Трудовые будни барышни-попаданки 2 (СИ) - Лебедева Ива - Страница 23

* * *

Князя Озерского, в имение которого я направлялось, тоже звали Михаил, правда Александрович. За неполный год барской жизни я научилась ничему не удивляться. Но на этот раз пришлось. Да еще как.

Глава 26

Например, любопытную характеристику владельцу дал почтенный дедушка, двигавшийся со скоростью грузовой черепахи. Когда выяснилось, что его деревушка в двух верстах впереди, я из человеколюбия взяла его в пролетку, а из любопытства расспросила о самом знаменитом барине в округе.

— Так вы к нему, сударыня? — ужаснулся старик. — Ох, простите темного мужика, а напрасно затеяли. Князь-то с нечистой силой знается.

— Это как? — спросила я.

— Да по ночам духов злобы поднебесной призывает. Молнии с неба сводит, себе в дом. Да еще кощунствует. Глупая дворня его ученым считает, спросила как-то — за какие грехи всю весну дожди шли и солнца не видать. Он стал говорить словами нечистыми. Оттого и нелады в хозяйстве — нет помощи от Господа тем, кто с нечистью водится да над Господними карами смеется.

Дедушка до того, как доехать до развилки, еще долго убеждал меня не ехать в «сатанинское логово». Я отшучивалась, а сама предвосхищала встречу с человеком, который, как и я, похоже, занят электротехническими опытами. Может, разживусь еще чем полезным, кроме садовника?

* * *

Потом начались владения «маркиза Карабаса» — поле за полем, пастбище за пастбищем, принадлежавшие одному человеку. Прежде я только бы удивлялась этим территориальным богатствам. Теперь же, на основе нового опыта, я соглашалась с суеверным дедушкой: да, в этом хозяйстве неладно. Запашка кривовата, где-то озимые еле вытянулись, а где-то — вообще проплешины. Будто пахарь тянул ровную борозду лишь под присмотром, а сеятель, едва надсмотрщик отвернулся, быстренько стал ссыпать барскую рожь в потаенный мешочек, себе на посев.

Наконец мы доехали до самой усадьбы, на горке. Не просто особняка — голубоватого дворца. В композиции и цветах было что-то знакомое, пока я не поняла: это Большой Екатерининский дворец в Пушкине, тогда — в Царском Селе. Конечно, его копия, но не совсем миниатюрная. Строитель не пожалел ни камня, ни бесплатного труда. Пожалуй, единственным отличием от дворца была высокая башенка в центре.

Перед зданием, конечно же, располагался уменьшенный царскосельский парк. Ворота тотчас же открылись, мне предложили проехать к крыльцу, а мальчишка-скороход, загримированный под арапчонка, кинулся предупреждать владельца.

По моей просьбе Еремей не торопился — если не прогуляюсь, так хоть рассмотрю парк из пролетки. Он был прекрасен и запущен. Некоторые деревья явно пережили свой век и ждали бури, чтобы рухнуть. Почерневшие статуи покосились, были видны и пустые постаменты. Все равно, после прочих скромных усадеб я ощущала себя сельской школьницей в том же Пушкине или Петергофе.

У крыльца нас встретил уже взрослый «арап» в екатерининском парике и пригласил войти. Хозяин был в гостиной — парадно одетый, что только оттеняло щечную щетину.

— Сударыня, премного рад вашему визиту. Эмма Марковна Шторм, наслышан, уважаю. Чем обязан?

Я поняла, что мою фамилию он слышит впервые, и пояснила, что прочла объявление о найме работника. Князь сразу поскучнел.

— Ах вот оно что. Очаровательная сильфида снизошла к земным суетам. О низменном: хлебах, хлевах, скотских шкурах, скотниках и прочих людишках — к моей дражайшей супруге. А вас, сударыня, после приглашаю к обеду. И не возражайте, не откушавши, не отпущу-с.

Увы, супруга оказалась в отъезде, но управитель был проинструктирован.

— Садовника Андрюшку купить желаете? Если хотите на товар взглянуть, то он сейчас в теплице с рассадой возится. Старается, остаться хочет, но барыня права: многовато для нас трех садовников.

Я пошла следом, понемногу соглашаясь с правотой встреченного дедушки — пожалуй, в поместье заезжать не стоило.

Еще издали мы увидели «товар» — безбородого мужичка среднего возраста в темной рубахе, изучавшего ящики с саженцами. Рядом вертелись две девчонки пяти — семи лет.

— Семейный он? — задала я давно запланированный вопрос.

— Да, — подтвердил управляющий. — Баба, тоже огородных дел мастерица, парнишка двенадцати годков, уже в поле трудится, да две девки мелкие. Барыня наша, Нина Сергеевна, готова его одного отдать, а если со всеми — двойная цена. В другой год побольше бы запросила, но нынче, — указал он на девчонок, — любой лишний рот — убыток.

М-да, история. На садовника денег наскребу, на семью — нет.

Между тем Андрей заметил нас. Аккуратно вытер руки, отряхнулся, подошел. С первого взгляда я поняла, что ему в Голубках самое место. Но как быть с семьей?

— Андрюшка, за тобой барыня приехала, — сказал управитель.

— Барыня, дорогая, — сказал садовник дрожащим голосом.

— Эмма Марковна, — уточнила я.

— Барыня, Эмма Марковна, дорогая, — сказал садовник уже спокойней, — я господской воле не прекословлю. Только вот…

— Что «вот»? — резко спросил управитель.

— Только, если на стороне работать буду, а Маша, да Марфушка с Нюрочкой, да Ванечка здесь останутся, у меня, Эмма Марковна, инструмент станет из рук валиться, света белого не увижу.

Было видно, что садовник хочет упасть на колени, но то ли не хотел при дочках, то ли не был уверен, что на меня это подействует.

— Ты барыню чужую не стращай, не то оркестр для тебя сыграет, — прошипел управляющий.

— Да пусть хоть каждый день играет, лишь не разлучаться бы, — тихо сказал садовник и вернулся к работе.

— Нашла придурь на человека, — вздохнул управитель. — Вы бы, Эмма Марковна, и вправду его с семьей взяли. А то был такой же дурак, портной. Продали его одного, он у хозяина нового сперва пил, потом — в петлю. Половину денег вернуть пришлось.

Я еле-еле подавила вздох. Ситуация…

* * *

До обеда я в сопровождении мальчонки-слуги, одетого уже не под арапчонка, а под средневекового пажа, осматривала усадьбу. Мальчонка подробно рассказывал о здании, о театре, об оранжерее с ананасами и кофейными деревьями, о парке и статуях. Если речь шла о господах, старался не говорить и то и дело останавливался — не сболтнул ли чего-то лишнего?

Некоторое время спустя мы зашли в службы, где я встретила Еремея. Кучер угостил табачком и моей настойкой местных коллег, чтобы лошадям дали вдоволь сена. И конечно же, узнал о хозяйственных нюансах поместья намного больше меня.

— Отец барина у старой царицы вельможей был, близким вельможей. — Еремей понизил голос, понимая, что речь идет об интимных тайнах Екатерины Великой. — Оттого и дворец построил как у царицы. Сын почти не служил, тут поселился. Женился на царской фрейлине, или женили его. Сам-то чудит понемногу, а барыня боится — муженьку иногда бес в ребро прыгает. Живут широко — с феатром, с балами, а доходов все меньше. Вот барыня-то дворовых и распродает. А еще барин не любит, когда людей секут, потому-то, едва барыня управителю прикажет человека взгреть, оркестр эту самую репутицию начинает.

Тьфу ты! Ханжа чертов. Не нравится ему, когда людей мучают, крики, видишь ли, для слуха неприятны. То есть нет бы прекратить безобразие, так он, подлец, просто заглушает его для себя любимого. Трижды противно. И не сделаешь ничего. Хоть революцию затевай, право слово.

* * *

Обед накрыли в огромной зале, за столом на двадцать гостей, хотя мы присутствовали втроем. Подавали на фарфоровом сервизе с вензелями Людовика XV. Все было изящно, но я бы сделала повару пару замечаний — в салате немножко яичной скорлупы, недоваренные овощи, прочие мелкие проблемы.

Хозяйка только что явилась с объезда, но переоделась к обеду. И не только переоделась. Я давно не видела столько косметики на одном лице. Наложенной грамотно, умело, тут ничего не скажешь. И все же изначально некрасивая основа была очевидна. Видимо, исключение из императорских фавориток сказалось на даме не самым лучшим образом.