Зверь - Аллен Селина - Страница 9

Мне пришлось вскинуть голову, чтобы смотреть на него. Я невольно вжала шею в плечи от столь сильного давления, которое оказывали на меня его габариты. Никогда не считала себя маленькой. Метр семьдесят – это средний рост. Но Зверь был словно небоскреб, тень от которого падала на маленькую избушку вроде меня.

– Я друзей не ищу, – холодно бросил он.

До меня донесся чистый запах его кожи и мужского свежего геля для душа. Вместе со страхом неизведанного, во мне вспыхнуло что-то еще. Что-то вроде интереса. Каково это дружить с Максом Пауэллом? Всегда ли он засранец или только каждый день?

– Боже упаси стать твоим другом, но раз я буду часто с вами работать, то нужно быть знакомыми, – поспешила ответить я.

В прошлый раз его глаза были замутнены алкоголем, сейчас они ясны, как солнечное утро после долгого грозового дождя. Я вздрогнула, чувствуя мурашки на своей коже.

Это холод от арены так влияет на меня или его взгляд?

– Кому нужно?

– Ты издеваешься? – не понимала я.

– Мы на «ты» не переходили, – справедливо заметил он.

Черт возьми! Я хотела настучать по его большой и самодовольной голове! Какой же тяжелый человек передо мной стоял! Я ему не свадьбу предлагала, а просто познакомиться, потому что я профессионал и хочу со всеми игроками и дирекцией клуба выстроить адекватные, строгие, но теплые профессиональные отношения!

Пересилив то, что ядовитыми потоками заструилось в моей груди, я вытянула руку вперед.

– Меня зовут Перри.

– Как Перри-утконос20? – спросил он, заставляя меня одной фразой прийти в еще большее возмущение.

– Нет! – фыркнула я. – И знаешь, мне не нравится, когда со мной разговаривают в таком тоне.

– Тогда, удачи, Перри-утконос, – бросил он и развернулся, чтобы уйти.

– Я не утконос! – выкрикнула я. – И, кстати, ты уронил сто баксов.

Он остановился, пошарил в карманах своих штанов, затем лениво взглянул на меня через плечо.

– Оставь себе, – сказал Зверь.

Ну уж нет!

Я резко подошла к нему и сунула свою руку в карман его штанов, случайно касаясь его бедра и… Даже думать не хочу, чего еще я могла там коснуться, определенно чего-то большого, как и он сам. Это было неловко, мои щеки заалели.

Он обернулся и все с тем же безразличием в глазах, наклонил голову, как бы задавая мне вопрос.

– В такие моменты нормальные люди говорят «спасибо», – напомнила я, маскируя за раздражительностью свою растерянность.

– Я не просил этого делать. Нормальные люди также не делают то, о чем их не просят.

– Это называется вежливостью!

На щеке Макса едва заметно дернулась мышца, как если бы я смогла хоть на секунду вывести его из себя.

– Если после этого ты требуешь благодарности, то к вежливости это не имеет никакого отношения, – сказал он.

Я была так зла, что начал дышать как самый настоящий буйвол, а Макс наоборот казался спокойным и непробиваемым как бетонная стена. Однако никто из нас не решался прервать зрительный контакт.

– Дай мне интервью.

– Я все сказал на пресс-конференции, ты не записала и тебе нужно по два раза повторять?

– Мне нужно не такое интервью, – покачала головой я.

– А какое?

– Личное…

Макс мгновенно ощетинился.

– Нет.

– Почему?

Он отошел от меня на шаг.

– Я не говорю о личном с журналистами. И кстати, не выходи ко льду, одетая, как типичная калифорнийская девчонка, – бросил напоследок Зверь и ушел, оставляя меня одну в собственных раздумьях.

Его фраза по поводу калифорнийской девчонки – это просто случайно брошенные слова или он все-таки знает кто я?

Перри

Донна была хороша в роли ведущей спортивных новостей. Ее дикция заметно изменилась в лучшую сторону со времен колледжа. Донна стала увереннее и раскованнее.

Когда-то я, Кирби и Лола думали, что Донна пойдет в какой-нибудь журнал о финансах или экономике. Она всегда была самой серьезной и в то же время зажатой из всех нас. Однако она решила пойти в спортивную журналистику, хотя также как и я не интересовалась спортом.

Меня не привлекала спортивная журналистика до третьего курса. Я ведь родилась в Беверли-Хиллз у дивы американского кино – Линды Бейли. Мама мечтала, чтобы я пошла по ее стопам и стала актрисой, но меня не прельщало торчать по шестнадцать часов на съемочной площадке. Еще она хотела, чтобы я стала моделью, но, увы, я не вышла ростом, да и моя фигура была далека от модельных стандартов. Она растила меня как комнатный цветок, только бы я была красивой, как алая роза. Но стоило мне воспротивиться ей и выпустить свои шипы, она приходила в бешенство. Мама была недовольна мной. Я никогда не могла соответствовать ее представлениям об идеальной дочери.

Когда я заявила о журналистике, мама практически впала в кому, так она говорила. Единственная дочь решила примкнуть к лагерю желтушников, коими по ее мнению были все журналисты. «Будь, хотя бы, модным обозревателем», – говорила она. А я ослушалась и после третьего курса выбрала стажировку на телеканале NBC Sports. Я хотела и вовсе свести ее с ума и стать военным корреспондентом где-нибудь в Йемене, но, к сожалению, я не настолько храбра, чтобы снимать репортажи под пулями.

– Я без сил, – сказала Донна, падая на диванчик в комнате отдыха.

Рядом с ней сел Джей, он долго сканировал лицо Донны любопытным взглядом, затем сказал:

– Ты же всего в одной программе отснялась.

– И что? Я выложилась на все двести процентов! Поэтому я устала.

Донна расправила свои вьющиеся рыжие волосы, которые сегодня были идеально уложены. В отличие от меня она не пренебрегала косметикой и укладками, Донна была при полном параде перед каждой съемкой, и это не было заслугой ее гримера.

Закончив со своими волосами, она взглянула на мои.

– Как тебе удается выдерживать такой цвет? – вдруг спросила она.

Выдерживать? Это еще что значит?

– Этот цвет – мой натуральный, – пожала плечами я.

Донна скептически изогнула бровь.

– Но у твоих волос же красноватый оттенок, – заметила она.

– Да, но я совсем ничего не делаю, чтобы он был таким, – честно призналась я. – Это мои натуральные волосы.

– Везет, – уныло отозвалась она. Мне сегодня нужно еще успеть к своему стилисту. Корни уже отросли.

– Зачем ты вообще красишься в рыжий? – с ярким любопытством в голосе спросила я. – Тебе ведь так идет твой родной цвет.

– Мне нравится больше с рыжими, – отмахнулась Донна, – к тому же мой мужчина от них без ума.

Джей говорил, что она вроде как крутит роман с Тимом – нашим начальником.

– Это странно, если парень любит тебя за рыжие волосы, – сказал Джей, и я не могла с ним не согласиться.

– Не только за волосы, много за что… Например я очень добра, заботлива, нежна и…

– Скромна, – захохотал Джей.

Донна ощетинилась и пихнула его рукой в плечо.

Пряча навязчивую улыбку, я сложила руки на груди и зашагала в сторону маленькой кухни.

– Ты куда? – спросила Донна.

– Пить хочу, налью чая.

– Принеси мне тоже, – сказала она.

Я остановилась и хмуро взглянула на нее.

– Ой, да брось, тебе же не сложно.

Не припомню, чтобы нанималась еще и официанткой, но если отбросить мое уязвленное эго, мне ведь действительно не сложно.

– Я не понимаю, почему бы Тиму не повысить мне зарплату? – спросила Донна. Полагаю, это был риторический вопрос. – Вечно говорит что-то о распределенном бюджете…

– Донна, детка, помни, что ты работаешь в этой студии не одна. А сегодня ты опоздала на полчаса, и я не понимаю, почему бы Тиму не уволить тебя? – смело бросил Джей.

На моих губах заиграла улыбка. Я была согласна с ним, ведь тоже была телеведущей, но никогда не задерживала съемки, своими опозданиями. Я была пунктуальна как часы.

Громкое фырканье Донны было слышно даже в кухне.