Наследие Древнего (СИ) - NikL - Страница 1

— Андрей, это катастрофа! Ты понимаешь, какая это катастрофа, Андрей?! “Олимп” поимел нас! А я тебе говорил, от этого Кузнецова ничего хорошего ждать не приходится! — провопил мой напарник в трубку, пока я рисовал узоры на обрывке бумаги. — Ну чего ты молчишь, Андрей?! Ты собираешься хоть что-то сделать?! Нас обокрали — а он молчит!

Я поморщился, потёр многострадальное ухо и отложил мобильник. Три раза постучал по столу и включил громкую связь.

— Андрей, ты тут?

— Дай пять минут на подумать, окей? — отхлебнув горяченного кофе, я помахал на ошпаренный язык. — Не каждый день меня радуют новостями, что мою фирму обложили со всех сторон.

На том конце трубки раздражённо засопели. Я залпом допил кофе, с мазохистским удовольствием прислушиваясь, как он обжигает гортань, и потянулся. Кофе — одна из немногих радостей в моей жизни. И главное топливо, благодаря которому я до сих пор на ногах.

Кофе перед работой, чтобы не заснуть на совещании.

Кофе перед больницей, чтобы не заснуть рядом с кроватью у мамы.

Кофе перед домом, чтобы не убить чудовище, которое по ошибке зовётся котом Борисом.

— Ну так что, Андрей?

— Думаю — ответил я, отправившись за ещё одной чашкой кофе.

Когда я вернулся за стол, мобильник негромко, но яростно матерился.

— Олег, успокойся, и не из такого говна выплывали, — я три раза постучал по столу. — Они увели у нас трёх крупных клиентов и выиграли тендер на два государственных заказа, и это, конечно… обидно, но некритично.

— Некритично?! Ты в своём уме? Да мы потеряли миллионы! Миллионы!

— А Кузнецов потеряет всё, — отрезал я и сделал очередной глоток. — Во-первых, тендер они забрали на демпинге. Теперь это убыточные заказы, их только в мусорку. Во-вторых, у нас завелась крыса. Прикажи службе охраны проверить всех сотрудников, не было ли у кого подозрительных связей с “Олимпом”. А в-третьих… Крысы плодятся очень быстро, почему бы парочке не завестись и у наших конкурентов?

— Что? — Олег от неожиданности подавился.

— То. Олимпийские твари и не пытаются играть честно, поэтому я подстелил соломки на всякий пожарный, — я не смог сдержать ухмылки. — Как ты думаешь, что станет с фирмой, которая очень долго не платила налоги и взяла парочку убыточных заказов?

— Ничего хорошего? — неуверенно предположил он.

— Верно, — я поднялся, поставил грязную чашку в раковину и потянулся. — Мы выждем пару месяцев, чтобы “Олимп” начал стройку, а потом сдадим его налоговой. Все доказательства уже у меня на руках. Кузнецов не сможет закрыть ни один проект, ему придётся объявить банкротство.

— А клиенты вернутся к нам, — плотоядно проурчал Олег.

— Именно. И цены для них поднимутся в полтора… Нет, в два раза.

Попрощавшись с Олегом, я оборвал звонок и снова уселся в кресло. Я уже пару лет хотел расширить бизнес и добавить в наши здания… уникальный почерк. Гражданское строительство, конечно, приносило хорошие деньги, но было довольно однообразным. А мне мечталось о лаврах Захи Хадид.

Вздохнув, я три раза постучал по столу — отголоски обсессивно-компульсивного расстройства — в народе ОКР, которое с большим трудом удалось вылечить. Как бы ни старался, отследить и ликвидировать эту тупую привычку я не мог. Когда нервничал или готовился к важному делу, она обязательно вылезала. Сотрудники и деловые партнёры уже привыкли к этой маленькой странности — считали, что я боюсь сглаза.

Очнулся я в девять часов вечера, когда все работники разошлись, а весь офис, кроме моего кабинета, погрузился во тьму. Выхлебав чашку эспрессо, я побежал на парковку — конечно, частная больница, где лежала мама, пускала гостей круглосуточно, но мне завтра рано вставать. Желательно попасть домой хотя бы к часу.

В больничный холл я влетел ближе к десяти. Медсестра на посту приветливо мне помахала. Пожилая санитарка, моющая полы, покосилась на мои ботинки и вернулась к ведру. Я подошёл к стойке, чтобы заполнить бумажки и, не теряя времени, отправился в палату. За моей спиной раздалось тихое бурчание:

— Топчутся по мытому, ироды! Да ещё и по ночам шляются, как упыри!

