Математика на раздевание - Орлова Тальяна - Страница 13

– Вот через месяц и спросите, Алексей Владимирович, пойду ли я с вами в кафе. А я тогда и гляну, есть ли у меня окошко в расписании.

Он остужает меня одной фразой:

– Я все равно не приглашу, потому оставь свое расписание в покое.

Как же мне надоели эти качели! Как надоело болтаться туда-сюда от полного счастья до безнадежной тоски? Поднимаю взгляд и цежу, стараясь не пропускать в голос обиду:

– Да, точно, у вас же девушка есть.

Алексей Владимирович тихо смеется. Но его глаза напряженные и серьезные, они и не позволяют понять, что на самом деле происходит в его голове. И говорит всегда настолько странно, что невозможно игнорировать намеки:

– Я хотел сказать, что играть в математику на раздевание лучше не в общественных местах. Но ты правее – у меня ведь девушка есть.

– Правее? – я поддаюсь небольшому раздражению. – Вы в курсе, что придумываете на ходу слова?

– Злишься, – он констатирует, не отрывая от меня пронзительного взгляда. – Но зря. Мы ведь уже сходили на свидание – прямо сейчас.

– По-вашему, это свидание? – Киваю на отрытый учебник.

– Конечно. – Он откидывается на спинку стула, расслабленно осматривается. – Это почти неосознанное желание. Ремонт, говоришь? И что же мы даже бедным рабочим дверь не открыли? Бедолаги сейчас плачут перед запертой дверью.

Кошмар какой-то. Чего он добивается? Чтобы я прямо вывалила на него все, что чувствую?

– Им домработница откроет!

– В четверг в это время в квартире никого нет. Я не прав?

Я бы, наверное, уже психанула и ушла. Но удерживает его взгляд на мои губы, завороженные глаза. Татуировка эта дебильная удерживает, она утекает под воротник рубашки и зовет туда же за собой. На плече точно нарисован огонь. У человека с настолько неоднозначным характером ничего приличного под одеждой быть не может.

– Правы, – признаю я почти без труда и тоже выпрямляюсь, складывая на груди руки. – И что, вы заметили мою симпатию и теперь над ней смеетесь? Я смешна в своей симпатии, да?

– Похоже, что я смеюсь, Ася? – Он поднимает бровь. – О нет. Я пытаюсь разобраться, что делать дальше. Но уже вижу конфликт интересов.

– Какой же? – мне всерьез любопытно, но я уточняю предельно спокойно.

– Например, я тебе понравился. Настолько, что ты невольно хочешь получить от меня хоть какую-то романтику. Потому и тащишь сюда, где мы неизбежно начнем обсуждать не только математику. Тебе хочется признания. Или прогулок вдвоем. Хочется поцелуев щечку на первых двадцати свиданиях и подержаться за ручки на двадцать первом. Не отказалась бы, чтобы я сочинил тебе пару стишков. Поправь, если я ошибся.

Он ошибся хотя бы в том, что я для себя таких четких планов не рисовала. Но интересно узнать, к чему он ведет, потому просто возвращаюсь к вопросу:

– И в чем же конфликт интересов?

Он пожимает плечами, отрывает взгляд от моих губ, рассеянно смотрит в окно.

– В том, что я тебе не принц на белом коне. Я много чего хотел бы тебе предложить, но романтики там даже не предполагается. Именно поэтому я избегаю принцесс в розовых рюшечках – они потом плачут громче всех остальных. Иногда я в миллиметре от того, чтобы разбить твой хрустальный мирок и показать, где все-таки зимуют раки. Но принцессы хотят чистой любви, а я просто хочу. Понимаешь теперь, в чем конфликт?

Неуверенно киваю, хотя все тело обдает жаром. О чем он сейчас говорит? О том, что хочет секса без отношений? Со мной?! И ему даже свою Ирину бросать не придется? В точности как мажорные одногруппники с сальными взглядами. Разумеется, меня подобное не устраивает, хотя я далеко не принцесса.

За кофе плачу я. Раз уж я его сюда притащила, то вряд ли имела право тратить часть его гонорара. Но мне нравится, как он бездумно тянется за счетом – каким-то привычным отработанным жестом. И когда я успеваю протянуть официантке кредитку, несколько секунд смотрит на мою руку, будто вспоминает, где находится, и кивает со странной улыбкой.

