Сборник забытой фантастики №7. Субспутник - Прэтт Флетчер - Страница 38

Не имея абордажных приспособлений, мы не стали бы тащиться в озеро той ночью, но я сказал миссис Барнаби, которая держалась на удивление хорошо, что утром куплю все нужное в Хэмптоне. В Хэмптоне ничего полезного не нашлось, поэтому нам пришлось изготовить их довольно кустарно из тяжелых прутьев и крючков.

Отец юного Барнаби хотел поехать с нами, но я уговорил его остаться с женой. Я чувствовал, что так будет лучше, потому что, хотя я не ожидал найти тело, меня не покидало предчувствие чего-то зловещего, что мы можем встретить, и я почувствовал, что для него было бы лучше не видеть, что крюки могут вывести на поверхность. Возможно, он уловил характер моих мыслей, потому что в конце концов согласился остаться.

Мы погрузили неуклюжую волокушу с привязанной веревкой (я купил восемьсот футов, чтобы быть уверенным, что ее точно хватит) в лодку и с Уилсоном на веслах, поплыли к месту аварии, у нас возникли некоторые проблемы со спуском лодки в воду из-за ее неудобной формы и веса, но в конце концов нам удалось это сделать. Казалось, что крюк никогда не достигнет дна. Пятьсот футов – это долгий путь вниз.

Когда, наконец, спуск прекратилось. Я сел на корму лодки и велел Уилсону грести очень медленно. Он так и делал. У него получалось даже лучше, он вообще почти не двигался. Я почувствовал, что волок, зацепился за какую-нибудь корягу, но Уилсон заверил меня, что во всем районе озера ничего подобного не было. Потребовались объединенные усилия восьми человек, по двое на лодку, чтобы вытащить эту штуку.

Мы работали весь день. прочесывая каждый фут озера в радиусе нескольких сотен ярдов от того места, где упал мальчик. Мы ничего не нашли ни в тот день, ни на следующий, ни в любой другой день в течение недели душераздирающего труда.

Это был напрасный труд, но это необходимо было сделать. Мы боялись, что все это сведет с ума не только мать, но и отца, а так же того, что можем потерять весь бизнес. И, конечно, я мог ошибиться.

Коттедж Барнаби опустел на следующий день после того, как мы перестали прочесывать озеро, и какое-то время казалось, что остальные дома тоже могут опустеть, но, обсудив этот вопрос, жильцы решили, что это был всего лишь несчастный случай, действительно печальный, но слишком распространенный и, поскольку их возвращение домой не помогло бы этим родителям вернуть своего мальчика, они могли бы с таким же успехом попытаться забыть об этом. Итак, они остались, и вскоре освободившийся коттедж был снова арендован.

Однако они не забыли одну вещь – что несчастный случай произошел вечером, поэтому, хотя продолжалось теплое время года, они держались подальше от озера после захода солнца.

Прошел почти месяц, и больше никаких неприятностей не происходило. Даже эти ночные звуки прекратились, и я начал думать, что дал волю своему воображению и что смерть юного Барнаби произошла из-за простого опрокидывания его каноэ. Затем произошел еще один несчастный случай, и на этот раз он был особенно ужасным. И что бы словно специально добавить еще большего ужаса, его жертвой стала молодая пара, которая занимала коттедж, где в свое время жила семья Барнаби.

Молодой человек и его жена, по фамилии Уиппл, были женаты всего чуть больше года. Госпожа Уиппл, довольно хрупкая женщина невротического типа, темпераментная, своенравная и упрямая как дьявол, вскоре должна была стать матерью, и ее состояние, конечно, не облегчало общение с ней. Однако она была красавицей, и мистер Уиппл обожал ее.

Но, какой бы неразумной она ни была, миссис Уиппл рассудила, что она не в том состоянии, чтобы рисковать с опрокидыванием в воду, даже если бы она была хорошей пловчихой, поэтому она держалась подальше от озера, довольствуясь тем, что сидела на носу лодки, которая была привязана к колу, вбитому в землю, в нескольких футах от кромки воды. Там не было абсолютно никакого берега, никакого пляжа, и вода на краю озера резко становилась глубокой.

Никто никогда не узнает, что побудило ее настоять на том, чтобы отправиться на озеро той ночью. Вероятно, это была просто необъяснимая прихоть, свойственная женщинам. Если бы Уиппл был чуть более дипломатичен, он, возможно, отговорил бы ее от этой затеи, но, к сожалению, он решительно отверг ее предложение взять ее на небольшую прогулку на лодке, прежде чем они лягут спать, чтобы согнать немного жирка. Что в начале было простой милой и вкрадчивой просьбой, превратилось в требование, подкрепленное признаками приближающейся истерики.

Согласно Священному Писанию, которое многими людьми признается истиной, Еве удалось заставить Адама съесть яблоко, даже когда он знал, что последствия будут катастрофическими, так чего же можно было ожидать от мужчины, так сильно влюбленного в свою жену, который только боялся возможных неприятных последствий своей уступки? Уиппл продержался некоторое время, но, в конце концов, она уговорила его взять ее и, что еще хуже, настояла на том, чтобы отправиться прямо на противоположный берег и обратно.

Я присутствовал при разговоре, то есть я был на расстоянии слышимости, будучи вовлеченным в разговор с мужчиной по соседству с Уипплами. Когда я услышал, как он неохотно согласился перевезти свою жену через реку, у меня возникло чувство страха, предчувствие чего-то ужасного в связи с этим. Используя весь свой такт, которым я обладал, я попытался отговорить ее от поездки. Но это было бесполезно. Она выслушала достаточно вежливо, потому что была хорошо воспитана, но была непоколебима, а что еще я мог сделать? Правда, я мог бы схватить фалинь и не позволить Уипплу отчалить, так как у меня было предчувствие. Но это потребовало бы объяснения, которое я вряд ли смог бы дать. Поэтому я ограничился тем, что сказал, что не стал бы этого делать при данных обстоятельствах. Но это совершенно не помогло.

Я знал людей, которые смеялись над "предчувствием". Они утверждают, что в этом нет ничего особенного, что такое "чувство" вызвано каким-то пустяковым нервным расстройством, полностью физиологическим. Некоторые приписывают это чрезмерной стимуляции нервов алкоголем или табаком. Что ж, возможно, это связано с какой-либо одной или всеми этими причинами, но я никогда не видел, чтобы это срабатывало со мной, а у меня было много возможностей проверить это. Доказательство, конечно, совершенно однобокое, ибо, если я "чувствую", что позже пожалею, если сделаю что-то определенное, и я подчиняюсь этому "предчувствию", я никогда не знаю, какое наказание действительно последовало бы, если бы я проигнорировал это чувство. Это все равно что пройти курс пастеровской терапии при подозрении на заражение бешенством. Если лечение проводится до того, как у человека разовьется бешенство, никогда нельзя быть уверенным, что в лечении была какая-либо необходимость. Все, что известно, это то, что если есть инфекция и не проводится лечение, человек умирает, причем самым ужасным образом. Так и с "предчувствием". Возможно, все это чушь собачья, как утверждают хладнокровные, прозаичные люди, но разыгрывать "предчувствие" ничего не стоит, и, как правило, я так и делаю.

Я стоял там, на берегу, наблюдая, как свет становится все тусклее и тусклее по мере приближения к середине озера. Это была вторая ночь новолуния. Беззвездное небо было похоже на черный бархат. И мне оно показалось зловеще тихим. При первом ужасном вопле женщины, находящейся в смертельной опасности, который эхом разнесся над черной полосой воды, я почувствовала не столько удивление, сколько подтверждение прежней уверенности, тем не менее, сама моя душа наполнилась ужасом, и когда мгновение спустя более глухой крик мужчина ударил меня по ушам, я понял, что произошла трагедия – и Уипплу, и его жене уже ничем нельзя было помочь.

Я, должно быть, был очень близок к истерике, потому что, когда Уилсон, у которого стучали зубы, схватил меня за руку, я с проклятием стряхнул его и побежал к лодкам, к которым бежали другие мужчины.

Как правило, нервы меня не очень-то беспокоят. Это не из-за какой-то необычной храбрости, потому что я много раз испытывал страх, и он определенно был у меня в ту ночь, когда мы переправлялись через озеро к тому месту, откуда доносились эти ужасные крики. Хотя я выполз в мрак неизвестности, в черноту дождливой ночи, зная, что меня ждет смерть, если я хоть звуком выдам свое присутствие, мои нервы были спокойны, хотя в моем сердце был страх. Я знал, каким образом я могу умереть, и это знание помогало. Но ужасная тайна, стоявшая за необходимостью выйти на озеро, натянула мои нервы как струны, и, если бы кто-нибудь внезапно прикоснулся ко мне, я уверен, что закричал бы.