Святая Русь (Энциклопедический словарь русской цивилизации) - Платонов Олег Анатольевич - Страница 272
- Предыдущая
- 272/968
- Следующая
Терпеть далее такое положение вещей было нельзя. Оно грозило не царю под угрозой оказывалось существование России. После долгих и мучительных колебаний Иоанн Грозный принял единственно возможное для христианина решение: вынести дело на всенародный суд. Царь прекрасно понимал, что заставить человека нести "Божие тягло" силой - нельзя. Можно добиться внешней покорности, но принять на себя "послушание", осмысленное как религиозный долг, человек должен добровольно. Народ русский должен был решить сам: желает ли он быть народом-богоносцем, хранителем Истины и жизни Православия - или отказывается от этого служения. Согласен ли народ нести все тяготы, искушения и соблазны, грозящие ему на этом пути, по слову Писания: "Чадо, аще приступавши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение; управи сердце твое и потерпи" (Сир. 2:1-2)? И русский народ ответил царю: "Да!"
В начале зимы 1564 Иоанн Васильевич покинул Москву в сопровождении верных ему ближних бояр, дворян и приказных людей "выбором изо всех городов" с женами и детьми. "Третьего декабря рано явилось на Кремлевской площади множество саней, - рассказывает Карамзин. - В них сносили из дворца золото и серебро, святые иконы, кресты... Духовенство, бояре ждали государя в церкви Успения, он пришел и велел митрополиту служить обедню, молился с усердием, принял благословение... милостиво дал целовать руку свою боярам, чиновникам, купцам: сел в сани с царицею, с двумя сыновьями" - и уехал из Москвы.
Поездив по окрестным монастырям, побывав у Троицы, царь к Рождеству остановился в Александровской слободе, в 112 верстах от Москвы. Народ ждал, чтобы Иоанн объяснил свое странное поведение. Царь не заставил себя ждать долго.
3 января 1565 в Москву прискакал гонец Константин Поливанов. Он вез две царские грамоты. В одной из них, врученной послом митрополиту Афанасию, Грозный описывал все измены, мятежи и неустройства боярского правления, сетовал на невозможность в таких условиях нести служение царя и заключал, что "не хотя многих изменных дел терпети, мы от великой жалости сердца оставили государство и поехали, куда Бог укажет нам путь". В другой грамоте, адресованной московскому простонародью, купцам, всем тяглым людям и всенародно читанной на площади, Иоанн объявлял, чтобы русские люди сомнения не держали - царской опалы и гнева на них нет.
Царь не отрекался от престола, сознавая ответственность за народ и за страну. Он как бы спрашивал: "Желаете ли над собой меня, Русского Православного Царя, Помазанника Бoжия, как символ и знак своего избранничества и своего служения? Готовы подклониться под "иго и бремя" Богоустановленной власти, сослужить со мною, отринув личное честолюбие, жажду обогащения, междоусобицы и старые счеты?" Воистину это был один из наиболее драматических моментов русской истории. "Все замерло, - говорит Ключевский, - столица мгновенно прервала свои обычные занятия: лавки закрылись, приказы опустели, песни замолкли". Странное на первый взгляд поведение царя на самом деле было глубоко русским, обращалось к издавна сложившимся отношениям народа и власти.
Когда первое оцепенение москвичей прошло, столица буквально взорвалась народными сходками:
"Государь нас оставил, - вопил народ. - Мы гибнем. Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменниками? Как могут быть овцы без пастыря?" Духовенство, бояре, сановники, приказные люди, проливая слезы, требовали от митрополита, чтобы он умилостивил Иоанна, никого не жалея и ничего не страшася. Все говорили ему одно: "Пусть царь казнит своих лиходеев: в животе и смерти воля его; но царство да не останется без главы! Он наш владыка, Богом данный: иного не ведаем. Мы все с своими головами едем за тобой бить челом и плакаться".
То же говорили купцы и мещане, прибавляя: "Пусть царь укажет нам своих изменников: мы сами истребим их!" Митрополит хотел немедленно ехать к царю; но в общем совете положили, чтобы архипастырь остался блюсти столицу, которая была в неописуемом смятении.
Все дела пресеклись: суды, приказы, лавки, караульни опустели. Избрали главными послами святителя Новгородского Пимена и Чудовского архимандрита Левкия; но за ними отправились и все другие епископы: Никандр Ростовский, Елевферий Суздальский, Филофей Рязанский, Матфей Крутицкий, архимандриты: Троицкий, Симоновский, Спасский, Андрониковский; за духовенством - вельможи, князья Иван Дмитриевич Бельский, Иван Федорович Мстиславский, все бояре, окольничие, дворяне и приказные люди прямо из палат митрополитовых, не заехав к себе в домы; также и многие гости, купцы, мещане, чтобы ударить челом государю и плакаться".
Народ сделал свой выбор. Осознанно и недвусмысленно он выразил свободное согласие "сослужить" с царем в деле Божием - для созидания России как "Дома Пресвятой Богородицы", как хранительницы и защитницы спасительных истин Церкви. Царь понял это, 2 февраля торжественно вернулся в Москву и приступил к обустройству страны.
Первым его шагом на этом пути стало учреждение опричнины. Само слово "опричнина" вошло в употребление задолго до Ивана Грозного. Так назывался остаток поместья, достаточный для пропитания вдовы и сирот павшего в бою или умершего на службе воина. Поместье, жаловавшееся великим князем за службу, отходило в казну, опричь (кроме) этого небольшого участка.
Иоанн Грозный назвал опричниной города, земли и даже улицы в Москве, которые должны были быть изъяты из привычной схемы административного управления и переходили под личное и безусловное управление царя, обеспечивая материально "опричников" - корпус царских единомышленников, его сослуживцев в деле созидания такой формы государственного устройства, которая наиболее соответствует его религиозному призванию. Есть свидетельства, что состав опричных земель менялся - часть их со временем возвращалась в "земщину" (то есть к обычным формам управления), из которой, в свою очередь, к "опричнине" присоединялись новые территории и города. Таким образом, возможно, что через сито опричнины со временем должна была пройти вся Россия.
- Предыдущая
- 272/968
- Следующая