— Да тихо вы, баб Нюр! — шикнула медсестра. — Парень сюда каждый день ходит, как на службу. Весь такой красавчик, в деловом костюме, да только усталость за галстуком не спрячешь! Мешки под глазами такие, что котят собирать можно.

Дверь за моей спиной захлопнулась, и я поспешил на третий этаж. Палату я лично выбирал.

— Привет, мам, — я тяжело уселся на стул у кровати. Кардиомонитор мерно пищал, ИВЛ тихо гудел. Мамина грудь едва заметно поднималась и опускалась. — У меня всё хорошо. В общем-то ничего нового. Бизнес цветёт и пахнет, Борис меня ненавидит, внуков я тебе ещё не родил, но как только ты проснёшься — так сразу. Мы с Машкой договорились, что подождём, пока ты не выздоровеешь.

Я подавил тяжёлый вздох. Врач сказал, что мама всё слышит, поэтому я рассказывал ей только приятные новости, боясь расстроить. В книжках пишут, что коматозников нужно мотивировать. А какая мотивация в том, что Машка меня бросила, как только заболела мама, а я торчу в офисе круглыми сутками? Вот и стараюсь придумывать что-то позитивное.

— Смотри, что сегодня принёс, — я снял пиджак, ослабил галстук и вытащил из сумки “Маленького принца” Экзюпери.

Через пару часов я закончил читать, попрощался с мамой и отправился на выход. Каждый раз я покидал больницу в гнуснейшем расположении духа — лечащий врач твердил об улучшениях, говорил, что по всем показателям мозг мамы всё ещё жив. Шансы есть. Но со злосчастной операции прошло уже три года, и… никаких подвижек. Мама не двигалась, не открывала глаза, не разговаривала.

У машины я оглянулся на больницу и нашёл глазами окна сорок восьмой палаты. Я не сдамся. Я сделаю всё, чтобы мама очнулась и прожила счастливую долгую жизнь. Что бы и кто ни говорил, я оплатил больницу на два года вперёд. Так что остается работать, содержать кота, навещать маму и постараться не свихнуться.

Я завёл автомобиль и поехал домой. В дороге завибрировал мобильник. На экране высветилось имя сестры. Я сбросил звонок и кинул телефон на соседнее сиденье, еле сдержавшись, чтобы не сплюнуть прямо себе под ноги.

— Опять, наверное, денег от меня надо… Как же задолбала!

Я долго терпел, очень долго: и Надины кредиты закрывал, и позволял в больницу таскать всяких придурков, которые себя шаманами и целителями возомнили, и Мишеньку, её хахаля, на нормальную работу устраивал, — но моё терпение закончилось!

Как же я ненавижу тварей, которые наживаются на чужой беде. И ведь понимают, что ничем не помогут — а то и хуже сделают, — и всё равно лезут и сосут деньги из дурачков. И до сестры невозможно достучаться — после каждого мошенника говорит: “Всё, это в последний раз!” А потом находит нового — и, конечно, в этот раз самого настоящего! Её бы тоже пролечить не мешало, да только уже в психушке.

Пробираясь в темноте через прихожую, я споткнулся о пушистую мягкую тушу и растянулся на полу, свалив обувницу и зеркало. Зазвенело разбитое стекло, по ушам резанул могучий кошачий ор, и по моей правой щеке резанули острые когти. Пока я матерился, пытаясь встать и не наступить на осколки, Борис грызанул меня за ногу и ускакал в гостиную — точить когти о диван.

— Да чтоб тебя! — я включил свет и побрёл за веником. — Ты надо мной издеваешься? Да я на миллион баксов готов поспорить — ты видел, что я вот-вот на тебя наступлю. И не пошевелился! Ух, кошачья жопа!

Борис вынырнул из-за дверного косяка, прищурил зелёные глазищи и встопорщил шерсть на загривке. Его вид словно говорил: “В этом доме может быть только один хозяин, и это не ты”. Несколько минут мы пялились друг на друга, а потом Борис утробно взвыл и рванул в спальню. На повороте его занесло, и когти с силой процарапали ламинат. Дрифтёр чёртов.

Самый красивый кот, которого я когда-либо видел, и самый вредный. Пушистое белоснежное облачко с розовым носиком и длиннющим шикарным хвостом. Восемь килограммов милоты — но! только на расстоянии. Людей к себе Борис не подпускал, на руки не давался, гладить не позволял, чуть что ему не нравилось — моментально щерил клыки и показывал когти. Мне кажется, он только маму и любил.