Несовместимые (СИ) - Кострова Валентина - Страница 19

Его лицо ожесточается. Из упрямства сладко улыбаюсь и благосклонно смотрю на этого «попугая».

— Марьяна, — воспитанно называю свое имя, пожимаю руку. — Поздравляю с открытием, — тычу в небо пальцем, Артур широко улыбается и любовно оглядывается по сторонам.

— Вам нравится? В это детище я вложил всю свою душу и деньги. Ой, вынужден вас оставить, подойду позже, — Артур заискивающе смотрит на Германа, ждет разрешения отойти. Кивает головой - барин разрешает.

Закатываю глаза, обнаруживаю рядом официанта с подносом шампанского. Хватаю сразу два бокала, все себе, мой спутник уже держит в руке стеклянную бутылку с водой.

— У тебя проблемы с голосом? Или с горлом? — отпиваю шипучку, Герман вопросительно изгибает бровь. Похоже, он бережет слова. — Ты очень мало разговариваешь, — улыбается, подносит к губам бутылку, делает глоток. — Не представляю, как ты собираешься быть политиком, если все время молчишь. А, кажется, знаю, каким образом ты решишь проблему: за тебя будут выступать другие люди, отстаивать твои позиции и проекты. И все же мне любопытно, почему ты молчишь? Это интригует.

— Я люблю по существу разговаривать.

— Боже, ты хоть предупреждай, — показательно вздрагиваю от его голоса, залпом выпиваю шампанское с одного бокала, приступаю сразу к другому.

Возле нас оказывается мужчина. Он внимательно меня окидывает придирчивым взглядом, от которого внутри все переворачивается. Ничего приятного не вижу, более того, подсознательно чую угрозу. Герман прищуривает глаза.

— Нам нужно поговорить.

— Завтра в три, — Герман поворачивает голову в мою сторону.

Мужчина шумно выдыхает, недоволен исходом разговора, но не настаивает. Мне сложно представить, что кто-то может настаивать на своем разговоре с Соболем. Он же морозит одним взглядом, а если еще рот откроет, уверена, что ничего приятного не скажет.

— Почему у меня чувство, что тебя все боятся? Не уважают, не гордятся знакомством, а как псы боятся волка.

— Потому что оно так и есть, Марьяна. Тебе тоже следует меня бояться, желание закопать тебя в лесу никуда не пропало, — усмехается, смотрит мимо меня.

Я оглядываюсь, прослеживаю траекторию его взгляда, поджимаю губы. Неподалеку танцует блондинка и не скрывает своего интереса.

— Ничего, что я рядом? — с ужасом слышу ревнивые нотки, поспешно подношу бокал.

Какая мне на фиг разница, на кого он пялится. Пусть хоть сейчас валит к этой мадам, а я уеду домой.

— Насколько я помню твои условия, иметь любовницу мне не запрещается, — усмехается, все еще рассматривая танцующую девушку.

Я разворачиваюсь, тоже оценивающе начинаю ее разглядывать. Нужно же знать, кто будет развлекать «жениха».

— Грудь ненастоящая, губы тоже подкачаны. Девочка увлекается волшебством косметологии. Фигурка ничего такая, держит себя в тонусе.

— Ты тоже ничего, — насмешливо замечает Герман, переводя на меня взгляд. — И грудь точно настоящая, как и губы.

Приподнимаю подбородок, наблюдая, как уголок его губ ползет вверх, а в голове проносят фрагменты, когда он видел меня голой. И от этих воспоминаний у меня начинают пылать щеки, а в горле пересыхает. Я сглатываю. Завороженно наблюдаю, как Герман отпивает воду, как дергается кадык. Облизываю губы, его взгляд темнеет. Он ни на секунду не спускает с меня глаз. Чертов провокатор.

— Марьяна? — вот этот голос я меньше всего готова была услышать.

Герман сводит брови, сужает глаза. Я встаю между ним и тем, кто сейчас меня назвал по имени. Не знаю почему так сделала, но что-то изнутри подсказывает мне, что эти двое недолюбливают друг друга. Оборачиваюсь, лучезарно улыбаюсь.

— Вау, какие люди! Тебе не пора быть дома рядом с женой и дочкой? Время позднее, — выразительно смотрю на часы на запястье мужчины.

