Погружение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 4

— Ну, Лев Михайлович! — Вера Абрамовна улыбается, — зачем крайности?

— А что, вполне житейская ситуация, — отвечает он, — или на рыбалке застудил, или курил много. Да мало ли причин.

— Поняла. Энергию я смогу взять и дать и без физической близости. Но надо ли?

— Иногда надо. — Вера Абрамовна кивает, — но это настолько тонкая сфера, что эксперименты опасны. С головой бросаться не надо. Ты уже поняла.

— Замуж теперь не выйду?

— Выйдешь. Всему свое время. Когда поймешь, что это необходимо тебе. А не когда решат взять тебя замуж. Что увидела еще?

— Не увидела. Ощутила. Есть большое дело, в котором я — маленькая песчинка, но без меня никак.

— Не договариваешь, — она напускает строгость, — вижу, что тебя что-то еще волнует.

— Да. Я помню, что поначалу, ну, после комы, были обрывки знаний. И не распаковка смыслов, полученных извне, их ни с чем не спутаешь. А, вроде, мои, но не из этой жизни. А теперь и обрывков нет. И не будет?

— Ты повзрослела. Что доступно детям, утрачивается, когда энергетика меняется. Не потеряй то, что наработала, что приобрела тренировками.

— Разве не важно — вспомнить знания из прошлых воплощений?

— К этому нужно быть готовым. Иначе только вред.

— Я видела себя в разных жизнях. Последние две — смутно и мало. А еще обстановка непонятная. Будто и не здесь.

— Не обязательно жить на Земле. Так-то мы все не отсюда и когда-нибудь сюда не вернемся.

— То есть, прошлые знания здесь могут быть не применимы и просто бесполезны? Они — для того времени и той эпохи?

— Да, важны качества, которые мы приобретаем, или от которых избавляемся, пройдя испытания. Крепись, девочка. Многие знания — многие печали. Незнание ты уже отвергла.

Максим Иванович в белом костюме выглядел неуместно. Если самого пролетарского буденовца нарядить в смокинг, будет схожее ощущение. Самодовольный взгляд в сторону и полуулыбка. Приятные мысли тешат душеньку. Он в обойме, он нужен. Работы предстоит много. Скольких придется поменять, новые фигуры расставить, старых на покой убрать. И все сам. Не на кого положиться. А надо ли надеяться? Так проще. И этот начальничек, как получит возможность — загребет все, до чего дотянется. Максим Иванович поднял голову:

— Что там по чумовской группировке?

— Закончили дележку с жировскими. Договорились, но не знаю, надолго ли.

— Готовы сотрудничать?

— А куда денутся. Хотя в Сане Чумове у меня никакой уверенности нет. Кооперативы трясти, тачку угнать, это пожалуйста. А вот поставлять белочек и мышек, здесь может дрогнуть. Он сам детдомовский. Психологический профиль не соответствует. Но, думаю, если лакуны заполнить грамотно поданной легендой, то сработает.

— Он разменная монета. Не сможет этот, будут другие. Остальные готовы?

— С энтузиазмом. Даже здесь студии организовать желают.

— Пока никакого бесконтрольного использования. Только экспорт. Ты даже не представляешь, какого рода эта валюта, какое богатство рядом. Что за это можно купить. Никакие деньги, да что деньги — резанная бумага, никакое золото и алмазы рядом не поставишь. И все это у кого? У стада. Замкнулись в стойле. Граница на замке. Но история изменилась. И нам назначено быть на острие атаки. Как всегда. Дикого рынка допускать нельзя. Все будет цивилизованно.

— Когда разгул свободы, за всеми уследить сложно.

— Это ненадолго. Один период. Двадцать лет максимум. А потом все в новом формате, с новыми наработками, технологиями. И тогда уже все сделаем правильно.

— Все идет по плану?

— Конечно. Мы должны быть счастливы, что нам доверили выполнить хоть маленький пунктик. И не забывай — любой план, любое дело питается энергией. Это я про твои дела.

— Я все делаю. Одного ритуала достаточно?

— Сам чувствовать должен. Чем грандиознее замысел, тем больше сил привлекают. Вот, Горбачев ездил в Китай. Достигнуты очень интересные договоренности. Но это надо закрепить. Тем более, сейчас еще и съезд идет.

— Тут нужна грандиозная акция.

— Конечно. Не мы, к сожалению, готовим энергетическое обеспечение этих процессов, но информацией владеем. Скоро сам увидишь, что будет. Интересно, чем Китай ответит?

Договорились погулять с Настей. Бредем по верхней набережной. На Волге ветер разгоняет жару. Вижу, что она хочет спросить, но не знает, с чего начать.

— Ты слышала про аварию?

— Я не смотрю телик. Так, краем уха. Про Китай слыхала. Там подавили на площади танками кучу народа. Вроде, четвертого июня.

— Так это тоже четвертого. Два поезда сгорело. Какой-то газ взорвался. И как раз поезда проходили, причем, два сразу. И именно в этой точке встретились, где газ прорвало. И как раз в это мгновение взрыв. Минутой раньше, минутой позже, и разъехались бы. А тут такое совпадение. Говорят, человек восемьсот сгорело заживо. Ужас!

— Нет, про такие подробности не знаю. Про аварию с жертвами что-то говорили и все. Голоса вражеские слушаешь?

— Вот как так бывает? Люди на море ехали. Да само не может быть, — возмущается Настя.

— У нас все может. Крайних найдут. Кто-нибудь когда-нибудь был рядом, ремонтировал газопровод. Просто мимо проходил, за трубу запнулся пять лет назад. Это не существенно. Посадят работяг, и то ненадолго, если невиновны. И все стихнет.

— Даже этим тебя не проймешь! У тебя явная депрессия. Мне можешь рассказать, что случилось? — Пристает она, — ты сама не своя который день. С Олегом поругалась?

— Не ругалась. Как-то само все получается.

— Ух-ты! Вы расстались? Ты с ума сошла!

— Еще не расстались. Но у меня плохие предчувствия.

— Машка, только не обижайся, ты — полная дура. Чего тебе не хватает? Таких мужиков надо держать с одно место и тащить в ЗАГС, пока не поздно. И сразу ребенка родить или двух, чтоб никуда не делся. Не поздно еще?

— Не поздно. Только не нужно.

— Ну, хватит дурить. Еще один непонятый художник. Без комсомольских трудностей не можешь? Мирись быстрей, да роди уже наследника. Никуда не денется. Будешь писать свои шедевры в большой квартире. Его папаша поможет пристроить на выставку. Получишь заказы денежные.

— Заказы, это хорошо. — Я гляжу медленно идущую баржу и маленькие домики на том берегу.

— Вот мой Сеня в колхозе с председателем поговорил, нашел шабашку. Несколько стендов оформить надо. Работы на неделю, а платят двести. Скоро поедем.

— Молодцы.

— А знаешь, что? Это потому, что ты косметикой не пользуешься. И, вообще, от моды отстала. Видишь, как сейчас ходят?

— Что ты предлагаешь?

— Давай тебя накрасим. Твой приедет, обалдеет.

— Если я накрашусь, то точно обалдеет. И уедет. Потому что это уже буду не я.

— Да ничего ты в мужиках не понимаешь. Им яркое надо, интересное. На такое клюют.

— Суперсигналы называется.

— Чего?

— Это когда усиливают определенные черты или качества искусственно для придания эффекта. Муляж желаемого.

— Ты можешь проще сказать?

— Вот губы красят. Они имитируют половые губы, которые у обезьян в период совокупления наливаются и краснеют. Мы биологически — обезьяны. Поэтому полные красные губы привлекают подсознательно. Или титьки. Тоже, чем больше, тем привлекательней.

— Как у обезьян?

— Да, только у них они наливаются в определенный период. На время спаривания. Это человек всегда готов.

— Фу. Говоришь, прямо про шлюх каких-то. Даже противно.

— Вот и мне противно. Если понаблюдаешь, то увидишь такие сигналы много где. Не хочешь про девушек, давай про мальчиков. У мужиков высокие шапки. У военных, как их, папахи. Или раньше у бояр были. Потому что рост увеличивают. А кто выше, тот и важнее. Или вставки в плечах у костюмов, или погоны. Чтоб ширину придать фигуре.

— Тьфу на мужиков. Тебя послушать, так девушки только и занимаются тем, чтоб самцов завлечь.

— Но так и есть. Все, про которых ты говоришь, одеваются именно так и именно для того. В ущерб удобству и здравому смыслу. И малюют на себе, как папуасы.