Жизнь на общем языке - Алюшина Татьяна - Страница 8

И было ей так хорошо и прекрасно, как только может быть в детстве, в те мгновения, когда у тебя все отлично, тебе весело, радостно и счастливо на всю широту, аж до неба.

– А ты знаешь, что арбуз это ягода? – неожиданно спросил Матвей.

– Я-агода-а-а… – протянула совершенно потрясенная данным фактом Клавочка и посмотрела на парня расширившимися от поражения глазешками. Подумала и высказала свои серьезные сомнения по поводу данного утверждения: – Ягоды же маленькие, – она показала пальцами, какими должны быть ягоды, по ее весьма компетентному мнению профессионального поедателя этих самых ягод, – как клубничка или малинка. А это же арбуз, – подчеркивая масштаб растения, басом произнесла Клавдия и изобразила руками совсем другой размер.

– Да, – согласился парень, – и все-таки это вот такая ягода. Так ученые утверждают.

Клава задумалась о странных ученых, которые могут утверждать нечто подобное. Почему-то у нее не возникло даже дуновения или легкого намека на сомнения в том, что, может, это не ученые вовсе, а как раз таки сам Матвей говорит неправду. В неведомых ученых она сомневалась гораздо больше.

– А еще они выяснили, что арбуз больше чем на девяносто процентов состоит из воды, – добавил он Клавдии поводов к размышлению.

– Это как? – спросила она.

– А вот так, – решил на примере показать ей Матвей.

Подошел к небольшой лужице недалеко от скамейки и бортиком ботинка скинул в нее совсем немного земли с газона.

– Вот, приблизительно столько в нем воды и совсем немного волокон.

– Так что, – посмотрела на него расширившимися от потрясения глазами подошедшая и вставшая рядом Клавочка, – получается, что мы едим воду?

– Выходит, что да, едим воду, – подтвердил он ее предположения.

И вдруг улыбнулся своей потрясающей улыбкой, преобразившей весь его серьезно-сосредоточенный вид, и рассмеялся, добавив:

– Но очень вкусную, фруктовую воду.

Они доели ягоду-воду под названием арбуз, и тут выяснилось, что у мальчика Матвея имеется в наличии еще и упаковка бумажных платков, которыми он старательно вытер руки, подбородок и губы Клавдии, но это не сильно помогло, поскольку руки у них обоих стали липкими. И пришлось Матвею не только проводить девочку до квартиры и «сдать» ее прабабушке Марии Анисимовне, но и вместе с Клавой отмывать руки от засохшего арбузного сока в ванной комнате. После чего Мария Анисимовна усадила их обоих пить чай с еще теплым овсяным печеньем, которое только недавно испекла.

Так и повелось: когда у Клавочки заканчивались уроки, она отправлялась на продленные занятия, где вместе с другими ребятами делала домашнюю работу по всем предметам, а потом они слушали, как им читают вслух всякие интересные книжки, и играли в увлекательные развивающие игры. А когда продленка заканчивалась, за ней приходил Матвей.

Он закидывал на плечо ее рюкзачок поверх своего, брал Клаву за руку и сопровождал, как обозначила их прогулки Софья Михайловна, девочку до квартиры, где передавал Марии Анисимовне. Иногда они втроем пили чай с какой-нибудь вкусностью, которую пекла прабабушка Клавы, но редко: как правило, Матвей торопился по каким-то своим важным делам, казавшимся Клавочке таинственными и непременно чудесными.

Большую часть дороги до дома Клавдии они молчали, вернее, молчал Матвей, а Клава просто шла рядом с ним. Ей никогда не было неловко или скучно, и ее нисколечко не смущало и не угнетало это его молчание: она твердо знала, что он не просто так себе молчит и глупости всякие в голове думает – он РАЗМЫШЛЯЕТ.

Иногда решает задачки или мысленно играет в шахматы, иногда обдумывает какие-то важные дела или, как он ей объяснял, принимает решения, взвешивая аргументы за и против. Что такое аргументы, Клава не знала и спросила у него, а он объяснил, что это такие ответы на вопросы. Например: если я сделаю вот так, то что в результате моих действий получится, каковы будут их последствия и что из этих последствий хорошо для меня, а что плохо и только навредит.

Иногда он рассказывал ей какие-то странные, серьезные научные вещи, поражавшие маленькую Клавочку до глубины души.

– Знаешь, почему листья на деревьях становятся такими яркими и разноцветными? – спрашивал Матвей, когда восторженная Клава моталась по скверу, с удовольствием подбивая ногами засыпавшие газон листья, сброшенные деревьями, и шурша ими.

– Потому, что они постарели и умерли? – выдвигала свою версию этого природного явления Клава.

– Можно сказать и так, – кивал он и добавлял разъяснений: – По-научному это называется «потеря хлорофилла». Это такой пигмент, который любит тепло и солнце. Когда солнца и тепла становится мало и они нужны самому дереву, чтобы подготовиться к зиме, он перестает их наполнять, и листья теряют зеленый цвет, желтеют, краснеют и опадают.

– А хлофил этот куда девается? – выясняла внимательно слушавшая его Клавочка.

– Исчезает, – пожимал Матвей плечами.

– Значит, он предатель. Бросает листики и сбегает, когда им холодно и плохо, – вздыхала Клавочка, жалея листья. – А откуда ты это знаешь?

– Прочитал в научном журнале.

– Научном – это который ученые пишут? – выясняла девчушка.

– Они, – усмехался парень.

– Какие-то странные и неправильные эти ученые, – размышляла Клава.

– Почему? – улыбался он своей чудесной улыбкой.

– Потому что изучают то, что и вовсе изучать и не надо. Зачем им этот хлофил предательский? Вот взяли бы и придумали, как все ягоды сделать такими, как арбуз. – И она изобразила руками большой шар и рассмеялась. – Вот было бы здорово: малина как мяч, или клубника, или крыжовник.

– Стань ученым и придумай, как вырастить большие ягоды, – предложил Матвей.

– Нет, – покрутила головой Клавочка и сообщила с самым серьезным видом: – Я ученым не могу, мне надо дедушке зубки вылечить.

И, мгновенно перескакивая на другую тему, спросила:

– А ты крыжовник любишь? – И, не дожидаясь его ответа, оповестила: – Я очень люблю, он такой сладенький и кисленький. На дедушкином огороде растет.

Клавдия могла идти и бесконечно развивать какую-нибудь тему, захватившую ее в этот момент, не обращая никакого внимания на то, что Матвей ей не отвечает, и в разговоры-диспуты с ней не пускается, и не отделывается утвердительным мычанием, кивками и редкими «да», чтобы показать, что вроде как слушает. Просто молчит, и все. Но она точно знала, что он слышит все, что она говорит, и это совершенно не мешает ему РАЗМЫШЛЯТЬ, и в любой момент она может задать ему прямой вопрос, и он обязательно ответит.

И она трещала-щебетала в свое удовольствие, припрыгивала от переполнявшей ее энергии, смеялась или становилась серьезной и задумчивой по ходу своих рассуждений, и было ей очень хорошо и всегда интересно рядом с этим странноватым, удивительным мальчиком-юношей Матвеем Ладожским.

А однажды он ее спас…

Как известно, «чего боишься, от чего бежишь, то к тебе и припожалует», как говаривала Клавина прабабушка Маша и добавляла:

– Так что не приманивай, не позволяй страху в голове твоей посиживать, гони прочь.

Клавочка-то в силу возраста и отсутствия опыта в те свои безмятежные семь лет и вовсе ничего не боялась, зато за нее активно боялись родители, бабушка Соня с дедушкой Павлом и прабабушка Маша.

Вот и «приманили».

Где-то недели через три с того дня, когда Матвей первый раз проводил Клаву домой, они шли из гимназии по привычному маршруту. Клава, размахивая ручонкой, что-то увлеченно повествовала, Матвей, никогда не выпускавший ее ладошки из своей руки, традиционно задумчиво молчал, все было как обычно.

Да не совсем.

Матвей заприметил этого мужика не сразу. Вернее сказать, он бы его и вовсе не заметил, но, привыкший поглядывать по сторонам, обратил внимание на мужчину, идущего метрах в пяти вровень с ними и внимательно рассматривавшего вдохновенно щебетавшую о чем-то своем важном-интересном Клавочку.

Матвею сразу не понравился и этот мужик, и его столь очевидный интерес к девочке, потому он рефлекторно и притянул Клаву к себе поближе, и ускорил шаг так, что той пришлось почти бежать, поспевая за ним.