Возраст не помеха - Мишин Виктор Сергеевич - Страница 18

Два дня я почти не спал и не ел, давали только воду. Наконец, на третий день мысли в который раз прервались с открытием двери. На пороге стояли давешний следак и два офицера, ну, командира в больших званиях. Причем очень в больших, никак не ожидал появления таких персонажей.

– Этот? – спросил один из командиров, в звании… ого, вроде как целого генерал-полковника.

Черт, лицо знакомое, думай, думай, вспоминай заученное…

– Этот, товарищ командующий! – отчеканил следак. О как, командующий! Уж не товарищ ли Еременко, собственной персоной? А у него за плечами трется кто-то еще… Мать моя, женщина, да это ж «Кукурузник»! Теперь точно – амба.

– Так что, уверяешь, будто ты свой в доску и хочешь помочь? – жестко, не глядя в глаза, спросил командующий.

– Конечно. Я уже объяснял гражданину следователю, что именно за этим и убежал от врага. Убежал, как только смог, до этого, уж простите, меня держали в Германии, я прибыл на фронт три дня назад.

– Отец твой погиб в Кобрине… – начал командующий.

– Я это и так знаю, он погиб у меня на глазах. Бомба упала в сотне метров от меня, склады взлетели на воздух, меня отбросило на несколько метров и оглушило.

– Наши люди провели огромную работу, нашли свидетелей этого события, такого же пацана, как ты, кстати.

– Уж не Колька ли выжил?

– И правда, не выдумал, значит. Коля со своей матерью сумели эвакуироваться из Кобрина двадцать третьего июня, сейчас они в Саратове. Нашли их быстро, в то же время из города эвакуировался горком партии, так и выяснили. Ну, да это тебя не касается.

– Точно, партийная верхушка выезжала, помню это.

– Почему вы с матерью не поехали? Мать Коли рассказала, что вы отказались?

– Мама сильно переживала из-за отца. Ей стало плохо, еле отошла. Но мы ушли той же ночью.

– Да, то, что матери стало плохо, так же подтвердили ваши соседи. Кстати, мать Николая так же потеряла мужа, но смогла уйти из города, да и сына вытащила.

– Уж так получилось, теперь-то что думать? Мама очень переживала, она просто упала без чувств, когда узнала об отце. Когда пришла в себя, все рвалась к развалинам складов, говорила, что нужно бежать, откапывать…

– Ясно. Значит, обучался у фрицев, но хочешь помочь Родине?

– Конечно! – твердо заявил я.

– А если раскроют? Тебя могут использовать втемную. Могут заставить под пытками признаться даже в том, чего и не знаешь! – командующий задавал хорошие вопросы.

– Будьте уверены, гражданин генерал-полковник, – это мне следак пару дней назад приказал обращаться именно так, – я знаю, как себя вести с немцами. Хоть рекомендуемый срок и вышел, но я знаю, как мне вернуться. Разрешите вопрос?

– Ну, попробуй, спроси, диверсант! – ехидно ухмыльнулся генерал.

– Вот наглец какой! – фыркнул Хрущев, да-да, это точно он, хрен его спутаешь с кем-либо другим. Но фыркнул беззлобно, так, показать себя.

– Что там в городе? Как тот батальон, откуда меня прислали сюда? – Меня и правда больше интересовало положение отряда батальонного комиссара, чем свое собственное.

– Что, волнуешься, не погибли ли там те, кому ты лапши навешал на уши? – Вот те и раз, что же случилось?

– Люди там хорошие, – повесил я голову, – честные и сильные.

– Именно благодаря этим честным людям, которых там бьют во всю ивановскую, я с тобой сейчас и говорю. Три дня не пускают немцев к вокзалу, он нам очень нужен, бьются как могут, держатся. За тебя просили, говорят, что выстояли в первую атаку именно благодаря тебе. Немцы действовали так, как ты описал, прямо до метра, как будто ты наперед знал, как это будет. И как такое возможно? – показал свое удивление командующий. Ха, он бы еще предположил, что я из будущего, вот был бы номер, да?

– В качестве общего развития немцы давали в школе знания по тактике и маневру, исходя из сил противника. Разведка у них работает хорошо, так что действовали шаблонно, как по учебнику. У них вообще есть такой момент… – я чуть задумался, формулируя ответ: – Немецкие офицеры стараются действовать так, как велит устав и выученные знания. То есть отступление от планов, излишняя инициатива не приветствуется. Точнее, офицеры просто не хотят рисковать, а используют отработанные схемы. Они неплохи, в общем-то, но, зная, как они действуют, вы сможете выработать тактику противодействия. Может, потому русские всегда и били прусских. Как бы четко ты все ни планировал, противник тоже не сидит без дела. Наши командиры, как мне кажется, изобретательнее, потому и будут бить всегда и всех.

– Во заливается, как соловей! – ехидно, словно выплюнул, произнес Хрущев. – Не увидел бы сам, что это щенок малолетний, никогда бы не поверил в такое!

– Это как раз проблема в нашей армии, что часто людям не верят, а это тяжело. Лишает людей желания проявлять инициативу и думать. Я сказал только что об изобретательности наших командиров, да и нижних чинов, но часто им не дают действовать так, как они придумали, – не сдержался я.

– Чего? – тут же вскипел Хрущ. – Думаешь, тебе поверили, и теперь сам черт не брат? Да моя бы воля, я б тебя к стенке…

– Конечно, что вам стоит, вы ж не в городе, не отбиваете атаки противника голой жопой, как наши парни там! Меня и таких, как я, к стенке, всех перестрелять, одному-то сподручнее воевать станет? – На, сука, ешь, не подавись только!

Я закрыл глаза, ожидая, что мне сейчас зарядят в лицо. Но ничего не произошло. Слышалось какое-то движение, бормотание, и я вновь открыл глаза. Хруща не было. Командующий фронтом стоял, медленно качая головой, следак злился, но не лез. Да знаю я, знаю, что в армии хрен ты чего скажешь, выполнять и точка, слушать и выполнять! Но я-то не просто в армии. Я в том времени, о котором многое знаю, так как оно у меня, можно сказать, в прошлом, а местные еще только живут здесь, оно для них – настоящее. Почему бы мне не высказывать свое мнение, показать, что я знаю больше многих генералов, вместе со всей политбандой, если это действительно так. Даже если примут только часть информации из будущего, уже будет большой плюс, так что да, не намерен я молчать.

– Развит и дерзок ты не по годам. Ты хоть представляешь, с кем говоришь? – все же спокойно продолжил Еременко.

– Конечно. Нам показывали в школе фотографии многих деятелей и военачальников РККА и партии. Вы, если не ошибаюсь, генерал-полковник Еременко. Желающий меня расстрелять – член Военного совета Хрущев. О нем, да и о некоторых других деятелях, немцы много чего говорили.

– Что именно? – вскинул бровь Еременко.

– Ой, там столько всего было, если нужно прямо сейчас, дайте карандаш и пару листов бумаги, я все, что знаю, что слышал от немецких офицеров, напишу.

Таким образом, я подвел разговор именно к тому, чего хотел, а именно – сдать все это дерьмо наподобие Хруща. Понятно, что это я не Сталину пишу, может, эти бумаги никуда отсюда не выйдут, но душу я облегчу. У меня появился шанс легализовать свои знания из будущего, ссылаясь на обучение в Германии. А кто проверит, мог я получить такие знания там или нет?

Писал я три часа. Сделал доклад в виде выписки-характеристики, как будто у немцев я такие и видел. Видели бы вы, с каким рвением побежал следак докладывать о них, когда я закончил. Я еще и приписал, что эти сведения нужно донести до товарища Сталина! Чуть по морде не получил, когда следак увидел.

Ночью за мной пришли. Выводил из камеры следак, был молчалив и сдерживал злость. На улице меня встретили трое военных, в полном обмундировании, разведка, видно сразу.

– Привет, диверсант! – кивнул, видимо, старший отряда.

– И вам здравствовать, – ответил я. – Захар.

– Представляться не стану, не взыщи, называй командиром.

– Хорошо, – кивнул я.

– Пошли, нам нужно тебя в город переправить. Готов?

– Хоть бы поесть дали, кроме воды, за трое суток во рту ничего не было.

– Иди давай, есть он хочет! – фыркнул в спину следак.

Когда отошли немного в сторону, у разведки была своя машина, а находились мы сейчас в нескольких километрах от Волги, парни достали нехитрые припасы и предложили мне.