Слепая зона - Ильина Н. - Страница 26

Он сел в машину, привычно поерзав спиной по кожаной спинке сиденья, пристраивая поудобнее ноющее плечо, и набрал номер начальника охраны. Коротко поговорив, Верняк направился домой, не подозревая, что через несколько часов его снова поднимут на ноги.

– Как, мать твою, сбежал? – заорал Верняк, рывком подрывая с постели сухое, поджарое тело.

Сон соскочил с него, как шелуха с луковицы. Пытаясь одной рукой натянуть брюки, он запутался в штанинах, извергая поток изощренных ругательств.

– Где был Лом? С остальными – что?

В его голове никак не могло уложиться, что какой-то чмошный гастер смог улизнуть от вооруженных ребят из охраны до того, как за ним и остальными уборщиками пришел Лом. От Лома бы не свалил… И теперь этот беглец, который к тому же год работал при лаборатории и неизвестно, сколько чего знает, шатается по «Фармкому», шхерится где-то. А у «Фармкома» территория – двадцать гектаров! Хренова туча цехов и складов! Одно утешает – режимник, наружу так просто не выскочишь…

С ревом промчавшись по спящему городу, Верняк немного успокоился и у самой проходной вызвал Лома. Тот, конечно, не спал и, конечно, был на территории. Встретил машину у ворот склада – по бумажкам Верняков арендовал у «Фармкома» помещение под склад готовой продукции, так что подпольный завод так и именовали – склад. Впрочем, реальный склад тоже имелся и был затарен под отгрузку полностью.

Верняк хоть и бывал в разных переделках, и на зоне, и на воле, но кровью рук не пачкал. Для этого предпочитал иметь рядом того, кому мокрота на роду написана. Лом был как раз из таких. Несуразная крупная фигура с узкими плечами и широким задом, одутловатое лицо, простецкий нос картошкой, полные мокрые губы – разве про такого подумаешь, что он хладнокровнее гадюки? И стрелок от бога. Впрочем, несуразным Лом казался, только если не заглядывать ему в глаза – светло-серые, выцветшие, холодные и равнодушные, как кусок льда.

– Босс, я его найду, – пообещал Лом.

А уж если Лом чего обещает, можно не сомневаться, сделает. Верняк кивнул, хлопнул Лома по плечу и решил, что Фрайману об этом знать не стоит. В гневе тот мог быть очень опасен.

Заснуть не получалось. Я ворочалась на жестковатом диване, стараясь найти такое положение, в котором сон пересилил бы хоровод хаотичных мыслей и позволил, хоть на короткое время, забыть о присутствии безмолвного чужака над головой, но сделать это никак не удавалось.

«Уйди, отцепись, сгинь!»

Я готова была разреветься снова. От усталости, от бессилия, от нервного напряжения. Тварь не реагировала. Можно было подумать, что она заснула (вот кто ни о чем не переживал!), но я была уверена, что это не так. Не подходили ей наши понятия – сон, переживания. Даже когда я решила, что тварь голодна, ее голод был другим, не таким, как человеческое желание поесть.

За тонкой стеной ворочался Максим. Я слышала, как скрипит под его весом кровать, слышала, как где-то этажом выше плачет маленький ребенок, как шумит лифт, доставивший домой каких-то полуночников. Дома я прекрасно отсекала посторонние шумы, и они мне не мешали, а здесь не получалось. За стенкой послышалось раздраженное ворчание, и я не выдержала:

– Не спишь?

– Не могу заснуть. Дом просто картонный!

– Мой еще хуже.

Мы переговаривались через стену, лежа каждый в своей постели, и это почему-то не казалось мне нелепым.

– Максим, а у тебя есть дети?

– Нет. Не получилось, может, и к лучшему, – отозвался он. – А что?

– Да ничего.

Честно говоря, я и сама не знала, почему спросила об этом. Может быть, плачущий ребенок вызвал такую ассоциацию.

– Моя жена, бывшая жена, детей не хотела. Это потом я понял почему. Не верила она в наш брак. Целых шесть лет не верила.

Кровать заскрипела сильнее, я решила, что капитан сел.

– Ты ее любил?

Он ответил не сразу.

– Думал, что люблю. Мы были молодыми, Свет. Но чего у нас не было, так это – понимания. Я ее никогда не понимал, а она никогда не понимала меня. Впрочем, все к лучшему. Она сейчас замужем, у нее дочь. А ты? У тебя кто-нибудь был?

Ну вот почему он так уверен, что у меня никого нет сейчас? На лбу у меня это написано, что ли? Я вспомнила свою глупую обиду на неудачное свидание в парке аттракционов и вздохнула – разумеется, написано! Большими буквами.

– Нет. Не случилось.

Как легко быть откровенным, когда тебя и собеседника разделяет стена, пусть даже такая тонкая! И это не совсем то же самое, что разговор по телефону. Я вдруг перестала отвлекаться на другие звуки, слыша только его голос, представляя, как он сидит на своей кровати, курит и смотрит в темноту, такую же, как та, в которую всегда смотрю я. В тот миг мы словно остались одни в целом мире…

– А Гарик? – спросил Максим.

– Гарька слишком долго был моим другом, чтобы стать кем-то бо́льшим. К тому же у него была девушка. Зрячая.

– Это хорошо, – вдруг прозвучало за стеной.

– Что хорошо? Что у Гарьки девушка была? – не поняла я.

– Что у тебя нет никого.

Секунду до меня доходило сказанное, а потом жар бросился в лицо. Я села, упираясь спиной в подушку, и прижала ладони к пылающим щекам. В соседней комнате снова скрипнула кровать. Я замерла. Он же не придет ко мне сейчас? Нет, только не это! Сердце выскакивало из груди. Но нет. Капитан просто снова лег. Стыд за свою трусость вперемешку с неожиданно острым разочарованием оказались последней соломинкой этого безумного дня – я крутанулась, замотавшись в тонкое одеяло, и уткнулась лицом в подушку, чтобы Максим не услышал, как я рыдаю. Тварь неподвижно висела над диваном.

Я не помнила, как заснула. Просто очутилась снова в кафе, на полу, с ужасом ожидая выстрела в лицо. Я пыталась дотянуться до трости, которая лежала совсем рядом и была мне совершенно не нужна, ведь я прекрасно видела и ее, и направленный на меня огромный черный пистолет. Во сне я всегда зрячая. В голове пульсировала только одна мысль – нужно разглядеть убийцу, но было совершенно невозможно отвести взгляд от оружия. Где-то совсем близко взревела полицейская сирена, и я обмякла от облегчения – меня сейчас спасут! Сейчас придет капитан!

– Дежин, слушаю, – хриплый голос вырвал меня из кошмара.

Плохо соображая – где нахожусь? что происходит? – я рывком села в кровати. Нет, на диване. В чужой квартире. В квартире Максима, который молча выслушивал то, что возбужденным голосом сообщал ему звонивший, так громко, что капитан наверняка отодвинул трубку от уха. А что? Я иногда так и делаю, чтобы слишком звонкий голос не резал уши. Слов, конечно, я разобрать не могла, но голос слышала даже через стену. Меня потряхивало, и неприятно кружилась голова. Интересно, сколько сейчас времени?

– Пять часов восемнадцать минут… – сообщил мой голосовой помощник.

Стало понятно, почему мне было так нехорошо – мы не проспали и двух часов…

– Понял. Буду через сорок минут, – завершил разговор Максим.

По коридору зашлепали босые ноги. У двери в мою комнату шаги замерли, но капитан так и не заглянул, просто пошел дальше. Пошевелился и недовольно муркнул Матрос, вытянувшийся между мной и спинкой дивана. Он пришел перед нашим ночным разговором, да так и остался спать со мной. Странно, но тварь его больше не беспокоила. Тварь! Я напряглась, осознав, что не чувствую ее присутствия, и в следующий миг она пошевелилась в дальнем углу комнаты, под потолком. Если бы я могла представить ее спящей, то подумала бы, что просто разбудила и ее, таким вялым и тягучим было движение. Мелькнувшая было надежда исчезла – мое проклятие никуда не делось.

Дежин подорвался на телефонный звонок по-армейски, не просыпаясь, но первые же слова заставили его встряхнуться – в лесопарке обнаружили захоронение фрагментированных останков сразу нескольких тел и два относительно целых трупа. В другой ситуации Максим спокойно перевернулся бы на другой бок – не его дежурство, не его и головная боль, но не теперь. Лесопарк находился в заколдованном треугольнике: дом Светланы – кафе «Уют» – «Фармком». Дежин сам просил коллег сообщать ему обо всех происшествиях в этом районе. И сейчас он нюхом чуял, что страшная находка имеет к его делу прямое отношение.