Дар ушкуйнику (СИ) - Луковская Татьяна - Страница 4

– Не знаю, – буркнул Дедята. – Хоть бы отказал.

– Что?!! – Теренитий аж вскочил, роняя одеяло. – С ума сошел?!

– Думай, как знаешь, а по мне, так пусть он в лесах своих диких сидит. Дурная затея была, – по-стариковски проворчал кметь.

– Ну, знаешь, не ожидал я от тебя, – разозлился Терентий. – Выходит, ты про пропажу князя все выболтал, чтобы ватамана отвадить? И про великого растрепал, а мог бы и смолчать. Тебе княгиня доверилась, а ты изменник?

– Княгиня твоя своих людей пожалела, при себе оставила, а нас ей не жалко. И расплачиваться с ушкуйниками чьим серебром будет, как думаешь? Уж не своим, точно.

– А чьим? – не понял Терентий.

– И еще мне кое-что не понравилось, – не пожелал ответить Дедята, продолжая рассуждать сам с собой. – Ежели, как я думаю, все будет, так недоброе завертеться может, ой, не доброе. Не надо нам находников с Вятки, выкрутимся и без ушкуйников.

– Как же выкрутимся? Сбежать к рязанцам хочешь, как остальные? Струсил с муромскими биться, а может и с самим Великим, так и скажи, – высокомерно проговорил Терентий, впервые чувствуя свое превосходство. Для него-то все было понятно – ушкуи придут, град отстоят, княгиня им заплатит, и все пойдет своим чередом, как раньше, а чьим старуха там златом-серебром решила расплатиться, так это не их дело. Было бы о чем голове болеть?

– Что-нибудь про хозяйку мою здесь брякнешь, шею сверну, – внезапно угрожающе склонился над Терентием Дедята, его черная тень заслонила оконце.

– Не собирался я ничего про нее говорить, и в мыслях не было, – соврал Терентий, вжимаясь в лавку.

Дедята ничего не ответил, лишь снова улегся, отворачиваясь к стене, и еще долго напряженно сопел, что-то обдумывая.

А на утро ватаман Микула вызвал гостей на широкий двор и в присутствии своих людей торжественно объявил, что выступает на защиту Гороховца. Терентий ликовал, Дедята хмурился, едва заметно скрипя зубами.

Город пришел в движение, ватага стала сбираться в дальнюю дорогу. Цепь кораблей – ушкуев, насадов, стругов – выстроилась вдоль пристани, готовая отчалить. «Поспешай», – кричали с берега. А торопиться надо было, скоро ударят заморозки, а там и реки начнут одеваться тонкой коркой льда, плыть станет тяжелей. На дне стругов лежали разобранные сани, а в корабельных стойлах волновались кони, но это на крайний случай, лучше исхитриться и добраться вплавь до ледостава.

Вода беспокойно журчала за бортом, звала в путь. Грозный ватаман стоял на корме, завернувшись в богатый корзень https:// /ebook/edit/dar-ushkuyniku#_ftn5 – добытую в бою безделицу, за которую заплачено зудящей в непогоду раной на плече. Он всегда надевал его перед походом, на удачу. А удача Микуле крепко была нужна, без удачи в таком деле никак нельзя. Пять сотен воев здесь, в верховьях, – силища великая, но там, на юге и не такие рати сбирали. «Поглядим», – встряхнул кудрями ватаман.

Запах пирогов забрался сквозь прикрытую дверь в ложницу, защекотал за нос – вставай, лежебока, трапезу проспишь. Дарена сладко потянулась, улыбаясь новому дню, оставляя во вчера все недоброе. Как же хорошо и уютно у тетки Матрены! И одеяльце пуховое, и подушки набивные, и печь уж чернавки растопили, чтоб племянница хозяйки со сна пяточки не застудила.

– Проснулась, моя ладушка? – в ложницу вплыла сама тетушка, большая круглая, с добродушным набеленным лицом. – Как спалось?

– Лучше и не бывает.

Дарена поспешно поднялась, кланяясь тетке.

– Жених не приснился? – лукаво подмигнула Матрена.

– Да какой мне жених, – печально отмахнулась Дерена, сразу теряя хорошее настроение.

– Как это какой? – тетка уселась на ложе, усаживая обратно и племянницу. – Тот, который красной девице положен и приданое, что завещано.

