Закон Фукусимы - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" - Страница 12

– Мои аналогичные, – подойдя, сказал Виктор. – Прям переростки-чемпионы по бодибилдингу. А двигаются не как качки, шустрые. Одного пришлось зарубить, иначе б он меня пристрелил.

– Мой тоже пытался, – кивнул я на стрелка, ушибленного гранатой. – Интересные у них автоматы, кстати. Никогда таких не видел.

– «Тип – восемьдесят девять», – сказал Савельев. – Японский автомат, десантный вариант со складным прикладом. Но это не самое интересное. Взгляни сюда.

Он направил луч фонаря на плечо одного из моих пленников, где к рубашке был пришит шеврон с изображением четырех горизонтальных полос красного, синего, белого и черного цвета на желтом фоне.

Я почесал в затылке, пытаясь вспомнить, какого государства этот флаг, – и обнаружил устойчивый пробел в познаниях.

– Не утруждайся, – покачал головой Японец. – Этого государства больше не существует. Глазам своим не верю, но это флаг Маньчжоу-го, марионеточного государства, созданного японцами в прошлом веке на территории Китая. В сорок пятом году оно прекратило свое существование в результате победы Советского Союза над Японией.

– По ходу, не совсем прекратило, – заметил я. – И еще вон каких амбалов научилось выращивать. Давай-ка их свяжем, пока они в себя не пришли.

Однако вязать пришлось только двоих. Одного из вырубленных Японцем и второго, которого я оглушил гранатой. Тот, кого я приласкал ударом за ухо, оказался не таким крепким, как я ожидал. То есть откинул копыта. Бывает такое, если сильно ударить в эту область. Я б, конечно, как вежливый человек принес свои извинения, мол, ошибся маленько, но вряд ли это помогло бы мертвому амбалу.

– Ничего, у нас еще двое есть, – успокоил меня Японец.

– Ага, прям как в анекдоте про хирурга: «Ничего, их у нас еще в палате до фига», – проворчал я.

– Двоих нам точно хватит, чтоб разузнать, куда мы провалились, – сказал Японец. – Делай, как я.

Сначала он стянул запястья пленного пластиковой петлей, которую опытный боец всегда носит с собой в кармане для таких вот целей. После чего пальцем одной руки принялся давить на точку под носом, а пальцем другой – на мышцу кисти левой руки, находящуюся между большим и указательным пальцем. Разумеется, я сделал то же самое – понятно, что познания Японца в теме акупрессуры были намного обширнее моих.

– Точка дзин-тю универсальна, – как бы между делом сообщил Виктор. – При потере сознания – это точка реанимации. Но в то же время сильный удар в нее обычно приводит к смерти. А точка гококу на руке вообще одна из основных при лечении многих болезней верхней части тела. Голова болит, например, или горло – массаж этой точки самое первое дело. Только нажимать нужно посильнее, она как бы внутри руки расположена.

Видимо, Виктор хорошо постарался с сильным нажатием на гококу – его японец внезапно заорал от боли и попытался стукнуть Савельева связанными руками. Понятно, что у него ничего не вышло – Виктор легко уклонился от выпада, после чего синхронно ударил ребрами обеих ладоней по рукам пленного чуть выше локтей. Тот зашипел, словно змей, от бессильной ярости – его руки безвольно упали вниз. Ясно и без пояснений про точки: если так долбануть по локтевым нервам, будет очень больно и обидно, так как руки на некоторое время превратятся в два бесполезных придатка к телу.

Между тем и мой пленник, которому я под носом чуть дыру пальцем не продавил, пришел в себя. Проморгался, потянулся потрогать шишку на лбу величиной с половинку куриного яйца, осознал, что руки связаны, – и все понял, я это по его глазам увидел. А поняв, потянулся к вороту, наглухо застегнутому на верхнюю пуговицу. Понимаю, после такого привета в лобешник может быть затруднение дыхания, потому я не препятствовал.

Возиться с пуговицами, когда руки связаны, так себе занятие, потому пленник ворот просто рванул. Вырванные с мясом из материи пластиковые кружочки посыпались на бетон, но руки пленника все равно вновь потянулись к горлу. Это было странно – чего теперь не дышится-то? Я направил на его кадык луч фонаря – и увидел…

Это было нечто вроде черного обруча, плотно обхватывающего шею. Присмотревшись, я понял, что это искусно выполненное украшение в виде уробороса, змеи, кусающей собственный хвост, одного из древнейших символов в истории всего человечества. И только я успел подумать о том, что, пожалуй, командиры этих бойцов слегка переборщили со знаками отличия, как пленник с силой нажал двумя пальцами на выпуклые глаза змеи.

В ошейнике что-то зажужжало, и пленник презрительно улыбнулся. После чего у него на шее вздулись вены выше и ниже ошейника, и улыбка превратилась в гримасу боли. Понятно почему – металлическая змея довольно быстро заглатывала свой хвост, сдавливая шею.

– Твою ж душу… – прорычал я, понимая, что «язык» вот-вот отправится на тот свет. И уже совсем было дал мысленно команду «Бритве» вылезти из руки – мой нож легко режет любой металл, – но тут же отбросил эту затею.

Поздно.

Ошейник уже скрылся под мгновенно распухшим мясом, нависшим над ним; глаза пленника закатились, пальцы связанных рук и ноги затряслись в предсмертной судороге.

Но моторчик продолжал жужжать, хотя в этом вроде бы уже не было никакого смысла, так как пленный был мертв.

Оказалось, что был.

Прошло менее тридцати секунд, и отрезанная голова пленника отвалилась от тела. А на бетон упала темная от крови металлическая змея, полностью проглотившая свой хвост, который проткнул ее насквозь и вышел с другой стороны головы.

– Дьявольское изобретение, – произнес Виктор, подойдя ближе. – Мой – тоже. Я ему руки отключил, так он ухитрился перевернуться на живот и, пока я соображал, зачем ему это нужно, как-то ухитрился нажать на глаза уробороса. То ли подбородком к шее прижал, то ли зубами прихватил, я так и не понял. Но ясно одно: самоубиваться их учат этой штукой, даже когда у них руки отрублены.

– А еще у них с технологиями все в полном порядке, – сказал я. – Прикинь, какая мощь должна быть у моторчика, чтоб он мог голову отрезать. И какая емкость у микроаккумулятора, который…

– Вот это, кстати, вообще не тема, – перебил меня Савельев. – Не забывай, где находишься. Это Япония, страна технологий. Уж если они секретные лаборатории на дне океана строят, то такую змейку им спроектировать – раз плюнуть.

– Не поспоришь, – согласился я. – Вопрос – что дальше? Скоро те, кто послал этот патруль, начнут интересоваться, куда он делся.

Словно в ответ на мои слова на плече того бойца, которого я убил ударом под ухо, женским голосом заговорила рация:

– Тридцать первый, говорит база. Доложите обстановку.

Несмотря на то, что по-японски я уже говорил довольно бойко, думаю, акцент у меня все-таки присутствовал. Потому я снял рацию с трупа и протянул ее Виктору вместе с перчаткой, которую стянул с руки.

Савельев все понял с ходу. Надел толстую тактическую перчатку на динамик рации и проговорил:

– Тридцать первый базе, докладываю. Обвалился потолок коридора. При исследовании вторым обвалом убило двоих наших. У меня контузия, задело голову. Возвращаюсь на базу.

– Что у вас с голосом, тридцать первый? – забеспокоилась диспетчер. – Почему доклад не по форме?

– Контузия. Возвращаюсь на базу. Конец связи, – проговорил Японец, после чего снял перчатку с динамика, выключил рацию и душевно так шарахнул ею о пол.

– Все правильно сделал, – сказал я, натягивая перчатку обратно. Правда, сразу же снял, поняв, что задумал Савельев. – Ну я-то ладно, попробую себе морду одного из этих амбалов скопировать. А ты?

– Отведу глаза, – пожал плечами. – Сюнкан саймин-дзюцу[9] вроде пока не забыл. Правда, не уверен, что смогу долго дурачить несколько человек сразу: нервное напряжение во время такой работы очень быстро сжигает личную силу.

– Я тоже не молодею, когда себе харю перекраиваю, – сказал я. – Она старается вернуться к своей прежней форме, и держать мясо морды в постоянном напряжении требует неслабых волевых усилий.