беззвездной ночью, а при вести, что с детьми все в порядке, будто на мордашке лампочки зажглись.

Видимо, как любой плохой вестник в старые времена, считал себя виновным. Ну и обрадовался.

Ладно, сейчас не время разгадывать психологические загадки. Для начала надо распрощаться с гостем.

— Да, любят, племяшенька, тебя твои людишки-то, — молвил Иван Платонович, размякший от чая и настоек и осторожно пробиравшийся к своему экипажу мимо саней. — Чего там у тебя? Реторты какие-то, колбы, бочки даже. Пол-ярмарки купила. Я такие обозы только в ту пору видал, когда москвичи от Бонапарта разбегались. Ну, прощай, милая, да поскорей к нам в гости приезжай. Кровь-то родная.

Я скоренько поцеловала дядю в теплую небритую щеку, помахала рукой и принялась распоряжаться. Еремей уже вовсю хлопотал о лошадях, чтобы их поводили да напоили, непременно теплой водой. А я работала оператором, направляя одни грузы в дом, другие в амбары, третьи в подвал.

Работали весело и быстро. Уже скоро сани опустели, и мужички с прибаутками потянули их под навес. Потом я обратилась к маленькой толпе со сверкающими лицами:

— Спасибо, люди. Всем спасибо, кто помогал и переживал. Ступайте в людскую, там четверть полынной настойки мужикам и четверть наливки бабам. Закусите калачиками да окороком, пока пост не начался. А не хватит, — я лукаво улыбнулась, — добавлю бутылочку-другую. Только помните: на работу завтра.

Мужики с бабами возрадовались, а я наконец-то выдохнула и пошла в дом. Завтра и мне на работу.

Глава 10

Великий пост тянулся сорок два дня, со Страстной неделей — сорок восемь и дал нам всем выдохнуть. Никаких увеселений не положено, так никому и не хотелось. Жили тихо, спокойно, проедали прошлогодние запасы, разбирали привезенное с ярмарки. Снег засыпал губернию с предсказуемой щедростью, хотя по календарю вовсю настал март, а потом и апрель начался.

Насколько я помнила из истории, в России никаких особых погодных аномалий в предстоящие три года не должно быть. Но это если сравнивать с катастрофой, накрывающей Европу и Северную Америку. А еще следовало быть готовой к незваной и неведомой здесь беде: небывалая засуха и несвоевременные муссоны в Индии разбудят спящую в стоячих водах смерть.