Отступники (СИ) - Александрова Виктория Владимировна - Страница 25

— Нет, — слабо сказала Элет и закусила губу от боли. Её пальцы, сжимающие рану, были абсолютно красными. — Нет, ни за что.

— Ну что ж… — вновь пожала плечами Жанетта. — Она сама выбрала смерть.

— Ты сделаешь это, — процедил Джон, направляя на неё меч.

— Ты угрожаешь мне этим? — Ведьма рассмеялась, запрокинув голову.

— Это необычный меч. Он с лёгкостью убьёт такую, как ты. — Он не был до конца в этом уверен. Но клинок исчез, а потом, когда стал необходим, появился. Неизвестно, конечно, сможет ли он убить ведьму, но отец Маор говорил… Впрочем, стоит ли доверять словам этого мутного священника?

— Давай проверим, — хмыкнула Жанетта и сделала шаг.

Меч с лёгкостью вспорол тонкий шёлк её платья и мягкую плоть и вышел наружу, пронзив её насквозь. На лице ведьмы вспыхнуло удивление, сменившееся ужасом. Она затряслась и огромными глазами уставилась на клинок, обагрённый первыми алыми каплями. Джон усмехнулся ей в лицо. Жанетта в панике покачала головой, не веря в то, что произошло, и в уголке её губ появилось несколько кровавых пузырьков. Она вцепилась пальцами в рукоять, пытаясь вытащить меч, и Джон с выдавленной усмешкой заметил, что на её белых, похожих на мрамор руках появились выступившие узловатые вены и тонкая сетка морщин. Кожа потемнела, сморщилась и стала дряблой — уже не только на руках, но и на прекрасном лице.

Впрочем, старухой Жанетта пробыла всего несколько мгновений. Потом она начала превращаться в пепел, как будто сгорала изнутри, разлеталась на лёгкие пепелинки, пыль и тлен… И вскоре от неё осталась лишь кучка серой лёгкой золы.

Джон бросил меч и кинулся к Элет, которая смотрела на всё это спокойно и отстранённо. По её щекам текли слёзы, на лбу проступила испарина, а взгляд не выражал каких-либо эмоций. Иногда она как будто просыпалась и слабо морщилась от боли, сжимая пропитанную кровью ткань платья.

Джон опустился на колени и обнял её за плечи, прижимая к себе. Нужно что-то делать, позвать кого-то, остановить кровь… Но жестокий рассудок твердил, что уже поздно, и эти мысли впивались в мозг осколками стекла и обрезками стали. Она с самого начала была обречена, ещё до того, как Гилберт задел её ножом.

Он понимал, что нужно было попрощаться с ней, но хватило его лишь на то, чтобы, зажмурившись, прижаться губами к её холодному лбу.

— Джон, я… — прошептала она почти неслышно, губы её дрожали.

— Тихо, тихо. — Джон погладил её по спутанным волосам. — Всё будет хорошо, слышишь?

Она усмехнулась — слабо, обессиленно, но всё же усмехнулось. Это заставило его ощутить какое-то подобие надежды — очень жестокой и немилосердной надежды, потому что она была напрасной.

— Джон, я… — повторила Элет, но звука в её голосе уже почти не было, а веки неумолимо тяжелели. — Я… — Это слово она даже не произнесла — выдохнула и запрокинула голову, закрыв глаза.

— Элет? — позвал Джон, коснувшись окровавленными пальцами её щеки. По его собственной щеке поползла слеза, затем ещё одна и ещё… — Элет!

Бессилие, отчаяние, злость — на себя, на Жанетту, на Гилберта, на весь мир — казалось, готовы были вот-вот разорвать его на части.

Он звал её, ещё долго звал, но она не отзывалась.

Прошёл год. Время текло неумолимо, жестоко и беспощадно. Оно немного притупляло боль — совсем чуть-чуть. Но не лечило. Не исцеляло. Не дарило долгожданного облегчения. Не позволяло ему забыть.

Рано или поздно, всё исчезает и заканчивается, только вот пока не в его случае. Он видел, как обрывались чужие жизненные пути, и с трудом и болью продолжал идти по своему, не видя конца и края. И от этого становилось ещё больнее. Больно было каждую ночь закрывать глаза и каждое утро открывать их, чтобы прожить ещё один пустой, бессмысленный, безнадёжный день.

Джон вообще не видел снов с тех пор, как вернулся домой, но то, что в ту ночь Анна ему именно приснилась, он понял сразу.

Она стояла на чём-то чёрном и зыбком. Платье на ней было не белое с кровавым пятном, как раньше, а красное — вполне простое, но всё же красивое. И волосы — снова длинные, как в тот час, когда он в последний раз видел её живой. Она смотрела на него большими тёмными глазами и улыбалась. Она была похожа на мать и непохожа на ту, чьё имя ему было больно вспоминать, но всё же так её напоминала…

Джон невольно окинул её непонимающим взглядом, и Анна усмехнулась.

— Ты не ожидал? — сказала она тихо.

— Ты мне снишься? — уточнил он.

— Да, — кивнула сестра. — Я должна тебя предупредить.

Джону подумалось, что это просто иллюзия — как тогда, в темнице. Сопоставив все факты, он понял, что в тот раз иллюзию наслала на него Жанетта, но кому это делать сейчас? После смерти верховной ведьмы Шабаш затаился ещё сильнее, чем раньше, планы Жанетты остались неисполненными, а о каких-либо её последователях ничего не было слышно.

Вдруг Анна оказалась рядом с Джоном, и его проняло холодом. Она коснулась рукой его плеча: кожа казалась прозрачной, но вполне ощутимой физически. Джон облегчённо выдохнул: это она. Не иллюзия, не видение, а именно его сестра — точнее, призрак сестры… Она ведь давно умерла, и в её смерть Джон поверил. А вот смерть Элет до сих пор не укладывалась в голове.

Он похоронил её в фамильном склепе, рядом с Анной — а вот труп Гилберта велел зарыть где-нибудь подальше от замка. От Жанетты же осталась лишь горстка пепла, даже её одежда и украшения обратились в прах.

— Элетелла там же, где и я, — словно услышав его мысли, сказала сестра. — Хотя я её не видела. Но я знаю — вы ещё встретитесь. Встретитесь живыми. Через много-много лет вы снова появитесь в этом мире, и вам суждено будет обрести друг друга.

— Когда? — воскликнул Джон, пожалуй, слишком громко и испугался, что проснётся. Он сжал руку сестры. — Как это вообще возможно?

— Круговорот смертей и рождений, — пожала плечами Анна. — Вы узнаете друг друга в назначенный час. Только жди.

Она начала таять, растворяться в окружающей темноте. Джон вздрогнул и ещё сильнее сжал её руку, но она постепенно теряла свою материальность, превращаясь в холодный дымок.

Когда он проснулся, то сразу вспомнил этот сон до мельчайших деталей. Красное платье и огромные глаза сестры, её смутное предсказание и его волнение… В книгах писали о том, что души умерших спустя какое-то время могут возрождаться в новых телах, но Джон в это не верил.

Не поверил он и теперь, хотя и чувствовал, что это было не просто сновидение. Анна сама пришла, чтобы его предупредить… Предупредить или просто утешить? Дать ложную надежду на то, что, может, никогда не произойдёт? И вообще, откуда ей знать, что будет там, в следующей жизни…

Джон Резерфорд не верил в вещие сны. Джон Резерфорд не верил в перерождение.

Джон Резерфорд не верил уже ни во что.

Она чувствовала, как миллионы, миллиарды пылинок собираются, слипаются, приставая одна к другой и образуя вновь живое человеческое тело. И душа её горела от этого чувства. Это было хуже, чем ад, из которого её так внезапно вырвало заклинание. Это было хуже любой другой боли, и ей хотелось кричать, но она не могла, и немота тоже приносила сильные страдания. Пылинки, срастаясь друг с другом, жгли и пульсировали. Её раздирало изнутри — несмотря на то, что снаружи она собиралась сызнова. Это была невыносимая боль — и это была разумная плата за жизнь.

Но в какой-то миг она закончилась. Резко, внезапно, будто и не было её вовсе. И началась бесконечная пустота.

Сначала она не чувствовала ничего, даже собственных пальцев, да и видела и дышала тоже с трудом. О том, где и в каком виде она оказалась, думать было рано — на то, чтобы это понять, уйдут часы, а то и дни. Ей предстояло заново обрести зрение, слух, научиться говорить и ходить… Вспомнить своё имя — или придумать новое. Она не знала, сколько времени на это уйдёт, и никуда не торопилась. Сколько дней, месяцев или лет она была мертва, ей тоже не было известно. Это, впрочем, и неважно. Счёт времени она потеряла давно, ещё задолго до смерти.