Невидимое Солнце (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 17

Это еще полбеды. У вас, людей, были вещи вообще непонятные для скагов — кредиты! Как объяснить скагу, что если он берет в долг у банка тысячу рублей, то должен вернуть полторы? А то и две? До этого если скаг брал у другого скага кусок мяса, или стрелу — то и возвращал точно такой же кусок мяса или стрелу! Ни одному скагу не приходило в голову потребовать еще полкуска мяса, или вторую стрелу! А инфляция? Будь навеки проклят Тилисом, Единым В Трех Ликах тот, кто придумал инфляцию! И его потомки! Скаги не могли понять, почему кусок мяса, который сегодня стоил пять рублей, завтра стоит семь! Он же не стал больше! Он остался точно таким же куском мяса, каким и был вчера!

А затем случилось страшное — люди стали самостоятельны. Помощь скагов перестала быть нужна! У людей были и земли, и города, и все остальное. А машины у скагов ломались. Водопровод начал протекать. За электричество надо было платить. Скаги поняли, что люди теперь готовы платить или гроши — за рабов… прости, за рабочих. Или за войну. Другого товара скаги просто не могли предложить! Вот здесь и наступил полный кабздец. Роскошная жизнь ханов и голодное существование остальных. Но я не виню в этом людей! Мы виноваты сами. Все же мой прапрадед и в самом деле был Великим Ханом…

— Великих Ханов за последние сто лет было всего два — Конош и Киниш, — возразил я.

— О, так Киниш стал Великим Ханом! Я не удивлен. Но я говорю про Коноша. У него было три сына: Ксицы, Кижич и Кошот. Как раз Кошот — мой прадед. Чему ты удивляешься? У нас потомков Коноша столько же, сколько у вас потомков Грачева — на каждом углу десяток. Так вот Конош был воистину велик. Он понимал, что блага, полученные, от людей — это еще и ответственность. Дома, машины, технику, оружие — все это необходимо уметь содержать, чинить и, в идеале — производить самим. Он хотел, чтобы скаги учились, и заставлял их постигать человеческие науки. Только скаги этого не хотели. Они не понимали, чем это закончится. Тем, чем закончилось. Да и Конош совершил страшную ошибку — оставил преемником Ксицы. У нового хана амбиций было выше крыши, но не хватало мудрости отца. Думаю, в то сложное время не хватило бы мудрости у самого Коноша. Но Ксицы еще и усугубил ситуацию. Он понимал, что старейшины не сделают его Великим Ханом, и опасался, что верховным скагом станет кто-то из его братьев, а потому изгнал их из Скагаранского Халифата. Кижич бежал в НАШ, а Кошот — к вам.

— Постой, — воскликнул я. — Получается, если ты — потомок Коноша, то ты можешь стать Великим Ханом вместо Киниша?

— С чего это? А Киниш — он кто? Он праправнук Кижича. Мой много раз «пра» внучатый племянник. Но если Киниш стал Великим Ханом — быть войне. Жижишу — войне до последнего воина. И, я боюсь, для скагов она в самом деле станет последней…

— Уже, — вздохнул я. — Война уже идет.

Я рассказал потомку Великого Хана события последних дней. Старик слушал внимательно, не перебивая. И ничему не удивлялся. За время всего повествования на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Все это очень плохо, — отрешенно произнес инопланетянин. — Сначала истребят вас, потом — нас.

— Вас-то кто? — удивился я.

— Американцы. Ты думаешь, после того, как мои сородичи напьются человеческой крови, их оставят в живых? Нет, конечно! Похоже, этому миру настал конец. Не могу сказать, что я этого не ожидал…

— И что ты теперь думаешь делать? — спросил я.

— Все то же, что делал до этого, — рассмеялся черт. — Я давно ушел и от людей и от скагов. Я не хотел быть рабом, и не хотел смотреть на то, как мое племя превращается в тех, кем они стали сейчас. Леса, степь и горы дают мне все, что нужно для жизни. Мне хорошо одному. Я никому ничем не обязан и никто не обязан мне. Когда-нибудь я помру в какой-нибудь пещере в гордом одиночестве. И меня это устраивает. Ты — другое дело. Иди, сражайся, если хочешь. Главное — за мной не ходи. Тогда мне придется тебя убить.

При этих словах скаг ласково погладил приклад своего карабина. Похоже, не украл.

