Математика на раздевание - Орлова Тальяна - Страница 11

– Оденься, – бросаю я. – А я ухожу. Хватит с меня на сегодня математики.

Она не останавливает. Ей так стыдно, что она даже шага вслед за мной не делает.

Дома три часа ору в стену. Потом остервенело дрочу в душе. Еду в зал, где меня от партнера по спаррингу оттаскивают за волосы. Эта красивая, избалованная дрянь – полная дура, творит первое, что пришло в голову, о последствиях не думает. Но от осознания мне становится еще паршивее: Ася не просто так потеряла все ориентиры, она в прямом смысле приревновала меня к Ирке. Именно поэтому я никогда не связываюсь с малолетками: они сами не знают, что и зачем делают. А уж если влюбляются – сжигают все вокруг к собачьим чертям. У первой страсти границ не предполагается.

Звонит поздно, почти в полночь. Я принимаю вызов не сразу – нужно три вдоха, чтобы настроиться.

– Извините меня, Алексей Владимирович. Сама не знаю, что на меня нашло.

Зато я знаю. Я ей нравлюсь. Осознанно или нет, но она захотела, чтобы я посмотрел на нее другими глазами – хотела выбить из колеи полным разрывом шаблона, но заставить меня увидеть: она не просто одна из учениц, с которой я шутливо флиртую, она – молодая женщина, которая вполне способна отвечать на мои желания. Но только при условии, что я ищу отношений не ради выгоды. Спусковым крючком стала ревность к Ирке, после этого девочка не находила себе места – и вылила свои эмоции в эту хаотичную кучу. Похоронив под ней меня.

– Ничего страшного, Ася, я уже и забыл, – вру, как будто от этого зависит моя жизнь.

– Хорошо. Извините еще раз.

Больше мне не следует ее видеть. Еще один урок – а там или пан, или пропал. Как получится, так и сделаю. Я до сих пор сумел не растянуть ее на рабочем столе только по той причине, что не подозревал о взаимности. Но теперь я в ней уверен. Взаимность в таком желании уничтожает все тормоза.

Ася

Стыдно-то как. Перед собой больше – не перед ним. Актеры не стесняются себя и своего тела, но не до такой же степени! Но я не придумала себе его реакцию, Алексей Владимирович собирался схватить меня и прижать к себе. И этот первый порыв никакими последующими реакциями и словами не прикроешь. Он будто бы обезумел – зеленые глаза не моргали, они потрошили меня на куски и заглатывали каждый. И кто мне подкинул эту идею с математикой на раздевание? Почему в вопиющей ситуации я виноватой осталась одна? Он меня провоцировал, и уже не впервые! И я просто-напросто сдалась, потому что Алексей мне нравится. Ну и что плохого в такой симпатии? Мы можем действительно ходить с ним в кино, встречаться, узнавать друг друга получше и полюбить. Ах да, он ведь не свободен. И, наверное, его останавливает профессиональная этика. Потому и сбежал, не придумав, как еще остановить мой порыв. Но когда-нибудь пройдет экзамен, я сдам его и забуду высшую математику, как страшный сон. И после этого Алексей уже не будет моим репетитором. Или он все-таки любит свою Ирину? Подавила новый всплеск злости – шикарная женщина в памяти рисовалась уродливой старухой, я пририсовывала ей несуществующие морщины, горбила ей спину. Конечно, это неправда, но мне почему-то приятно было именно так ее воспринимать. А вдруг наше новое чувство – самое настоящее? Его надо просто ухватить поудобнее и растянуть в две стороны, как полотно. А Ира уйдет сама собой, исчезнет, как эпизод из прошлого. Такое иногда случается – люди любят друг друга и расходятся. Вероятно, и мы когда-нибудь с ним разойдемся. Но вначале-то нужен период, когда мы все же вместе. Сейчас я ощущаю к нему тягу, это пока не любовь. Просто внизу живота что-то сладко скручивается от мысли, что когда-нибудь он может меня поцеловать.

Предпринимаю еще одну попытку и угадываю момент, когда отец в прекрасном расположении духа. За ужином поднимаю вопрос будто между делом:

– Как думаешь, может, мне на кастинг в субботу сходить? Съемки музыкального клипа, они ищут девушку моего типажа. Ольга говорит, что у меня ходовая внешность, а в клипе отсутствие мастерства не будет так заметно. Зато это можно сделать строчкой в резюме…

Папа сразу хмурится, хотя до сих пор улыбался. Но пока говорит спокойно, что уже можно считать успешным диалогом:

– Вот видишь, Ася, даже твоя театралка открыто признает, что ты красивая бездарность! Таких же примерно миллион в одной Москве. Ну и куда ты лезешь?

От такой постановки акцентов и я начинаю заводиться.

– Пап, отсутствие опыта и таланта – это разные вещи! Ну или давай я в театральный попробую поступить – уж после него я буду достаточно подкована, чтобы в музыкальном клипе на заднем плане помелькать?

– Спятила?! – ну вот, он все же кричит, чем и заканчивается всегда эта тема. – Мой единственный ребенок будет полуголым публику развлекать? Или ты думаешь, что актриски с твоим уровнем роли себе выбирают, а не соглашаются на все предложения?

– Да откуда ты знаешь мой уровень?! Ты ведь ни на один спектакль не пришел! – я возвращаю ему его же тон, но вовремя останавливаюсь. Мне нужен не скандал, а поддержка и понимание от единственного родного человека. И тогда я прибегла к запрещенному приему, вспомнив слова Алексея Владимировича: – Мама бы одобрила. Возможно, мне так хочется испытать себя в этой сфере, чтобы быть на нее похожей? Чтобы воплотить мечту, к которой она только успела притронуться?

Взгляд его потух, и атмосфера сразу снизила накал, окрасившись в белесо-серый цвет:

– Возможно. А я не имею права разрешить тебе совершить такую ошибку. Ася, ты уже, наверное, не помнишь, но мы нередко спорили с ней по этому поводу. Мне не нравилось, что она постоянно на съемках, а не со мной и своей дочерью. Знал бы, что она уйдет от нас так рано, настоял бы на том, чтобы бросила и провела как можно больше времени с нами. – Он подумал и добавил: – Но она бы не бросила. У этих всех актеров такие огромные тараканы в голове, которые просто не позволяют им радоваться обычной жизни.

Мне становится его жаль, не хотела бередить прошлое. Но раз уж открыла тему, то следует привести ее к какому-то знаменателю:

– Но мама умерла не из-за своей работы. А ты как будто перемешиваешь ее болезнь с профессией.

– Знаю, что не из-за нее. – Он вздыхает и отводит взгляд к окну, о чем-то задумавшись или вспоминая. Но потом снова говорит строже, вспомнив, к кому обращается: – Но у твоей матери был я – человек, который ее обеспечивал. Она не впадала в истерики, если не получала роль. Она не хваталась за все подряд, лишь бы заработать на еду. Ты ведь в курсе, насколько такие заработки нестабильны? Сегодня у тебя отличная роль, а потом ты два года не получаешь ни одного предложения. Если твоя мать себе могла такое позволить, то с тобой ситуация другая. Я вкалываю как проклятый, чтобы тебе оставить хоть что-то, но просрать любые деньги – не проблема. Поэтому ты должна получить блестящее образование, стабильную профессию и перестать страдать ерундой. Я ведь не о себе думаю, а только о твоем будущем. Меня точно не устроит, если ты станешь приживалкой при богатом муженьке, который сможет творить с тобой, что заблагорассудится.

Смотрю на него и спрашиваю прямо:

– Ты маму считал приживалкой?

Он болезненно морщится. Отцу точно не нравится тон, который я себе позволяю. Однако и ему сегодня хочется до меня достучаться, донести важную мысль, которую я до сих пор не уложила в голове:

– Не переворачивай, Ася. Но я повидал больше твоего, уж поверь. На всяких насмотрелся. Красивая мордашка может стать билетом в большой мир, но только на одной мордашке долго не протянешь. Знаю и таких, кто сначала выскакивает замуж за богатого бизнесмена, а потом свою красивую мордашку тоналкой замазывает, чтобы синяки скрыть. Это не то, чего я хотел бы для тебя. Никогда не устану повторять: не позволь своему будущему мужу загнать тебя в угол, всегда будь на полголовы выше. Вот получишь диплом, я тебя пристрою куда-нибудь в министерство экономразвития, и после этого, уж будь уверена, ни один высокомерный перец не осмелится на тебя гавкнуть. Не представляешь, как упрощается семейная жизнь, если оба крепко стоят на своих ногах. Или одна стой, если выскочишь за недотепу. По крайней мере, такой точно перед тобой права качать не начнет.