Три цвета крови - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/57
• Следующая

Один из сотрудников охраны подошел ближе и, взглянув на свой прибор, кивнул остальным.

– Он прав, металла здесь совсем мало. Только на украшениях.

– А что тогда звенит?

– Вилки, ножи, ложки, – ответил Тагиев.

– Собери их со стола и снова измерь, – строго сказал старший.

Тагиев поморщился. Ох уж эти меры безопасности. Ну кто может войти во дворец, когда здесь уже два дня сидят сотрудники МНБ? Он кивнул официанту, разрешая собрать приборы. Сотрудник службы охраны снова прошел вдоль стола.

– Очень слабые сигналы, – доложил он старшему, – это от керамических ваз. Там есть элементы бронзы. От них и сигнал. Для взрывчатки сигнал слишком слаб.

– Проверь еще раз, – подошел к столу старший. Сотрудник добросовестно прошел мимо стола еще раз.

– Все в порядке, – улыбнулся он, – сигналов почти нет. Но я могу убрать и вазы, чтобы проверить еще раз.

– Подождите, – вмешался Кязим, – мы можем снять эти украшения, они съемные. – Он подошел к одной из ваз, отодвинул цветы и, отстегнув какую-то защелку, достал бронзовую полосу. Отпустил цветы.

– Проверьте, – предложил он.

Сотрудник провел металлоискателем:

– Все чисто, никаких сигналов.

– Спасибо, – кивнул старший группы, – можете надеть эти побрякушки.

Тагиев дождался, когда сотрудники охраны отошли в сторону, и строго спросил у Кязима:

– Ты чего вмешиваешься в разговор? Очень умный стал, да? Я тебя быстро выгоню отсюда. Решил показать, какой ты деловой, все умеющий?

Кязим молчал, опустив голову. Строгий директор отошел от метрдотеля, и Кязим поспешил на кухню, где стоял телефон. Набрал номер.

– Алло, – сказал он весело, – дядя Фархад, это я, Кязим, сегодня вечером я буду занят, к вам зайти не смогу... Да, если меня будут спрашивать, скажите, что я приду к вам завтра.

Через сорок минут к Фархад-муэллиму, действительно приходившемуся дядей Кязима, позвонил Энвер. Он хотел узнать про своего родственника и словно невзначай спросил, не обещал ли он прийти.

– Обещал, обещал, – ворчливо сказал старик, – но у него опять дела. Сказал, придет завтра.

– Он подтвердил, – кладя трубку, сказал Энвер, глядя на стоявших перед ним людей, – у него все готово.

– Тогда начинаем, – распорядился Груодис, – Мирослав и Никита, переоденетесь только в гараже. Не хватает еще, чтобы кто-нибудь увидел вас в милицейской форме. Энвер, все зависит от твоей точности. Ровно в назначенное время останови автомобиль.

– Я помню, – кивнул турок.

– Ну, кажется, все – вздохнул Груодис, – действуем, как договорились. Главное, четкость и дисциплина.

– Будьте осторожны, – напомнил Энвер, – они арестовали Самедова. Значит, обо всем знают.

– Мой любезный Энвер, – вздохнул с улыбкой Груодис, – я никогда никого не посвящаю в свои планы. Но ради такого случая я все объясню. Дело в том, что Самедова и должны были арестовать. Мы подставили его осведомителям службы безопасности, чтобы вывести правоохранительные органы на ложный след. Ни Самедов, ни арестованный в Тбилиси Мачаишвили даже не слышали обо мне. И тем более не знают ничего о реальных планах нашей группы. Пока контрразведчики занимались нашей подставкой, у них не было времени заниматься поисками нашей группы. А значит, мы достигли своей цели. Два дурачка сыграли роль громоотвода, а за оставшиеся два-три часа уже ничего нельзя сделать. Можно в лучшем случае убить на допросе Самедова, который так ничего и не скажет. Просто потому, что ничего не знает.

Энвер покачал головой.

– Вы дьявол, – сказал он восхищенно.

– Нет, – очень серьезно ответил Груодис, – просто я человек, потерявший своего Бога.

– Мы опаздываем, – нетерпеливо напомнил Гамид Убатлы, поглядывая на стрелки часов. Несколько часов назад ему позвонили и сообщили, что банкет переносится на один час вперед. Пришлось бросать все свои дела, чтобы успеть на этот прием. Да еще и телефон перестал работать. Хорошо, что он успел предупредить от соседей своего водителя.

– Сейчас иду, – раздраженно ответила жена, в последний раз оглядывая свое платье.

– Осталось двадцать минут, – закричал он, уже облачившись в костюм, – мы можем просто не успеть. Нас не пустят. Ты ведь понимаешь, какая там будет охрана?!

– Не сходи с ума, – жена все-таки нервничала, – если тебя первый раз в жизни пригласили на такой прием, то это не значит, что ты должен потерять рассудок. Я не виновата, что они переносят все время начало банкета.

– Почему в первый? – Эти слова его задели, и он обиделся. – Я все-таки депутат, председатель постоянной комиссии. Меня обязаны приглашать.

– Ладно, – отмахнулась жена. Она знала, как он вымаливал этот пропуск у спикера парламента. На этот вечер приглашали даже не всех министров.

Писатель Гамид Убатлы чрезвычайно высоко ценил самого себя в литературе. Написав за всю свою жизнь не больше двух полных книг, он варьировал свои рассказы и повести, критические статьи и газетные публикации, печатаясь в различных издательствах бывшего Советского Союза.

Самомнение его было настолько высоко, что, когда в одной из хвалебных статей его драму «Жизнь и счастье» назвали продолжением шекспировских традиций, он искренне обиделся. В конце концов, Шекспир был только драматургом, пусть и гениальным. А он, Гамид Убатлы, еще и прозаик, и критик, и ученый, и публицист. «Нельзя сравнивать двух таких разных людей», – гневно говорил он, пеняя главному редактору газеты.

В разное время он занимал руководящие посты в писательских союзах, и поэтому все привыкли видеть его в традиционных президиумах на всякого рода собраниях и конференциях. Он имел средний рост, но от собственной значимости и осознания своего места в мировой литературе всегда хотел казаться выше, чем был на самом деле. Густые усы и седая характерная шевелюра делали его похожим на героев средневековых сказок. При всех режимах он благополучно существовал, как и подобает «истинному таланту». При коммунистах был членом Центрального Комитета и Комитета по Государственным премиям. При демократах гневно обличал коммунистов, вступив в одну из образовавшихся «демократических» партий. После новой смены декораций с тем же усердием обличал демократов. Словом, это был Гражданин на все времена.

Из дома они вышли через пять минут. Водитель, дремавший в автомобиле, вскочил с места, он знал, как требовательны бывают новые руководители.

Хозяин, усевшийся позади, рядом с супругой, был недоволен. За руководителями постоянных комиссий закрепили новые автомобили. Но вместо привычных черных машин Горьковского автозавода это были всего-навсего корейские «Эсперо», к тому же какого-то несерьезного красного цвета. Водитель знал, как возмущался хозяин, требуя поменять его на привычный «ГАЗ-31». Депутат даже обратил внимание, что у его коллег – писателей Анара и Юсифа – машины гораздо лучшего цвета, и все время жаловался, что собратья по литературному цеху, как обычно, завидуют его успехам.

Машина поехала по проспекту Нефтяников, мимо бульвара. Он снова посмотрел на часы. Нет, кажется, все в порядке. Они прибудут даже немного раньше времени, но это хорошо. Может, его заметит президент. В последнее время он стал относиться к нему гораздо лучше. Все-таки не возражал, когда узнал о его выдвижении в депутаты. Позже даже разрешил выдвинуть его в парламент. Правда, на самую скромную должность, но все-таки разрешил.

По всему проспекту через каждые десять метров стояли милиционеры. Вообще-то их теперь называли полицейскими, но в народе осталось привычное название – милиционер. Молодые ребята – курсанты и солдаты – зябко ежились. Несмотря на середину июня, погода в этот вечер была какая-то особенно прохладная. Давно не было такой погоды в июне. Учитывая прибытие стольких высокопоставленных гостей, меры безопасности были приняты исключительные. Аэропорт был теперь не просто оцеплен. К нему подтянули тяжелое вооружение и танки. Причем в каждом танке сидел офицер, который присматривал за соседней машиной, из которой, в свою очередь, тоже присматривали.

• Предыдущая
• 34/57
• Следующая