Между Явью и Навью - Мазин Александр Владимирович - Страница 53

– Ну зачем? – Лис тряхнул мечами, разбрызгивая черную кровь с них на груду изрубленных трупов. – Я только начал входить во вкус.

Бывший друг торжественно хлопает в ладоши:

– Герой!

– Чернобогу по жопе похлопай, предатель. Выходи сам, испробуем, как недавно? Уж я тебя пощекочу как следует.

– Клятые времена, – разочарованно покачал головой Ратмир, поднимаясь из-за стола. – Если хочешь, чтобы все было сделано хорошо, – делай сам.

Резким движением он сбросил корзно с плеч. В его протянутые руки нежить вложила кривые мечи.

– Ну что – опять дело за стариками? – Он взмахнул клинками, пробуя кисть. – Позор, да и только.

– Никакой пощады! – предупредил Лис, изготавливаясь к бою. – Не страшно умирать так-то? Без покаяния и прощения?

– Что ж… когда-то ты меня одолевал – помню. Да только с того времени я побывал за Кромкой, Лис. А там время совсем по-другому течет, если Хозяин пожелает. То, что ты помнишь, – для меня было века назад. С тех пор я сильно поднаторел в поединках, старый друг.

Северянин говорил правду: он и раньше был быстр как буря, но сейчас, черт его дери, – это была молния! Стремительной атакой Ратмир едва не уложил Лиса на месте. Спасла только многолетняя закалка – он пропустил свистящую смерть в каких-то двух волосках, барсом отпрыгнув в сторону, заплясал вокруг, уворачиваясь от очередной порции молний, в жалких попытках достать на противоударе стремительного противника. И вновь чуть не погиб – кривые мечи размывались в воздухе вместе со своим хозяином: он, как призрак в мерцании стали, только что атаковал спереди, а потом вдруг оказался за спиной – и только глумливое желание унизить не дало мгновенной победы. Скрестил мечи на загривке десятника, чтобы отрезать голову туровцу как ножницами, но тот успел подбить клинки мечом вверх.

Сталь лязгнула, рассыпая искры. Мечи стонали как живые, клятый враг был неуловим. Каждый из его ударов рождал новый, еще более коварный и опасный. Лис вспотел, чувствуя, что за это короткое время уже устал и начал терять темп. Клятый двужильный предатель же, казалось, не знал устали вовсе. Один из клинков, просвистев у лица, срезал ус, ярость бешеной волной ударила в голову, но мгновенно потухла: еще не хватало дурной атаки! Дурака изрубят в капусту! Стиснув зубы, он прогнал все лишние мысли.

Красив поединок. Особенно красив, когда противники достойны друг друга. Стальные ураганы сшибались, кружили друг подле друга, расходились, но лишь для того, чтобы набрать скорость перед новой атакой.

Лисослав изнывал: руки немели, начиная подрагивать, каждый отбитый удар отдавался от плеча в грудь и спину, где уже подозрительно похрустывало, а один из мечей, тот, что принадлежал пойманному нежитью воину, опасно выщербился и мог сломаться в любой момент. Вражий клинок дважды доставал его, и боярин чувствовал, как с теплыми струями, стекающими по телу, все быстрее вытекают и силы.

Амулет в попытках помочь своему хозяину плясал как сумасшедший, испускал холодное голубоватое сияние, подрагивая, – нежить, воодушевившись, немало хохотала над этим, глядя, как изнемогает воин Света, а с ними хохотали их клятые боги, следя глазами своих детей за поединком. Клятая Тьма за порогом ревела «ар-ра-ра-а-ах!», приветствуя своего воина и одаривая презрением его противника.

Десятник смотрел в глаза своей гибели. Северянин, рыкнув, прыгнул на Лисослава вновь, мечи подняли стальной вихрь, собственные мечи десятника закружились, рисуя в рвущемся от ударов воздухе полукружия, сбивая в стороны чужие. Кошмарный, мерцающий мечами призрак кружил вокруг него, пытаясь нащупать брешь в обороне. Вновь молниеносный прыжок на десятника: удар не рубящий, а колющий, нацеленный в горло Лисославу. Такой невозможно отбить, он наносится всем весом – боярин стремительно отпрыгнул, тут же сбив в сторону росчерк стали, нацеленный на то, чтобы лишить его ног. Ратмир не давал ни мгновения продыху.

