Погружение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 9

— Вот. Только это естественный процесс. А курение разных трав — искусственный. Так какой смысл тебе нужен?

— Просто расслабуха.

— Это не смысл. Это стимул. Награда за что-то, которую все принимают за основную цель.

— И какая настоящая цель?

— Ты же на физике учишься?

— Радиофизика.

— Историю мало проходили. Но если почитаешь, то увидишь, что в древности никакие культы не обходились без специальных грибов, трав и воскурения. И культы эти никуда не делись. Скрыто, но действуют. Только это сейчас удел «просвещенной» элиты. Не для всех.

— Но курят почти все. Ничего не случается.

— Случается, только стыдно признавать. Здоровье падает, потенция. Впрочем, это следствие. Вещества разные бывают. Употребляя что-то серьезное, ты, прежде всего, открываешь дверь в другой мир. И дверь эта в обе стороны. Сам ты не готов использовать то, что открылось. Да и не знаешь ничего про это. Интересен только кайф. Но вот по другую сторону желающих полно. И тебя будут заставлять открывать дверь снова и снова. Пока не вытряхнут все силы. И выбросят.

— С табаком также? — подключился дядя Витя.

— Не совсем.

— А воскурения это что?

— Я их выделила отдельно. Это не потребление дыма внутрь. Дым, это субстрат для проявления духов в физическом мире. То, что они могут воспринять, как питание. Для кого-то запах от свежей крови, для других дым от сожжения жертвы, для третьих от сожжения смол. И от сигарет, конечно. Это для нижних форм.

— То есть, не важно, что курить? Для нижних любой дым подойдет? — уточнил дядя Витя.

— Не любой. Но если ты про обычное курение, то здесь важно внедрение привычки. А специальные присадки можно и потом добавить. С курением ситуация загадочная. Индейцы курили для здоровья. Но вопрос, это ли они курили? Или еще что-то. В современном табаке нет ничего полезного. Мало того, предпринимались весьма удачные попытки заменить табак. В Швеции проводились еще в восемнадцатом веке исследования. И нашли, что опавший лист липы ничуть не уступает лучшим сортам табака. Но курят все равно то, что продают.

— Добавляют чего-то? — Подал голос Сергей, — от привычки трудно избавиться.

— Не знаю, таких исследований я не проводила. А насчет привычки, тут другое. У человека один из самых первых и сильнейших рефлексов — сосательный. Ребенок всегда будет сосать, то, что в рот сунут. Тогда он успокаивается, не орет. А когда вырастает, то постепенно рефлекс утихает. Но его можно пробудить. Что и происходит, когда люди сосут сигарету. Пососал, успокоился. Так что не важно, что сосать. Можно и леденцы. Плюс еще дым, в котором проявляются сущности и заставляют его пускать снова.

— Все, напугали. Я так и думал, что от бесов все курево. А есть полезное?

— Лечебное, имеешь ввиду? Есть. Некоторые виды паразитов по-другому не выгонишь. Гнойные раны в войну окуривали травами. Не хуже антибиотиков получалось.

Мы долго спорим о пользе и вреде различных запрещений. Сергей все сводит к политике, где враги всех мастей не дремлют, хотят русский народ погубить. Света — врач. Ей все равно, что предписано законом. Если требуется для лечения, она, не задумываясь, преступит все запрещения.

— Да если надо, я амфетамины синтезирую хоть из петрушки, — горячится она.

— Света права, — заступается дядя Витя, — если человек желает кайфа, то его можно получить и без веществ. Работы проводятся по электро-магнитной стимуляции особых зон мозга.

— Обруч надел, и вечное блаженство, — недоверчиво хмыкает Сергей.

— Именно так.

— Машенька, пойдем солнышко, на улочку, — улыбается Люба, — самое время.

Полная луна освещает верхушки деревьев и кустов, блестит в речке. Мы остановились. Тишину наполнил комариный писк.

— Эту братию не обманешь, — шепчет Люба, — они гипнозу не поддаются. Давай, деточка. Практическая работа. Сделай так, чтоб комары тебя не кусали.

— Я могу настроиться и изменить запах пота. Но на это уйдет пара недель.

— Нет-нет. Ты поняла, что нужно. Не бойся. Всю не съедят. Отличный тренажер, — она подмигивает. В лунном свете вижу, что на нее кровопийцы не садятся.

А у меня не получается. Мелкие гады втыкают хоботки. Можно настроиться и терпеть, но это не то. Съедят они меня, горемычную.

Вечерами мы вместе купаемся в речке. С ней велено подружится. И я чувствую ее. Есть злые реки, где тонут люди. И не уютно. Эта — добрая. Течение ласкает. Холодная вода, но вылезать не хочется. Смотрю в звездное небо через ивовые ветки с черными острыми языками листьев. Слушаю их шепот. И становлюсь рекой. Мне хочется теперь каждый день чувствовать ее холодные струи. Мы подружились. Речка меня приняла.

Комары не садятся. Мы стоим с Любой напротив друг друга. Мои волосы шевелит ветер. Как траву, как листья, как воздух. Я всегда тут стояла, всегда корни из ступней уходили в землю. Всегда кожа была корой.

— Все это можно сделать обрядом, с использованием разных предметов и заготовок — голос Любы гармоничен с журчанием речки.

— Будет сильнее?

— Будет проще, но для тебя вреднее. Все, что делаешь с помощью приспособлений, атрофирует собственные способности. Думаешь, нет приборов, которые видят энергетические каналы, точки, и даже чакры? Есть. Но кто их использует, не развиваются сами. А значит, катятся назад.

Мы идем домой. Завтра интересный день. Приезжает ученый делиться своим открытием. Не только с нами. Из других домов к нам заходят в гости, точнее, к дяде Вите. У них свои беседы. Какой-то столичный профессор договорился о маленькой лекции для избранных. Все пожелали в избранные. Лектор тоже не один приедет. «Так всегда, мужики напридумывают, а нам готовиться» — смеется Люба.

С утра суетимся. Разместиться решили на лужайке рядом с домом. Там скамейки есть. Обложенное камнями кострище. Сергей тщательно выкосил поросшую траву вокруг дома. Дядя Витя нашел доски и сделал еще две скамьи. Длинный тяжелый стол принесли с летней кухни. Мы своим женским коллективом прикинули спальные места для гостей. На всякий случай, если их много окажется. И составили меню. Лектор — вегетарианец, что сильно облегчит его угощение. Поэтому печеные овощи, картофель, салаты из дикой и огородной зелени должны ему понравиться. Дядя Витя поставил мережки у омута в надежде на уху для желающих. Навели порядок. Столы и скамейки отскребли битыми стеклышками. Для этой цели лучше белое стекло. Оно закаленное, и, значит, твердое. Зеленоватое плохо скребет. Белое нашлось на чердаках. Дядя Витя сказал, что бутылочное еще мягче. Разные фокусники лежат на нем, потому что порезаться сложно. Да еще и кучу делают, чтобы поверхность разровнялась для тела. Попробовали бы они белого оконного стекла набить да на нем полежать.

К вечером приехала желтая «Лада». С заднего сиденья вылезло четверо. Трое женщин и бородатый дядька. С переднего пассажирского вышел сухой задумчивый «интеллигент» лет пятидесяти. Устало осмотрелся, сверкнув очками с толстыми стеклами. Жидкие волосы с сединой. Свитер, несмотря на теплую погоду.

Дядя Витя пригласил всех в дом. Задумчивого очкарика звали Яков Иосифович. Гостей после дороги напоили чаем с медом и лепешками. Затем Света развела всех по домам, распределила по кроватям на отдых. Приезжие недолго осматривались. Особенно женщины, которые быстро влились в подготовку большого ужина.

Народу набралось человек двадцать. Все расселись и очень нахваливали нашу стряпню. В кирпичном круге разложили костер. Получилась романтичная обстановка. Будто древнее племя на совете. Красные отсветы пламени делали лица загадочными, а глаза — блестящими.

Докладчик вышел перед столом. Покосился на костер, проводив взглядом дым, уходящий к звездам.

— Товарищи, к великому сожалению, я не смогу использовать в докладе наглядные пособия, поэтому рассчитываю на вашу богатую фантазию. И в тоже время я очень рад предоставленной возможности поделиться своими соображениями. Надеюсь найти единомышленников или достойных оппонентов.