Он впивается в мое лицо угрожающим взглядом, всматривается так пристально, будто вот-вот попытается залезть мне в голову и узнать мои мысли. Я не в восторге от этой встречи, более того, я бы не хотела до определенного момента светиться с Германом перед знакомыми. Но мало ли что я хочу, жизнь все расставляет по-своему.

— Адам.

— Герман.

Озираюсь по сторонам, не знаю, кого мне искать, чтобы на всякий случай просто постоял рядом. Слишком взрывоопасно и нервно сейчас. Адам не старается изображать дружелюбие, более того, он хватает меня за локоть, тянет на себя. Сразу же за другой локоть хватает Герман, тоже тянет на себя. Оба смотрят друг на друга так, словно готовы убить. Встряхиваю с себя их руки, отшагиваю. Пусть сами между собой разбираются, не втягивая меня в свои разборки.

— Я ухожу! — всучиваю полупустой бокал в руки Герману и торопливо ухожу из зала. Такси вызову на улице.

После моего побега из клуба, к моему удивлению, меня не трогали. Не звонили, не требовали, куда-то ехать. Но четкие инструкции по поведению выдали: без предупреждения не покидать дом родителей; всегда быть на связи, отвечать чуть ли не с первого гудка, если позвонят; всюду и везде меня сопровождает Шамиль, его услугами не пользуюсь, сижу дома. Сам Герман в городе отсутствует. Где и с кем он — меня в известность не поставили. У меня ощущение загнанной зверушки, без команды и разрешения хозяина нельзя ни дышать, ни жить.

Все дни я провожу дома, работая на удаленке. Брэд, мой коллега в США, скинул по почте несколько дел, которые требуют тщательного изучения. Поэтому расстраиваться из-за указов Германа мне некогда. Расстраивает другое: Адам запретил Диане со мной видеться. Подруга огорчилась, спорить с мужем не стала, со мной общается только по скайпу и телефону. Слабое, но утешение.

Грызу карандаш, рядом вибрирует мобильник. Смотрю на экран. Этот номер я не вношу в список контактов. Из принципа, но знаю наизусть.

— Алло.

— Я в городе. В четыре за тобой заедет Шамиль.

— Я...

— До встречи, — и был таков.

Действительно, зачем ему интересоваться моими планами, когда он знает, что я дома. Ехать нет настроения и желания. Не поеду. Пусть Шамиль хоть до ночи простоит под окнами, своего решения не поменяю.

Смотрю на часы. До назначенного времени три часа. Я успею привести себя в порядок, выбрать наряд. О чем это думаю? И все равно через час сдаюсь, иду в гардеробную. В этот раз останавливаюсь на классике. Платье-футляр с белым воротничком. Волосы собираю в низкий пучок, делаю неброский макияж.

— Марьяна, — со стороны столовой появляется мама. Я на секунду замираю возле лестницы. Она придирчиво меня осматривает, спрашивает: — Ты куда?

— На свидание, — ехидничаю, взгляд мамы темнеет. Не стоило мне так разговаривать с ней. — К ужину меня не ждите.

— Ночевать придешь? — задумываюсь над этим вопросом.

Этот вопрос меня волнует. Почему-то я не хочу возвращаться сегодня к родителям. И одной мне не хочется быть.

— Возможно, переночую у себя, — улыбаюсь.

Или у него. Мысль вызывает дрожь в теле. Стараюсь не задумываться об этом.

За воротами меня ожидает черный седан с тонированными окнами. И рядом стоящий Шамиль. Он любезно открывает дверь. Кивком головы благодарю, ныряю в прохладный салон. Я не спрашиваю, куда меня везут и зачем. Мне не ответят. Бездумно смотрю в окно.

Фиктивная невеста. Фиктивная помолвка. Хватит ли этого обмана? Герман запретил спрашивать у папы об акциях, но, наверное, стоит с ним об этом поговорить. Находиться в неведении, это как быть слепой.

Мысли с акций перескакивают на самого Германа. Очень странный тип. Его мотивы вроде понятны, при этом я чувствую, что между нами каждый раз пробегает разряд напряжения. Хочется переступить запретную черту и погрузиться в эти пугающие эмоции. Я так давно не чувствовала адреналина в крови от общения с противоположным полом. Всегда все было понятно, с Германом как на пороховой бочке. И страшно, и интересно.