В ожидании апокалипсиса - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/44
• Следующая

По-английски он говорил плохо, с заметным акцентом.

– Ваша бурная деятельность вызывает у нас сомнения относительно вашей способности быть образцовым американским гражданином. Я думаю, у вас будут определенные сложности с получением грин-карты.

– Почему? – расстроился Когановский. – Я не нарушил никаких американских законов.

– Это вам только так кажется. Мы считаем, что у правительства Соединенных Штатов есть все основания принять решение о вашей депортации.

– Нет, – испугался Когановский, – только не это.

– Котик, – снова раздалось сверху, – что там случилось?

– Откуда у вас этот дом? – спросил Дронго. – Ведь вы, кажется, получили наследство от своей двоюродной тетки. А на какие деньги вы живете?

– Работаю в строительной компании, – быстро ответил Лева, улыбаясь. Это была уже его стихия, знакомая по старым советским порядкам, – скрывать собственные доходы. Но Дронго не дал ему долго радоваться.

– Вы всегда были таким жизнерадостным? – задал он неожиданный вопрос.

– Да, – улыбнулся Лева, – всегда. Даже в тюрьме, в СССР. Меня сажали за убеждения.

– Не лгите, – строго заметил Дронго, – вас сажали совсем за другое. Кстати, где вы сидели?

– В Нальчике, это такой город на Северном Кавказе, – снова испугался Лева.

Теперь нужно ловить мерзавца.

– Это была колония строгого режима?

– Да.

– И вы попали в нее с той же комплекцией или вы поправились после приезда в Америку?

– Почему? – обиделся Когановский. – Я всегда был таким.

– И любите женщин до сих пор?

– А что, это наказуемо по американским законам? – окончательно осмелел ничего не подозревающий Когановский.

– Нет. Мне просто интересно. Каким образом вы сумели выжить в колонии строгого режима? С вашей комплекцией и цветом кожи попадать в такие заведения в бывшем Советском Союзе просто опасно. Вас вполне могли использовать местные гомосексуалисты, которых так много в советских тюрьмах.

Дронго с удовольствием наблюдал, как с поросячьего лица Когановского от злости и страха сходит краска. «Кажется, мои подозрения обоснованны», – подумал Дронго.

– Просто удивительно, почему они оставили вас без внимания, – продолжал издеваться гость.

Лева молча скрипнул зубами.

– А вы знаете, я, кажется, догадываюсь почему, – вдруг сказал Дронго.

Когановский побледнел еще больше, на лбу выступили капельки пота.

– Вы ведь были агентом местной администрации. Их человеком в колонии, и поэтому вас не трогали. Я прав?

– Нет, – выдавил Когановский, отводя глаза.

– Вам не стыдно врать? Ведь вы сотрудничали с органами милиции, иначе бы вас не выпустили из СССР.

– Неправда, – закричал Когановский. Со второго этажа начала спускаться девушка лет двадцати, в белом банном халате.

– Что случилось? – испуганно спросила она уже по-английски.

– Убирайся к чертовой матери, – заорал на нее хозяин дома.

Испуганная девушка поспешила скрыться в спальне.

– В общем, так, – встал Дронго, – я с вами не прощаюсь. Но хочу предупредить – бросайте вымогательство. Сегодня вы встречаетесь с уважаемым человеком, Семеном Бетельманом…

– Вот сука, – по-русски проворчал Когановский.

– Я не понял, что вы сказали, но, наверное, это ругательство. Бетельман ничего не знает. Просто мы давно следим за ним и его братом. Сейчас вы позвоните к нему и пожелаете счастливого пути в Лондон. Встречу с ним вы, разумеется, отмените. Иначе неприятности я вам гарантирую. В конце концов он бы и так вам ничего не дал.

– Вы не из полиции, – вдруг что-то почувствовал Лева Когановский.

– Нет. Я – представитель частного детективного агентства.

– Никуда я не буду звонить, – отчаянно заявил Когановский. – Я ни в чем не виноват.

Сработал многолетний инстинкт опытного рецидивиста.

– В таком случае у меня есть другие полномочия, – широко улыбнулся Дронго, быстро доставая пистолет. – Для начала я прострелю вам обе ноги.

– Я не идиот, все понял. Как только вы вошли, я все понял. Одну минуту. Я сейчас позвоню.

Когановский бросился к телефону, быстро набрал номер.

– Семен Аронович, – сладко улыбаясь, начал он, – доброе утро. Простите, что вас беспокою так рано. Нет, нет, не по поводу долга. Хочу пожелать вам счастливого пути в Лондон. Вы ведь завтра уезжаете. Что вы, какие деньги? Это была шутка. Разве в Бруклине можно заниматься подобными вещами? Ведь мы хорошо знаем друг друга. Конечно. И вам спасибо. Большое спасибо.

Он положил трубку. Дронго убрал пистолет.

– Кажется, мы договорились. Всего хорошего, господин Лева Когановский.

– И вам всего хорошего, – засуетился хозяин дома.

Когда за Дронго закрылась дверь, сверху спустилась девушка.

– Ты все слышала? – зло спросил Когановский.

– Да, по-моему, он из полиции, – тихо ответила она.

– Хуже. Он из американской мафии. А здесь тебе не Одесса. Я боялся, что после звонка он просто пристрелит нас обоих.

– Что ты такое говоришь, Лева? – испугалась женщина.

– Здесь свои порядки. Черт с ним, с Бетельманом. Возьму больше у Альтмана. Своя шкура дороже.

Через час Дронго выбросил пистолет в мутные воды Ист-Ривера.

Нужно быть бывшим советским гражданином, чтобы понять и прочувствовать всю прелесть Брайтон-Бич. В этом районе Бруклина считается неприличным общаться на английском языке. Одесские евреи говорят с характерным одесским акцентом, грузинские – с грузинским, среднеазиатские тараторят так, словно никогда не уезжали из Ташкента или Душанбе. Здесь представлены все нации и народы Советского Союза – слышится русская, грузинская, армянская, украинская, азербайджанская, литовская речь. Это своеобразный эмигрантский центр евреев, начавших исход еще в середине шестидесятых, когда в Бруклин прибывали люди небольшим ручейком, с трудом пробивающимся из-за плотного кордона; в начале девяностых этот ручеек превратился в мощный поток с Востока, сметающий на своем пути все заграждения.

До встречи с Бетельманом Дронго еще успел переехать в более дешевый отель – «Холидей Инн» на Бродвее. В первом часу дня он был уже в Бруклине, зашел в книжный магазин «Черное море» посмотреть последние поступления книг из бывших республик Советского Союза. Книг было много, и, что особенно впечатляло, среди них попадались издания, вышедшие буквально два-три месяца назад.

«Железный занавес рухнул», – подумал Дронго, доставая с полок совсем новые книги с еще не разрезанными страницами.

– Вы что-нибудь выбрали? – по-русски спросила его пожилая женщина, сидевшая у кассы.

– Нет, пока ничего, – ответил он тоже по-русски, – но у вас великолепный магазин, я заеду к вам попозже.

Женщина благодарно кивнула ему.

– Вы, наверное, недавно из Союза, – заметила она.

– Почему вы так решили?

– Не знаю. Вы какой-то чересчур спокойный. Наши местные обычно более нервозны, у них всегда нет времени.

Было время ленча, и многие эмигранты спешили в кафе и рестораны, открытые по всей улице. Посмотрев на часы, разведчик тоже заторопился. По его расчетам, объект уже находился в кафе.

Едва войдя в зал, он заметил знакомое по фотографиям лицо Семена Бетельмана. Пожилой, лет пятидесяти пяти, большой лоб, крупный мясистый нос, уши, словно приплюснутые к голове, густые мохнатые брови, очки. Объект, как обычно, сидел в одиночестве. Дронго подошел к нему.

– Вы разрешите? – по-русски спросил он.

Бетельман изумленно посмотрел на него, на мгновение перестав жевать.

– Здесь так много свободных мест, молодой человек, – опустил он глаза.

– Меня они не устраивают, – весело возразил Дронго. – Я хотел бы пообедать сегодня с вами.

– Опять, – вздохнул Бетельман, откладывая вилку, – сколько я могу вам говорить – оставьте меня в покое. Я уже передал свою практику другому врачу. Завтра я улетаю в Лондон. Ну что вам от меня еще надо?

– Вы ошиблись. Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете.

• Предыдущая
• 27/44
• Следующая