Это был плохой и хороший разговор одновременно. И все же прозвучало признание – как минимум, во влечении. Меня колбасит и выворачивает наизнанку весь вечер. А ночью снится, как этот странный мужчина все же плюет на мои желания и берет то, что привык брать от других. Я просыпаюсь от горячечного жара, от невыносимого томления и снова, снова думаю о нем. В Алексее Владимировиче есть ужасающий недостаток: он откровенен до пошлости, прямолинеен до неприличия. Такие кобели имеют успех у женщин… но раньше я считала, что только легкомысленные девушки могут пасть жертвами настолько грубого очарования. Теперь же сама оказываюсь в такой роли. Но я гноблю себя за то, что не смогла правильно отреагировать – высокомерно вскинуть бровь и посмотреть на него, как на дурака. Или сказать ему хоть что-нибудь, чтобы он понял: мне на него вообще наплевать, я просто от скуки иногда тормошу свое окружение. Да меня вообще не интересуют математики его возраста! Пусть хочет меня, мне-то что с того?

До вторника сгрызаю восемь ручек и четыре карандаша. Действительно, привычка отвратительная. Надо как-то от нее избавляться. Или лучше избавиться от мыслей, что уже поздно думать о конфликте интересов – процесс уже запущен, до взрыва считанные минуты.

Владимир

От ярости я не нахожу слов и сжимаю кулаки. Пытаюсь взглядом Жорика хотя бы покалечить, если не убить, но этому хмырю хоть бы хны – он уже полчаса ухохатывается и вытирает слезы.

– Ты чего ржешь, морда чешуйчатая? – я наконец соображаю, что пора подавать голос. – Забыл, кто на кого работает? Если еще и хрюкать начнешь, то точно уволю!

На него не особенно действует угроза, он как раз через хрюки и отвечает:

– Так я же был прав – ты запал на Куприяновское чадо! Ржачно! Но не парься, дружище, на такую любой бы запал.

– Ты меня каким местом слушал?! – гаркнул я громко, после чего друг немного притих. – Я говорю, она сама на меня вешается!

– Прям-таки вешается? – Жорик прижал руку к груди и поддержал, как только он умеет: – Верю, Володенька, верю! Это она снаружи маленькая и щуплая, но такого медведя ловким приемом скрутила, раздела, оседлала и как давай на нем прыгать! Ты уже заяву в полицию накатал за изнасилование? Постой-ка, у тебя ж как раз юрист знакомый есть – ща быстро накатаем!

Я закатил глаза к потолку ресторана. Зря решил поделиться – мне нужен был взгляд постороннего на вещи, которые я сам себе объяснить не сумел. Глас разума! А не ржач разума. Вспомнил интересный аргумент:

– Знаешь, что она мне устроила, Жорик? Математику на раздевание! Делает ошибку – и стягивает с себя футболку. Клянусь, если бы это происходило не на моих глазах, я бы не поверил. И до сих пор не могу понять, на каких шарнирах тогда смог от нее уйти – до сих пор в штанах больно.

Жорик под полным впечатлением замолчал и даже неверяще замотал головой.

– Серьезно? Вот это у нее выдумка! Чудо, а не девочка! Ты ведь попросил ее подуть на ваву?

– Это не у нее выдумка, – нехотя поправил я. – Честно говоря, идею я подкинул…

– Вона че! – протянул он и снова начал хохотать. – Сразу видно, что ты совсем-совсем не виноват! То есть ты ее открытым текстом провоцируешь, она в какой-то момент начинает на твои провокации реагировать и автоматом становится во всем виноватой? Давай уже как-нибудь пообъективнее на вещи смотреть, а?

Я вздохнул и признал:

– Ненавижу, когда ты прав, но да – я просто места себе не нахожу. Ася – мало что красивая, она шустрая, умная, смелая, четко осознает свои желания и, вопреки всему сказанному, немного зажатая и скромная. Ей до блядской раскованности сто километров ползком, но годам к тридцати из девочки вырастет такая сказка, что она будет мужиков в стопки укладывать. Ну и какие у меня были шансы? Но я тебе это не просто так рассказываю – мне нужен совет.

Жорик умеет быть серьезным и дураком отнюдь не является. И сейчас все-таки успокаивается и пожимает плечами, почувствовав, что хватит с меня насмешек: