Одноколыбельники - Цветаева Марина Ивановна - Страница 11

На лестнице смех и легкий визг. Сейчас и мы пойдем!

Ступенек не видно, шагов не слышно, – странная лестница! Я великодушно иду вперед, оберегая швейцарского принца. Но опасности не встречается. Внизу стоит m-llе Marie, ласково протягивающая мне руку.

– Ты не боялся?

– Нет.

– И твой брат вел себя героем. Вы храбрые мальчики!

– И он храбрый! – говорю я, оглядываясь на Юру.

– Он? – Лицо m-llе Marie сияет. – О, он настоящий швейцарец!

Мне хочется расспросить ее подробней, но она уже отошла к первым парам, успевшим перессориться.

Я разглядываю место, куда нас привела лестница: длинная комната с круглым окном наверху.

В темноте – сдержанный шепот.

Вдруг, как яркий солнечный луч, – звон колокольчика.

Кто-то вскрикнул. Юра схватывает меня за руку. Скрип раскрываемой двери… Где-то впереди голос M-llе Marie:

– Идите, дети!

Наша вереница снова приходит в движение.

– Все вошли?

– Все, – отвечаю я. (Мы с Юрой в последней паре.)

– Раз, два, три! – считает m-llе Marie.

Резкое чирканье спички… Золотой огонек… Уже не огонек, а змейка… Змейка крутится; одна за другой зажигаются разноцветные свечи… Что-то золотое, серебряное, красное, синее, зеленое… Елка! Елка в зимнем саду!

– Женя! Женя! – кричу я, вырывая руку из Юриной руки.

Женя в двух шагах от меня. Рот его полуоткрыт, глаза так и впились в елку. Я дергаю его за рукав. Он вздрагивает.

– Кира, смотри: Weihnachtsmann’ы на ветках сидят!

– Где? – удивляюсь я.

– Целых три – разве не видишь? Вон, у барабана!

– Так это фальшивые… – разочарованно объясняю я.

Мы рассматриваем елку.

– Я так и знал, что мы когда-нибудь попадем сюда! – счастливо восклицает Женя.

Какой-то пожилой господин в сюртуке подходит к нам.

– Это вы – Кира и Женя?

– Да, это мы.

– Что же, нравится вам елка?

– Нравится.

Он долго смотрит на нас.

– А знаете ли вы, кто я?

– Вы чей-то папа.

– Юрин папа. Ты, кажется, знаешь Юру? – обращается он ко мне.

– Знаю: он швейцарский принц, и у него дома был свой ослик.

– Кто это тебе сказал?

– Про принца я сам догадался – у него такой воротник. А про ослика он мне сам сказал.

– Гм… Значит, он принц. Ну, а я, значит, король?

– Нет, вы не король. У королей на голове корона, а в руке палка с мячиком, – отвечает за меня Женя.

– Где же ты видал королей?

– На картах и в «Принц и нищий».

– Если Юра принц, я, может быть, нищий? – улыбаясь, но обиженно спрашивает он Женю.

Женя задумчиво оглядывает его с головы до ног.

– Нет, вы похожи на того сумасшедшего… Нет, разбойника…

– На кого?

Господин, кажется, по-настоящему обиделся.

– Я забыл, как его звали. Кажется, Баба.

– Ка-ак? Баба? Может быть, Баба-яга?

– Да нет! Ведь Баба-яга – дама, а тот Баба – господин!

– Ничего не понимаю! Странному вас учат в детском саду!

– Он хочет сказать, что вы похожи на Али-Бабу, – вступаюсь я.

– Ну да, конечно! – радостно восклицает Женя.

Господин смеется. Совсем как тот, наверху!

– Какой он глупый! – шепчет мне на ухо Женя. – Ничего не понимает, а сам смеется.

Господин, все еще смеясь, отходит к другим детям.

– В круг! В круг! Становитесь в круг! – кричит m-llе Marie, раскрасневшаяся от всех этих волнений.

Взрослые отходят в сторону, дети берутся за руки. Я стою между Женей и Юрой. Из соседней комнаты доносится музыка, – что-то громкое, веселое, – и мы начинаем бежать вокруг елки.

Свечки, красные, синие, зеленые шары, золотые орехи, ангелочки, яблоки, апельсины, Weihnachtsmann’ы, барабаны, – все это блестит, переливается, бежит за нами. Я уже не чувствую своих ног. Музыка, разноцветные блестки, быстрое кружение… Уж не летим ли мы?

Нет, не летим! Стихает музыка, замедляется кружение.

– Еще немного! Еще немного! – подбадриваю я Юру.

– Я очень устал, – спокойно отвечает тот, – и волосы в глаза лезут.

Эти слова мгновенно расхолаживают меня. Мне уже не хочется бежать. Круг разрывается, подходят взрослые.

Юрин папа берет меня за руку.

– Ты любишь своих m-llеs?

Вспомнив его смех, я отвечаю очень сухо:

– Да.

– Ты, кажется, сердит на меня?

Я молчу.

– Ну, не сердись. На елке никто не должен сердиться. Ты очень дружен со своим братом?

– Да, очень.

Господин молчит, точно ищет, что бы еще сказать. Я решаюсь возобновить разговор сам.

– А вы тоже любите наших m-llеs?

– Тоже. Очень, – серьезно отвечает он.

– Может быть, вы тоже приходили в детский сад, когда были маленьким?

– Нет, я старше m-llеs… Смотри, смотри, там уже игрушки раздают. Заговорились мы с тобой!

Рядом с елкой большая закрытая корзина; вокруг нее собрались уже все дети. Как я не заметил, что ее втащили?

– Дети, берите по очереди из корзины по одному пакету, – говорит m-llе Marie.

Первой выскочила, конечно, Маргарита.

– Мне самое лучшее достанется! – провозглашает она, наклоняясь к корзине.

Полная тишина. Все смотрят, затаив дыхание. Маргарита долго копается, шелестит бумагой.

– Скорей! Скорей! Нужно и другим дать! – торопит m-llе Marie.

Наконец она выбрала. В ее поднятой руке что-то большое, круглое, завернутое в бумагу.

– Вот!

Все шеи вытянуты; вокруг завистливый шепот.

– Самое большое, – ворчит стоящая передо мной девочка.

Маргарита медленно развертывает… барабан!

– Девочка с барабаном! Ха-ха-ха! – заливается соседка, встряхивая косичками. (Она тоже не любит Маргариту.)

Другие дети тоже смеются, и Маргарита, недовольная, надутая, отходит в сторону со своим злополучным барабаном.

Вытаскивание продолжается. Следующая девочка вытащила ванну с куколкой. Третьим стоит Женя. Мое сердце начинает биться: вдруг и он вытащит какую-нибудь ванну? Нет, слава Богу, – что-то непохожее на ванну. Он быстро развертывает бумагу и, сияя, показывает мне издали пистолет.

До меня еще далеко. Я опоздал и стою последним.

– Ты что бы хотел получить? – спрашивает меня стоящий рядом Юрин отец.

– Ослика или велосипед.

– К несчастью, они не умещаются в корзинке, – говорит он.

– Ну, тогда зверинец.

– Посмотрим, улыбнется ли тебе счастье!

Господи, как долго! Еще целых три до меня: Адриэнна, Юра и девочка с косичками. Мне останется самое худшее. Я с нетерпением смотрю, как они вытаскивают.

Адриэнна и Юра уже вытащили, девочка с косичками никак не может выбрать. Вот она выпрямилась и что-то крепко прижимает к себе. Очередь за мной. Я делаю шаг вперед, наклоняюсь к самому дну корзины и вынимаю какую-то завернутую коробку. Быстро открываю: уточки, лодка и красная подковка.

– Хоть не зверинец, а птичий двор, – говорит Юрин отец и объясняет мне, как в это играть: нужно взять красную подковку и двигать ее в разные стороны над тарелкой с водой; лодка и уточки поплывут следом.

Я ищу глазами Женю, чтобы показать ему, какую прелесть вытащил, но он уже занят Юриным поездом: Юра раскладывает рельсы, а он сцепляет вагончики.

Зовут пить шоколад. При виде нарядного стола, сплошь уставленного пирожными, конфетами, фруктами, я сразу понял, как трудно будет исполнить мамину просьбу не объедаться.

Меня посадили между Женей и Юрой. В ожидании шоколада мы играли в телефон. Первая скажет сидящая по эту сторону стола Маргарита.

Она долго выдумывает слово, потом наклоняется к своей соседке и что-то шепчет ей – очевидно, не одно слово, а целую фразу.

Ея движение повторяется от соседа к соседу: на мгновение ухо каждого под крышкой из двух рук говорящего; крышка поднимается, и только что слушавший сам наклоняет губы к уху соседа. Иногда сосед не понимает:

– Что? Скажи погромче!

– Нет, нельзя повторять! Передавай, как понял.

И Маргаритина фраза продолжает свое путешествие. Наконец она доходит до меня. Я чувствую в своем ухе горячее дыхание Юры и еле слышный шепот: