НИИ особого назначения (СИ) - Фишер Саша - Страница 31

А когда Лада вернулась, я уже и сам подзабыл этот разговор, заваленный новыми знаниями.

Вася специализировался на технике и измерительных приборах. Показывал, как управлять «кукурузиной», похожей на сцепку машинок с американских горок. Ее использовали для входа и перемещения по «тридцать второй» в секторах «омикрон» и «дельта». Но только в том случае, если открывался самый западный вход. Местность там была каменистая, похожая на лабиринты, в остальных ландшафтах низенькая «кукурузина» легко вязла. Управление было простым, даже автомобиль водить сложнее. Особой скоростью эта штука не отличалась, проходимостью тоже, зато увеличивала нашу грузоподъемность. Потому что в зависимости от миссии, к ней можно было подцепить еще несколько «машинок».

Смешная штука. Хоть и очень узкоспециальная.

Потом настала очередь «голубя», довольно бестолкового движущегося механизма, рассчитанного всего на двух пассажиров максимум, а лучше — на одного. Управлять продолговатой платформой на трех колесах было сложно из-за постоянного ощущения, что она вот-вот завалится. Серф, блин, на одном большом колесе и двух страховочных. С двигателем. И управлять этим чудом техники нужно было стоя. Ехал «голубь» медленно, даже пешком быстрее получалось, но Вася сказал, что научиться рулить им мне все равно придется. Потому что... Потом сам увидишь, сложно объяснить.

Вообще автопарк института прямо-таки поражал своим разнообразием. Такое впечатление, что среди создателей машин устроили конкурс «кто придумает самое идиотское транспортное средство», а потом взяли всю эту технику и всем скопом свезли сюда. Мол, у вас там все странно, ребята, валяйте, найдите применение этим вот уродцам. Осторожные расспросы показали, что примерно так все и было. Когда в начале двухтысячных решили приподнять с колен отечественный автопром, объявили десяток премий за «новый взгляд». И кинули в изобретателей разными жизненными благами. Ну и во всех краях-областях тут же возникли гаражи разнообразных моделистов-конструкторов, которые пытались перещеголять друг друга в производстве самых разных движущихся агрегатов. Появились и шарнирные шагоходы, и краулеры, и платформы на воздушной подушке, и модифицированные автомобили всех мастей. Часть «чудиков» из наследия той эпохи осталась только в коллекциях и на выставках, а часть удалось приспособить к делу. Так и появились здесь все эти «голуби», «кукурузины», «саранчи-НН» и прочие «шмыги» с «костылеходами».

Еще меня загрузили тренировками. Как обычной физподготовкой, с прыжками, отжиманиями и прочими упражнениями, так и специфическими, с применением разных технических средств. Кое-какие действия ставили меня в тупик. Например, вибротренажер. Смысл такой — тебя засовывают в сундук, фиксируют руки-ноги-голову эластичными ремнями, и потом вся конструкция начинает дрожать. Мелко и крупно. Иногда даже трясти так, что зубы клацали, но в основном вибрация была почти незаметной, как будто просто гудело что-то.

Еще из странного была световая камера с мигающим цветом разных оттенков, в которой полагалось закрывать то один, то другой глаз, в зависимости от команды. Например, на зеленый можно было смотреть только правым, а на оттенки красного — только левым. И на фиолетовый — открывать оба глаза. А в другой день программа менялась, и правым глазом нужно было смотреть на желтый, левым на синий, а два глаза вместе открывать вообще было нельзя. Если ошибаешься, раздается возмущенный сигнал, и упражнение начинается сначала.

Неделю я жутко уставал от всех этих вещей. К вечеру доползал до своей «каюты» и валился спать, как убитый. Прививка, которую мне всадил чернокожий доктор, меня, конечно, здорово омолодила, но восстанавливать физическую форму пришлось честно. Без всяких там поблажек.

Через неделю я более или менее втянулся, мышцы слегка пообвыклись и перестали болеть так, будто их выжигает изнутри. И я даже стал задумываться о том, что надо бы освоить терминал большого всесоюзного информатория.

Но пока откладывал. Не горит. Всему свое время. А мне и так все нравилось — свежий воздух, осеннее увядание северной природы, тренировки — обычные и необычные, байки от коллег за завтраками-обедами-ужинами... Познакомился с остальными тремя «девятками». «Вереск» отличался тем, что у них все играли на музыкальных инструментах. В «Крабах» были только бородатые мужики, а «Двенадцать» наоборот смотрелось сборищем субтильных школьников и школьниц. В каком-то смысле наша «Нимфа» была самой разношерстной командой. Будто в нее записывали всех подряд фриков, без четких определяющих признаков.

На самом деле, втянуться в этот социум мне было очень легко. Это подразделение института мало чем отличалось от практически любого ЧВК. Народ здесь был простой и конкретный, к опасностям своей работы относился философски и с долей нездорового подчас черного юмора. Кто-то был в обычное время романтическим мечтателем, кто-то корпел над учебниками и тетрадками, чтобы в недалеком будущем заняться наукой как-то иначе, чем таскать из опасной аномальной зоны образцы для исследований, рискуя собственной жизнью и здоровьем. Кто-то писал стихи на досуге. Кто-то письма родственникам. Кто-то любил потрепаться, а кто-то наоборот все больше отмалчивался и предпочитал одиночество.

Вообще я удивился настоящим масштабам этого «лесного убежища». Сначала мне казалось, что оно состоит всего из нескольких небольших зданий, спрятанных среди кустов и деревьев. Жилой корпус, «избушка» медпункта и будка диспетчера. Но оказалось, что «спрятанных» построек здесь гораздо больше. Спорткомплекс, вместе со всеми «адскими машинами» странных тренажеров, гараж и склад были скрыты под землей, а периметр, которого я сначала вообще не заметил, обнесен почти невидимой сеткой высотой в три метра с пропущенным по ней слабым током. Чтобы местная живность не забредала, по всей видимости. И где-то был еще контрольный центр, расположение которого было для меня пока что загадкой.

В общем, я потихоньку втягивался, несмотря на усталость от тренировок. Заводил знакомства и изучал окружающий мир. Влезать во всякие тайны и внутренние интриги не спешил. Хотя успел уже понять, что они здесь есть, несмотря на расслабленное дружелюбие, которое царило в этой части института большую часть времени.

— О, а вот и Клим! — раздался веселый голос Эмиля, когда я смог, наконец выйти после ужина в «кают-компанию». Этакую общую гостиную в жилом корпусе, где младшие научные сотрудники проводили свое свободное время. Болтали, играли в настольные и электронные игры, читали и занимались кто чем. Устроено это место было очень удобно, и спокойно вмещало в себя всех обитателей, с учетом возможных гостей. Передвижными ширмами-экранами помещение можно было поделить на несколько частей, в случае если какая-то из компаний желала затеять шумную игру или посмотреть фильм. Общий свет был приглушенным, кресла и стулья — удобными. А экраны для просмотра легко можно было перемещать в любую часть гостиной. Единственное, чего нельзя было делать в «кают-компании» — это есть. За режимом питания следили очень внимательно, и попытки пожрать во внеурочное время и в неположенном месте пресекались. Воду пить было можно.

Эмиль, Вася и Лада сидели в креслах-мешках вокруг низенького столика и играли в замысловатую настолку, передвигая шашки, которые, в зависимости от положения на поле, светились разными цветами. Поле представляло собой шестиугольник, поделенный на гексагоны. Некоторые были помечены случайными греческими буквами. Правила этой игры я пока что не понял.

— Как себя чувствуешь, Клим? — серьезно спросила Лада, посмотрев на меня сверху вниз.

— Жить буду, — усмехнулся я. — Присяду? Или у вас частная вечеринка?

— Мы почти закончили партию, — сказал Эмиль, склоняясь над полем. Рука его задумчиво зависла над мигающей красным шашкой. Потом переместилась к зеленой. Он двинул ее на три гексагона, шашка сменила цвет на синий. Раздался едва слышимый писк. И цвет сразу трех шашек поменялся, а одна погасла совсем. Эмиль довольно заурчал, как сытый кот, схватил погасшую фишку и бросил к трем другим таким же перед собой.