– Не отдаст она меня, в монастырь мне путь проторен. Братец только защитой и был, а теперь, ежели он не вернется, она меня со света сживет. Боюсь я ее, – призналась в потаенном Дарена, хотя никому никогда того не сказывала и виду подавать не позволяла, ходила гордячкой, обидчиков не замечая, а сердце все ж сжималось.

– Княгиня-мать не вечная, помрет же когда-нибудь, – хоть слабое, да утешение нашла Матрена, и сама, испугавшись худой мысли, перекрестилась на красный угол.

– Да эта карга старая еще нас переживет, – подала голос из-за приоткрытой двери челядинка Устинья, бойкая и любопытная девка.

– А ты ступай, уши об косяк не три! – грозно прикрикнула Матрена. – И чтоб я не слыхивала, что на моем дворе светлую княгиню поносят.

– Уж и правду нельзя сказать, – проворчали у порога, но дверь все же прикрыли.

– Никакого почтения, – вздохнула Матрена.

– Это потому, что ты у нас добрая, – улыбнулась Дарена, обнимая дородную тетушку и доверчиво укладывая ей голову на плечо, – я ее отругаю, чтоб не перечила.

Ближе тетки у Дарены человека не было на всем белом свете. Если бы не тетка, что хоть изредка забирала ее из мрачных княжеских хоромов, Дарена совсем чувствовала бы себя одинокой былинкой в зимнем поле.

– Уж я просила княгиню, отдать тебя на воспитание, – тоже приобняла за плечи племянницу Матрена. – Я вдовица, живу одна, терем просторный, чего еще нужно? И ты б ей лишний раз глаза не мозолила. Не пойму, чего она упирается, переночевать, и то не всякий раз пускает. А в монастырь старой княгине тебя отдать не позволю, – тетка сурово сдвинула сурьмленные брови, – свою унуку пусть туда отдает. Найдется кому и за тебя заступиться, уж не переживай.

Дарена задумалась, говорить ли тетке еще кое о чем, но поразмыслив, решила смолчать. Зачем расстраивать, а то лишь хуже можно сделать, вдруг и вправду Матрена всколыхнет град. Тетка может, она горячая, и на княгиню попрет, если надо.

– Ну, чего-то мы с утра об недобром, – встрепенулась Матрена, – пироги же стынут.

Поесть неторопливо не удалось, в трапезную как ошпаренная влетела все та же Устинья, задыхаясь от подслушанной на дворе свежей вести.

– Ушкуи, ушкуи вятские сюда плывут! На заставе уже. Силище несметная. Веслами да баграми лед ломают, продираются. Княгиня отрядила их встречать. Сказывают, сама за ними посылала Дедяту нашего и крученного этого, Терятку. А мы то гадали, куда она их спровадила, а выходит вона куда. Ой, чего ж будет?

– А чего будет? – не поняла Матрена.

– Как в град их впускать?! А если разбой учинят, насильничать да грабить станут. И кто каргу… и кто светлую княгиню надоумил такое-то придумать – защиту у татей искать?

– Запереть нужно все, – засуетилась Матрена, вскакивая, – что поценнее спрятать, псов с цепи спустить, на ночь ворота крепче запирать, караул усилить. Дарья, одна, без гридей, по улицам теперь не хаживай.

– Не буду, да я и за ворота теперь не выйду, – успокоила тетку и сама растревоженная Дарена.

– Ой, спаси нас, Господи и Пречистая Богородица.

– Ну, пока ушкуи до града не добрались, побегу я домой, пожалуй, – поднялась Дарена из-за стола.

– Беги, беги, – начала крестить ее тетка. – Нет, погоди, Жирослав тебя проводит.

– Да я и сама добегу, с Устей, – попыталась отказаться Дарена, но не сильно настойчиво, а скорее из вежливости.

Она уж сто раз пожалела, что вчера выпорхнула из княжьего двора без охраны. При одной мысли, что могло произойти и как близко она была от позора, пробивал озноб.

Старый кряжистый, но крепкий гридь тетки Жирослав, приторочив на поясе топорик, поплелся следом за Дареной и ее челядинкой.

На улице стоял гомон, все только и говорили, что об ушкуйниках и о неразумном поступке княгини. Тревога росла, перескакивая от одной кучки возбужденно говорящих людей к другой.

– Чего ж про вчера тетке не нажаловалась? – назидательно пробурчала Устя.

Иногда у Дарены складывалось впечатление, что хозяйка Устинья, а она при ней лишь дека черная.