Насколько же интересной бывает жизнь! Два потомка Грачева и Коноша — тех, благодаря кому больше века назад и заварилась эта каша, мирно беседуют, сидя у огня, уплетая жаркое, в то время, как наши народы разделены линией фронта. Костер давно прогорел. Я устроился на ночлег в углу постройки древних зодчих скагаран, положив автомат рядом с собой. Так и проспал всю ночь, обнимаясь с оружием.

Проснувшись, первое, что я обнаружил — красное небо. Кончилось! Невидимое Солнце кончилось! Арес отступил всего чуть-чуть, оголив лишь краешек светила, но после двух недель беспроглядной тьмы я был рад и этому.

Свет еще не был ярким, но с непривычки сильно болели глаза. Я достал из баула припасенные темные очки и мир из красного стал бордовым. Следом вернется тепло и проклятого холода мы не увидим еще три с половиной года.

Мой вчерашний собеседник, похоже, тоже проснулся совсем недавно. Он раздувал костер, чтобы согреть остатки вчерашнего мяса. Я забрался на развалины стены, любуясь открывшимся с высоты видом: шапки холмов, утопающие в клубящейся внизу испарине, словно плывущие в розовом тумане. Какая красота! Словно ничего и не было — засады, плена, войны. Все было таким мирным. Даже ползущая вдалеке гусеница поезда.

Поезд!

Я кубарем скатился со стены. Поезд! Значит, я был совсем близко от железки! Поезд! И это не могут быть инопланетяне. Им в этих местах просто нечего делать! А, если бы и забрели — то точно не таком виде транспорта. Скорее, на лошадях или машинах.

— Там поезд! — возбужденно закричал я своему случайному компаньону.

Забравшись повыше, он поднял винтовку и прильнул к оптике прицела.

— Там люди, — подтвердил старик мою догадку. — Я так понимаю, завтракать я буду один.

Я уже лихорадочно засовывал свои вещи обратно в баул. Какой, к черту, завтрак? Там же люди! Настоящие, живые люди!

— Прощай, человек, — произнес инопланетянин.

— Прощай, скаг, — ответил я.

Закинув на спину автомат, я вскочил на коня и помчался во весь опор наперерез составу.

Или поезд находился дальше, чем показалось, или двигался быстрее, чем я думал. Скакун отчаянно хрипел подо мной, но я не успевал! Если я с ним разминусь — это будет все. Остановившись, я скинул с плеча автомат и выпустил длинную очередь в воздух.

— Э-ге-гей! Люди!

Состав остановился. Меня заметили! Давая коню время отдышаться, а своим внутренностям — прийти в норму после сумасшедшей гонки, я перешел на шаг. Внутри все ликовало. Какой я молодец! От скагов ушел, с голода и холода не помер, верную дорогу нашел…

И вот, когда до поезда оставалось меньше двухсот метров, протрещала автоматная очередь. Конь издал звук, похожий на бульканье, и повалился в туман, увлекая меня за собой.

— Так его Брагин, молоток, завалил черта поганого! — раздался восторженный вопль.

— Мужики! — прокричал я. — Вы что! Я ваш! Наш! Свой!

— А твои свои и мои свои — это одни и те же свои, или разные свои? — последовал ответ.

Я даже сказать ничего не успел — заговорили автоматы, которым подпевали два трескучих дробовиков. Пули и картечь ложились совсем рядом, некоторые впивались в тело и без того дохлого мустанга.

И этот же конь придавил мою ногу, не давая выбраться. Вот твари! Изловчившись, я просунул автомат между землей и лошадиной тушей и, используя его, как рычаг, смог высвободиться. Но был вынужден опять спрятаться за своего погибшего скакуна. Ребята на поезде патронов не жалели. Если так пойдет и дальше — пули будут просто рикошетить об другие, застрявшие в коняшке.

— Я — лейтенант Грачев! — снова прокричал я. — Патрульная служба Грачевска!

— Хорош заливать, гнида, лучше башку покажи!

На мгновение я в самом деле хотел высунуться, но поостерегся. Кто их знает, этих железнодорожников, что им в голову взбредет. Вместо этого я высунул баул, который в таком тумане никто от человеческого тела все равно не отличит. В мешок сразу впилось несколько пуль. Борясь с желанием открыть ответный огонь, я предпринял еще одну попытку: