Дар ушкуйнику (СИ) - Луковская Татьяна - Страница 16

Дарью откровенно выпроваживали! Да как бы не так!

– Тетка нынче сама по гостям пошла, – мило улыбнулась Дарена. – Я, пожалуй, дома отобедаю, али мне места за княжьим столом теперь нет?

– Да кто ж тебя гонит, это ж я так, просто спросила, – смутилась Евфимия, отчего-то краснея. – Да может тебе Микулу Мирошкинича тоже видеть не хочется.

– А он мне ничего дурного не сделал, – кольнула Дарена Евфимию острым серым взглядом.

– Ой, еще ж клюковки моченой надобно! – смешно всплеснула руками Евфимия и поспешила прочь.

Микула явился чисто убранным, в расшитой свитке, с золотой гривной на шее и богатом корзене на плечах. Вот только кудри привычно спутаны, некому расчесать. Вместе с ним пришли и его воеводы, двух Дарена видела на службе и во дворе, а вот третий был не знаком. Внешности незнакомец был приметной – не старый еще муж, с строгими угловатыми чертами лица, черной бородой и совершенно седой головой – словно, кто-то щедро обсыпал его мукой. Наверное, это приехал тот самый воевода, что сидел с отрядом в ловчей усадьбе.

Обед проходил в напряжении, каждый играл какую-то, выбранную по себе роль: Микула – чинного гостя, манерам обученного; старая Евпраксия – скромной постницы; Ярослав – взрослого князя, щедрого хозяина; Соломония – жертвы на заклании. Она сидела с таким же лицом как несколькими седмицами ранее на поминках, всем видом выражая недовольство присутствием навязанного жениха. Дарья старалась не привлекать внимание, и разыгрывала роль – я не с вами, а сама по себе. Она и сидела по середине стола между воеводами-чужаками – и почетным гостем с княжеским семейством.

Все сосредоточенно молчали, лишь изредка перешептываясь или кидая отдельные фразы, и только Евфимия, разряжая обстановку, трещала сорокой – об урожаях, торге, морозе и пирогах. Она все время дергала Микулу вопросами – «а как у вас». Ватаман неохотно, но все же отвечал. На Дарью он ни разу не посмотрел, впрочем, и по невесте прошелся недовольным взглядом и больше в сторону Соломонии не косился.

– А что, Микула Мирошкинич, нет ли про меж воевод твоих холостого? – неожиданно вопрошающе махнула пухлыми ручками Евфимия.

Микула удивленно вскинул бровь, не понимая к чему клонит молодая вдовица, уж не замуж ли снова собралась?

– Муж нарочитый Вадим Нилыч вдовый, – с едва уловимой насмешкой отозвался ватаман, кивая в сторону седовласого воеводы.

Тот тоже с любопытством уставился на княгиню.

– А у нас невеста в девках засиделась, никак выдать не можем. Хороша ли? – указала она на Дарью.

Что?!! Дочь князя предлагают боярскому кметю? От полученного оскорбления Дарья просто окаменела. Надо было что-то сказать, но воздуха не хватало, где-то в отдалении продолжала трещать Евфимия.

– А то они с Солошей подруженьки, так бы было спокойней, коли не расстались бы да вместе в чужеземную сторонку отправились.

Ох, уж эта женская месть за избитое чадо, бьющая плашмя! Сейчас это Евфимии на ум пришло, или выпроваживая Дарью, она уже готовилась за ее спиной подобные речи вести? Да кто ж ведает. И главное, заступиться некому, Ярослав слишком мал, чтобы что-то понимать, а остальные байстрючку только рады лишний раз исколоть. И опять все на глазах Микулы! Чтоб больней. Надо отвечать, надо подобрать слова, чтобы не обидеть гостей, но и поставить зарвавшуюся тетку на место.

– Нешто старому ворону на голубке жениться, – вдруг заговорил сам седой воевода. – Не по чести мне княжья дочь, место свое ведаю.

– Так бы и все-то ведали, – ляпнула Соломония.

Теперь уже доля оскорблений досталась и Микуле.

– Так ведай и не забывай, како девка со старшими за столом вести себя должна, – поднял на нее тяжелый взгляд Микула, не сулящий будущей жене ничего доброго.

Соломония сжалась, густо краснея.

– Вон пойди из-за стола, – впервые подала голос старая Евпраксия, бледная что полотно.

Дарена еще не видела ее такой подавленной.

– Никуда она не пойдет! – властно прикрикнула Евфимия.

