Эффект Сюзан - Хёг Питер - Страница 17

Я складываю листок.

— Тит, — говорит Харальд. — Как ты поняла, что у вас со священником ничего не получится?

Она смотрит в зимнюю тьму. С Ивихисвай не видно воды. Но отражение лунного света от Эресунна угадывается на низко висящих облаках.

— Он был слишком милым. Со временем он не смог бы со мной мириться.

Это говорит шестнадцатилетняя девочка. О взрослом мужчине, у которого был «роллс-ройс» и миллион последователей.

Сидя здесь, на Ивихисвай, мы все тем не менее понимаем, что она права.

Я отправляю эсэмэску, чтобы включить автомобильный обогреватель. Детям всегда нравилось забираться в теплую машину. Автомобиль отвечает: «выполнено».

Сейчас только около пяти часов. Андреа Финк как-то раз объяснила, что час с пяти до шести утра — самый важный час в сутках. У нее было полторы тысячи научных публикаций, подтверждающих то, что мы все и так уже знаем.

Она всегда называла этот час «мышьяковым часом». Именно в это время тело достигает максимального расслабления. В этот час соотношение между фазой быстрого сна и глубоким сном без сновидений является оптимальным. Именно в этот час формируется жизненно важное ощущение, что вы хорошо выспались. Именно в этот час в большом городе наступает полная тишина. В этот час сумма энцефалограмм в группе, проводящей ночь в лаборатории сна, с большой долей вероятности может приблизиться к гамма-когерентности.

Именно нехватка сна в этот час лишает последних сил родителей грудных младенцев. Сменных рабочих и газетчиков. Именно в это время муниципальные психологи без предупреждения приходят в дома, чтобы оценить, не следует ли принудительно изъять детей у родителей. Само явление стресса коренится в этом часе.

Конечно же, именно на это время мы с Андреа назначали наши допросы. И именно сейчас мы все вчетвером садимся в теплую машину, чтобы отправиться во Фредериксберг. И нанести Торкилю Хайну нежданный визит.

18

Если у тебя в детстве были две тетушки, живущие во Фредериксберге, то ты начинаешь думать, что во Фредериксберге живут исключительно пожилые дамы.

Потом ты вырастаешь, поступаешь в университет, начинаешь заниматься квантовой физикой и обнаруживаешь, что там живут не только старушки. Там живет еще и множество старичков.

В соответствии с этой актуальной демографической картиной, виллы между Вестерброгаде и Фредериксберг Алле спроектированы как мавзолеи и засажены такими растениями, которые принято сажать на кладбищах.

Вилла Торкиля Хайна в середине улицы Кохсвай не является исключением.

И тем не менее по обе стороны входной двери в стену вмонтированы черные стеклянные диски. И они тут не для украшения, а, скорее всего, прикрывают камеры наблюдения.

Во всех окнах дома заметны ленты проводов сигнализации, которые, очевидно, подключены к каким-то дальним диспетчерским службам, может, в полиции, может, и в разведке. В пятидесяти метрах от дома, на противоположной стороне, припаркован «форд» с двумя мужчинами-жаворонками, которые, когда мы паркуемся и открываем калитку, выходят из машины и задумчиво смотрят нам вслед.

Торкиль Хайн — человек, который принимает все необходимые меры предосторожности.

Я улыбаюсь стеклянным дискам и набираю на телефоне номер, который он мне дал. Надеюсь, звонок застанет его посреди самого безмятежного сна без сновидений.

Это не так. Он сразу же берет трубку. И звучит бодро.

— У меня есть фамилии, — говорю я.

— Где?

— На коврике перед вашей дверью.

Дверь открывается через пять секунд. Хотя сам он, в пижаме и халате, стоит в пятнадцати метрах от нее, в глубине анфилады комнат. Возможно, у него пульт дистанционного управления, возможно, дверь относится к нему с таким уважением, что сама открывается по его просьбе.

В таком облачении любой другой человек выглядел бы беззащитным, почти обнаженным. Но к нему это не относится. Его портной, должно быть, уделил много времени и пижаме, и халату. В этом наряде можно запросто отправиться на бал во дворец.

Я протягиваю ему листок, он разворачивает его, бросает на него взгляд, складывает.

— У нее не было протоколов, — говорю я. — Она не участвовала в последних заседаниях. Я знаю, что так оно и было. Мы выполнили нашу часть сделки.

Он кивает.

— Все обвинения в Индии сняты. О вашем доме в Манипуре позаботились. Ваши личные вещи отправлены в Данию в контейнере, они прибудут на следующей неделе. История такова: вас вызвали раньше времени в связи с важными делами. Эта версия поддерживается индийскими властями, Министерством иностранных дел и Копенгагенским университетом. Дело закрыто.

— Если бы все было так просто, — говорю я.

Я сажусь на стул. Лабан и дети садятся. Торкиль Хайн стоит.

Разве можно было представить, что мы окажемся у него дома? И раз уж мы пришли, разве можно себе представить, что мы будем тут рассиживаться? Мы должны как можно быстрее убраться.

— Магрете Сплид мертва, — говорю я. — Ее задушили сегодня ночью в собственном доме. Нас с Харальдом чуть не убили. Экскаватором. Машину стерли в порошок. Нам нужна защита.

Если бы мы ожидали слез и цветов, нас бы постигло разочарование. Но он хотя бы садится.

Видно, что он потрясен. Сначала он подбирает слова. Потом начинает говорить. Но с большим трудом.

— С чего вы взяли, что ее задушили? Причину смерти может определить только специалист.

— Поезжайте туда, — отвечаю я. — Поговорим, когда вы осмотрите труп. И то, что осталось от человека, которому она проломила голову.

Появляется его жена. Она почувствовала, что он нуждается в ней. У великих людей всегда были замечательные жены. Рядом с нобелевскими лауреатами-тяжеловесами — Бором, Ферми, Альваресом, Горбачевым, Сахаровым, Шрёдингером — всегда были амазонки. А от тех, кто проиграл в последнем забеге и не получил премию, — Оппенгеймер, Силард — женщины уходили.

Не следует заблуждаться в отношении женщины, которая сейчас вошла в комнату, хотя она и на полметра ниже своего мужа. Встречаются валькирии очень даже небольших размеров.

— Что случилось, Торкиль?

Голос ее звучит уверенно и твердо. Ей известно столько же, сколько и ему.

Он встает и начинает ходить вдоль стены, как зверь в клетке.

— Кое-что пошло не по плану.

Тут он вспоминает о нашем присутствии.

— Может быть, попросить детей прогуляться, размять ноги, — предлагает он.

— Попробуйте, — отвечаю я, — может, вам и повезет, у меня обычно не получается.

Ему не сразу удается скрыть удивление.

— Мои внуки всегда нас слушаются.

— Их дедушка — вы. Тит и Харальду не так повезло.

Он развил в себе множество исключительных качеств. Но с чувством юмора как-то не сложилось.

Он смотрит на жену.

— Надо увезти их. Пока все это не уладится. В Италию, по программе защиты свидетелей.

Я не сразу понимаю, что это он говорит о нас.

Он принял решение. И теперь поворачивается к нам.

— Отсюда вы едете прямо домой и собираете вещи. Вас заберут через несколько часов. Вы улетаете сегодня. По пути в аэропорт получите новые паспорта и все необходимые инструкции. О вас позаботятся. Надеюсь, что вы сможете вернуться домой не позднее чем через несколько месяцев.

Он этого не знает, но эффект действует. Первым делом — как часто бывает — в пыль рассыпается вежливость. Вежливость — это обычно лишь тончайшая пленка на поверхности.

Поскольку между нами возникла несколько большая взаимная ясность, я могу увидеть кое-что из его физиохимической истории.

Есть люди, которые верят в психологию, я не верю. Всё на свете — это биохимия на базе квантовых электрических эффектов. Торкиль Хайн, должно быть, был создан путем растворения в сильно разъедающей жидкости целой лохани начальников отделов, подполковников и генеральных директоров. Потом раствор выпаривали в концентрат, который сейчас сидит перед нами. Я видела много влиятельных мужчин, но он даст им всем фору.