Усталый Лис промедлил, и чужой клинок ожег его тело в плечо, а его меч настиг Ратшу в левую руку. Умышленно подставился – он увидел единственную возможность. Велик воин, способный пойти на такое, но многажды велик тот, кто ловушку увидит, – новгородец не увидел. Не желая убивать сразу, он лишь пустил кровь, но меч десятника вспахал руку врага глубоко, до кости наискось. Будь Ратмир человек – на этом поединок и закончился б, удар просек жилы. Кровь из таких ран хлещет фонтаном, однако ее не было.

– Дерьмо! – пророкотал Лис, глядя, как Ратмир с улыбкой крутнул мечом раненной рукой. – И это – честный поединок?

– Старая закалка, – не без уважения в голосе отметил враг. – Мне будет тебя не хватать, боярин.

Он вдруг прыгнул в сторону, чиркнув одним из мечей по дощатому полу – в следующий миг в лицо Лису полетел подцепленный плащ. Ругнувшись, ослепленный десятник отпрянул, но чужие клинки ядовито цапнули дважды – в грудь и в бок. Вслепую Лис махнул мечом в ответ с левой. Глухо звякнуло. Десятник оказался у самой бревенчатой стены. Клинок таки предал, обломившись коротким осколком длиной не больше ладони от рукояти, но не это было худшим. Алый фонтан толчком плеснул из раны в груди – как раз напротив сердца. На своем веку Лис повидал множество ран, ему достаточно одного взгляда, чтобы понять – широкое лезвие развалило мышцы, кости и внутренние органы.

– Эк удрючило, – выдохнул десятник, пытаясь опереться спиной на стену, но сполз по ней, оставляя кровавый след.

Враг улыбнулся – он знает, что удар разорвал храброе сердце. Взгляд подергивает красным туманом – Лис видит, как ревет нежить, а Ратмир важно раскланивается. Он еще слышит посторонний шум за стеной церквушки, но уже не может удивляться ему.

Длинная стрела совиного пера свистнула из тьмы и пронзила глаз Ратмира.

Сквозь темный проем в помещение бурей ворвался окровавленный конь, несущий на себе всадницу, бешено полосующую во все стороны длинной печенежской саблей. Гикнув, Лиса свалила конской грудью преградившего путь упыря. Конь несется туда, где в луже крови сидел сраженный витязь. Миг – и она пала к нему на разрубленную грудь, заглядывая в быстро стекленеющие глаза. Ухватив тяжелую голову умирающего руками, она притянула ее к себе, сомкнув свои губы на его, сделав один-единственный выдох.

Лис вздрогнул, обомлев, – темнота в глазах ушла. Вместо нее была полянка и костерок с котелком над ним. И Лиса, но не хмурая, как день ото дня, сколько он помнил ее все эти десять лет, а улыбающаяся, чего за ней никогда не водилось.

– Это сон? – Боярин вышел к костру.

– Ну почему же? Присаживайся.

Лис, все еще недоверчивый, сел.

– Ты можешь говорить?

– И всегда могла. – Лиса улыбнулась. – Жизни во мне оставалось всего на один вдох. Вот и пришло нужное время, Лисослав.

– Нужное… кому?

Лиса посерьезнела.

– Крепко тебе в этот раз досталось. Как никогда раньше.

Лис кивнул, соглашаясь с очевидным. Всякое бывало – и порубанный мечами да саблями бывал, и с печенежской стрелой в груди, и копьем колотый. Но такого – точно никогда не было.

– Крепко досталось, но я успела. Теперь будешь жить.

– Разрубленное сердце – не заштопать.

– А я и не буду штопать, – отмахнулась степнячка. – Возьми миски, будем есть. Голоден?

– Как зверь!

– Консулу. Так меня знают. И ты теперь знай.

Она сама разлила по мискам варево. Похлебка была вкусной – на поверхности супчика плавали кусочки поджаренного лука и сала. Десятник вдруг понял, что был голоден – казалось, он не ел неделю. Ел жадно, почти рыча. Консулу сидела рядом, наблюдая за его трапезой. Заметив, что тарелка пустеет, а голодный блеск в глазах не угас, она подлила еще.

– Ешь. Набирайся сил, – приговаривала. – Нельзя тебе помирать сейчас.

Котел опустел, и печенежка подлила в миску из своей доли.

– Не нужно! – запротестовал Лис.