И Дарья все поняла, да просто же как божий день: глупые курицы – мать и дочь – сговорились заранее осрамить Микулу. Вот же она цепочка: боярскому кметю байстрючка не по чину, а, стало быть, боярину княжну не сватать. А еще показать, что мать князя теперь Евфимия, а старая Евпраксия власти уже не имеет. Мол, сговаривайтесь со мной да на моих условиях. Вот тебе и тихоня да квашня! Как все перекручивает. А если сейчас оскорбленный Микула уйдет, забрав свое войско? Ярослав потеряет все! Все! Разве мать не может этого не понимать – спасая одно дитя, губит другое? Да и какова судьба Соломонии, после того как ее брата изгонят из Городца, захочет ли пронский князь, как и прежде, взять ее за своего сына? Курица, глупая курица!

Дарья, с шумом вскочив с места и сковывая на себе все внимание, бросилась к Ярославу, быстро зашептав ему на ухо.

– Павлуша, сделай так! – только и долетел до остальных обрывок кинутой племяннику фразы.

Ярослав поднялся, краснея как зимний закат.

– Прощения прошу, зять мой нареченный, за сестрицу мою, да смиренно прошу в граде остаться, все обещанное будет тебе, – проговорил он подрагивающим голоском. – Солошка, к себе ступай, так велю, – при этом он смешно сдвинул брови.

– Истинный князь, – тихо одобрила бабка.

Соломония, одарив Дарью ненавидящим взглядом, с достоинством вышла.

– Благодарствуем, княже, за обед. И нам пора честь знать, – поднялся Микула со своими мужами.

Званый обед завершился. Что там было дальше – Дарена не ведала, она тоже незаметно выскользнула из трапезной, оставляя невестку и свекровь выяснять отношения.

На душе было благостно, обидчики посрамлены, мир восстановлен. Дарена улыбнулась… и улыбка застыла на лице, медленно угасая. Опираясь о резной столб, за которым совсем недавно сама Дарена пряталась, стоял Ведан. От пореза на его щеке остался лишь тонкий шрам. Заживает как на собаке, и сам он, что пес, скалился, сверкая острыми зубами.

– Доброго здравия, Дарья Глебовна, – с легкой издевкой произнес сокольничий.

Дарена молча прошла мимо.

– Уже не люб, ушкуя охаживаешь, – полетело ей вслед.

– Не твоя забота, – не удержавшись, огрызнулась Дарена.

– Попортит, приходи за утешением, не откажу.

Дарена ускорила шаг, скрываясь за поворотом. Радость победы погасла.

Вадим приехал не просто так, было дело, не требующее отлагательств. Такое, что самому ватаману следовало выехать да посмотреть. Ну и заодно уж глянуть на охотничий рай гороховецких князей, о котором так бойко вещал Ратша. Выехали из града на следующий день после злополучного обеда.

Не ждал, чего уж темнить, Микула, что все так в гостях у княгинь обернется. Знал бы заранее, явился бы один, чтоб не позориться пред своими людьми. Да и не нравились ему перемены после похорон. Одно дело бодаться с хитрой и умной старухой Евпраксией, другое – пытаться поставить на место недалекую, не видящую дальше своего носа Евфимию. Вздорная баба, что зубная боль, разворотит щеку, а прибытку никакого.

И Соломония – отражение матушки. Поначалу будущая жена виделась Микуле в целом приятной – округла, пригожа лицом, румяна щеками, чего ж еще желать? Потом она забавляла его показной враждебностью, которой он просто не придавал значение: «Ну бывают девки дурехи, как без них, справлюсь». Но это все до званого обеда, теперь, кроме брезгливой неприязни, ничего не осталось. Дорогую цену придется заплатить за право с настоящей княжной въехать в Торжок.

А еще Микула корил себя за Дарью, за то, что все больше и больше запутывался сам и впутывал ее. Вместо того, чтоб распушить хвост пред Соломонией, он упорно завлекал сероглазую гордячку и хмелел от этой опасной игры. «Зачем, зачем?!» – твердил ему рассудок. «Да что ж здесь такого, это ж так, не серьезно, да она и сама то понимает, она девка не по годам умная». Просто веселье, легкое баловство – мимо окон пройти да взгляд кинуть, и увидеть, как колыхнулся шелковый убрус, знать, что она там, стоит затаившись, а не успеет отпрянуть от оконца, так озорно улыбнуться, смущая. И все, чего ж срамного?