Миротворцы - Первушин Антон Иванович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/92
- Следующая
- Прекрасный выбор, - сказал он. - Но икра - это закуска. Для начала тебе нужно что-нибудь выпить. Начнём с водки?
Наставник проговорил сакраментальное "Начнём с водки?" столь развязным тоном, что послушник вновь испугался: он понял, что с ним играют в некую игру, но вот только смысла этой игры он понять не мог.
- Я не пью... - сказал он неуверенно.
- Почему же? - Наставник проявил весьма живой интерес .
- Мне не нравится... пить... И это грех...
- А ты пробовал пить? - спросил Наставник. - Может быть, тебе понравится...
Наставник наклонился над столом, протянул руки к маленькому графинчику с прозрачной бесцветной жидкостью внутри, открыл его, быстро и очень ловко наполнил тут же случившуюся хрустальную рюмку.
- Попробуй.
- Я... - послушник замялся, но потом сказал с убеждённостью: - Я не буду пить. Гос-подь сам не пил. И нам не велел.
Эта убеждённость разъярила Наставника.
- Где ты видел, чтобы Он говорил такое?! - загремел Наставник, наклоняясь над съё-жившимся на стуле послушником. - Читай Книгу! Только Книгу! Никаких комментариев, ника-ких изложений для малолетних и слабоумных - только Книгу!
- Я читаю только Книгу, - испуганно зашептал послушник.
- Так, повторяй за мной слово в слово, - распорядился Наставник и, прикрыв глаза и молитвенно сложив руки, зашептал давно заученный текст: "Тогда приходят к нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся? И ска-зал им Иисус: могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься. И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небелённой ткани; ибо вновь пришитое отдерёт от старого, и дыра будет ещё хуже. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое".
- "...и сберегается то и другое", - бормотал заведёно послушник.
- Итак, ты готов выпить?
- Да.
Послушник принял из рук Наставника рюмку и махом, зажмурившись, опрокинул её в се-бя.
Оказалось совсем не так страшно, как он по неопытности предполагал. Водка была от-личного качества, проскочила "как по намазанному". Послушник немедленно закусил зернистой чёрной икрой и ломтем тёплого мягкого хлеба. А Наставник, словно бы уподобившись заправ-скому официанту из "Плакучей ивы", придвигал новые блюда и закуски, доверительным тоном предлагая отведать говядину по-цыгански или мидий по-мароккански. И подливал, подливал, подливал.
С непривычки послушник быстро опьянел, и с какого-то момента перестал отслеживать происходящее. И впал в меланхолическое настроение. Наставник что-то ворковал, придвигая и подливая; послушник всё, что ему придвигалось и подливалось, с задумчивым печальным ви-дом поглощал. Мир накренился, и послушнику приходилось прикладывать немалое количество усилий, чтобы не дать ему обрушиться, удержать в ракурсе. Какое-то время ему это удавалось. Но потом, очередная выпитая рюмка (то ли дорогого бренди, то ли ещё более дорогостоящего коньяка) не пошла внутрь, застряла в горле; послушник сделал судорожное движение свобод-ной рукой и пальцами, пытаясь ухватить с серебряного подноса кусок хлеба, чтобы хоть как-то занюхать и удержать рвущийся спазм, но не успел. Густая рвота, словно под сильным давле-нием, хлынула из приоткрытого рта, заливая стол, стоящую ближе всего тарелку со строгани-ной и джинсы послушника. Резкий отвратный запах ударил, вызывая новые спазмы.
Послушник сполз со стула, упал на четвереньки. Теперь рвота заливала пол; послушник задыхался, из глаз его катились слёзы, но остановить рвоту не мог. Когда ему уже начало ка-заться, что он сдохнет здесь, на полу, под насмешливым взглядом Наставника, всё вдруг и ра-зом кончилось. Послушник икнул и сел почти прямо.
- Я же говорил... - просипел он Наставнику с укоризной. - Нельзя пить... Это... кара божья...
Наставник, никак на этот раз не прокомментировав слова послушника, помог ему встать и снова усадил на стул.
- Пей!
- Я... не мо-огу...
- Пей!
Наставник почти насильно влил в послушника новую рюмку, и последнего словно удари-ли. Сильно ударили, по самому темечку. Он потерял ощущение пространства-времени. В гла-зах то темнело до густой черноты, то просветлевало в мир ярких режущих красок, сияющих и быстро вращающихся в воздухе спиралей. Он что-то пил- глотал, что-то ел-глотал. Потом его взяли под мышки и повели. Он не сопротивлялся - сил не оставалось для сопротивления - а повис в чужих сильных руках, полностью отдавая себя на их, сильных рук, усмотрение.
Его в конце концов куда-то привели и посадили на мягкое. Он, покачавшись туловищем, хотел уже откинуться на это мягкое спиной и провалиться в спасительное забытье, как вдруг под нос ему сунули нечто дурно и резко пахнущее; молния пронзила голову от лица к затылку, рассеивая мутную пелену пьяного дурмана; послушник затрясся, несколько приходя в себя, и обнаружил, что сидит голышом на краешке огромной двуспальной кровати. А рядом с ним, от-кинув голову на подушки и приглашающе раздвинув ноги, лежит полная, сильно "накрашенная" женщина: в интимном красноватом полумраке комнаты блестят её глаза, чувственные влажные губы приоткрыты.
- Иди ко мне, - шепчет женщина. - Я так хочу тебя! Трахни меня. Тра-ахни меня!
Кажется, что послушник никак не должен отреагировать на её настойчивый и, кажется даже, страстный призыв: большое количество выпитого спиртного, неопытность в вопросах секса, общий стресс - не способствуют росту половой активности. Однако с удивлением для самого себя послушник обнаружил, что хочет эту толстую и в общем некрасивую женщину, хо-чет её тела, её чувственных губ и полных бёдер.
- Ну иди же, - подбадривает его женщина. - Я жду тебя. Засунь мне! Я этого хочу!
Послушник забыл обо всём. Он залез на эту женщину, грубо схватил её за грудь, потом так же грубо - откуда только прыть взялась? - вошёл в неё, задёргался. Слюна капала у по-слушника изо рта, прямо на искажённое в странной гримасе лицо женщины. Но ей, видно, было совершенно безразлично, какими спецэффектами послушник сопровождает свой акт; ей, видно, нравился сам процесс, она, закрыв глаза, изгибалась и стонала под послушником. Он сам од-нако практически не испытывал удовольствия: онемение, поднявшись от пяток, охватило всё тело. И женщина уже не казалась послушнику столь привлекательной, как ещё пять-десять ми-нут назад. Он смотрел ей в лицо, и его вдруг снова и неожиданно вывернуло прямо на это ли-цо, грудь. Женщина под послушником закричала. А самого его поволокло куда-то, мир вокруг закрутился волчком и погас.
- Предыдущая
- 16/92
- Следующая
