Полковник Магомед Джафаров (СИ) - Коллектив авторов - Страница 17

В другой раз Махач пригласил меня перед наступлением большевиков из Баку в марте 1918 года. На этот раз я не хотел вовсе идти, т. к. знал, что переговоры ни к чему не приведут. Но меня уговаривал тогда Тапа Чермоев. Я был как раз у Тарковского, когда получил записку Махача. Тапа, узнав, в чём дело и моё решение, сказал мне: «Напрасно не идёшь. Махач тебя не убьёт. А может быть, они предложат нечто, на что мы согласиться смогли бы». Этот последний довод меня убедил, и я пошёл.

Абдул-Меджид Зульпукаров

У Махача были Мирза и Коркмасов. Они меня горячо убеждали перейти на их сторону и занять место начальника штаба. В разговоре Махач проговорился, и я узнал, что они заодно с большевиками и ждут их прибытия. Я категорически отказался.

Тем не менее кампания, проведённая Социалистической группой против Нажмуддина, в этот раз в связи с общей обстановкой, окончилась для неё большой победой. После ухода Нажмуддина и населения, по крайней мере, окружающих Шуру аулов, произошел большой перелом в пользу Социалистической группы. Махач и Коркмасов приобрели большой авторитет. Темир-Хан-Шуринский округ определённо покраснел.

Но я должен отметить, что вся эта кампания могла быть проведена гораздо лучше. Вообще дагестанская Социалистическая группа могла бы в это время захватить далее власть, если бы она, в особенности в предыдущие годы, не сделала ряда ошибок.

Вот одна из них.

В Петровске на вокзале с русскими солдатами были расстреляны 2 урядника Дагестанского конного полка, возвращавшиеся с фронта домой. Оба были людьми, уважаемыми в полку и отличившимися на фронте. Как нам сообщили неофициально, поводом к такой расправе послужило то, что при них было обнаружено несколько патронов и винтовок.

Как было в действительности дело, мы не знаем, да и не узнали потом. Сотня была возмущена и потребовала расследования и наказания виновных. Но, к удивлению всех, соц. группа уперлась и не шла на это. Вышло так, что Социалистическая группа защищает солдат против всадников. Так как отношения между солдатами и всадниками были вообще враждебны, то, естественно, в сотне возникло озлобление против Социалистической группы.

Сотня упорно добивалась перед Исполнительным комитетом расследования дела, и, в конце концов, в исполком был командирован для выяснения вопроса Зульпукаров. С ним от сотни поехали урядник, всадник и я.

Прибыв в Петровск, мы виделись с командиром стоявшего в Петровске пехотного полка, и он обещал нам произвести расследование. Но во время наших переговоров с комполка зазвонил телефон. После переговоров по телефону комполка заявил нам, что сейчас будет собрание солдат полка, и пригласил нас на собрание. Мы отправились. Солдаты вошли порознь и встали так, что наша группа оказалась в центре замкнутого 4-угольника.

Командир доложил собранию, что мы приехали, чтобы добиться наказания виновных в расстреле наших товарищей. Солдаты слушали его речь в большом возбуждении. Они окружили нас тесным кольцом. Слышались угрожающие выкрики в наш адрес. Видя, что нам угрожают, я схватился было за кинжал, но нас так сдавили, что вытащить кинжал не было возможности. В следующий момент я почувствовал себя в воздухе. То же было и с моими спутниками. «Долой дагестанцев. Кончать с ними, что тут разговаривать». Галдёж был невероятный.

Первым нашёлся Зульпукаров.

«Товарищи! – крикнул он, что было силы. – Вы выслушали вашего командира, теперь выслушайте нас, а потом делайте с нами, что хотите».

В толпе нашлось несколько человек, которые одобрили предложение.

«Пускай говорит, послушаем и их», – послышались крики. Толпа внезапно отхлынула, и мы опустились на землю, так что толпа потеряла нас из виду. Тогда Зульпукаров сказал: «Здесь меня не все услышат, я скажу с фаэтона». И направился к фаэтону, на котором мы приехали и который стоял тут же. Толпа пропустила нас. Зульпукаров влез на фаэтон, намереваясь говорить, я за ним, урядник и всадник вскочили на подножки. Извозчик сообразил, фаэтон рванулся, и через несколько минут мы скрылись за поворотом улицы. Солдаты за нами не гнались. Мы благополучно вернулись в Шуру, не задерживаясь больше в Петровске ни на минуту.

Наш рассказ о том, как нас встретили в Петровске, произвёл на всадников потрясающее впечатление.

Никто из членов Социалистической группы не пришёл и на похороны. Этот факт тоже был отмечен сотнею. Он был тем более ярок, что другие члены Исполкома присутствовали и наговорили много патетических слов о национализме и возмездии.

Сотня, таким образом, оказалась настроенной против Социалистической группы, и это перед наступлением имама, когда Социалистическая группа так нуждалась в поддержке.

После подавления наступления имама дагестанская Социалистическая группа получила определённый перевес в Шуре. Джамиат уль-Исламие и дагестанская интеллигенция как бы начали сдавать свои позиции.

Изменения во власти в том смысле, чтобы Социалистическая группа захватила её в свои руки, как я упомянул, не было, но влияние Социалистической группы на Исполнительный комитет заметно усилилось. Социалистическая группа и раньше оказывала на Исполнительный комитет большое влияние. Гайдаров в своё время был смещён по её настоянию. Назначенный вслед за ним Магомед Далгат должен был уступить своё место Куваршалову тоже под влиянием Социалистической группы. Теперь Куваршалова сменил вызванный из Владикавказа Шаханов. Он был определённым ставленником Социалистической группы и, естественно, во всём следовал её указаниям.

Сильно поднялся авторитет Социалистической группы после отступления имама и среди солдат русской части Шуринского гарнизона.

Губернатор Дагестанской области генерал С.Вольский (в центре) с представителями администрации: слева сидит Мурзаев, стоят слева направо: Сардаров, Ткаченко и Нух Бек Тарковский

Впрочем, русские солдаты и раньше из дагестанцев считались только с Социалистической группой. Других они совсем не признавали, с Исполнительным комитетом не считались.

Уже после случая убийства в Петровске двух урядников мы убедились, что русским солдатам надо противопоставить организационную военную силу. Тогда же возникла мысль поторопить наши полки вернуться домой. В это же время присутствие полков в Шуре стало и для интеллигенции необходимостью. Мы все, таким образом, начали добиваться скорейшего возвращения их домой.

Революция застала генерала Вольского в Тифлисе. Оттуда он написал Нух Беку, что грузины относятся к не грузинам очень плохо, и что он очень хотел бы приехать в Дагестан и провести свои последние годы здесь. Он говорил, что очень полюбил Дагестан, свыкся с ним, как и его семья. Нух Бек показал мне его письмо и спросил моё мнение, т. к. опасался, что приезд Вольского вызовет со стороны крайних элементов эксцессы. Я считал, что отказать Вольскому как человеку, просящему приюта, нельзя, защищать его в случае нужды мы сможем. Это я и сказал Тарковскому.

Это было перед самым наступлением имама. Дагестанский полк вернулся с фронта и стоял в Хасавюрте, когда Тарковский из Хасавюрта написал мне, что Вольский известил его о своём выезде из Тифлиса и просил встретить его и защищать в случае нужды, пока вопрос о переводе полка в Шуру будет решён, и он сам сумеет приехать. Я, конечно, обещал.

Вольский приехал с женой и дочерью, когда Нажмуддин был уже в Шуре. Он остановился в доме Тарковского. Через несколько дней я как-то вышел из дома утром раньше обычного, зашёл в казармы и часам к 8 направился в свою канцелярию. Обычно я приходил в канцелярию к 9-ти часам, но на этот раз мне срочно что-то нужно было сделать.