Катарсис (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 40

— Алена, чтобы не случилось, не отпускай мою руку, и если мы окажемся не вместе, помни, что я люблю тебя.

— Все будет хорошо, — шепчет жена.

Она вцепилась в руку. Я чувствую, как ее трясет. Мы спускаемся вниз. Полная тишина. Только наше дыхание, шорох одежды и потрескивание свечей. Внизу ступени закончились и огонь выхватил круглую площадку размером с большую комнату. Казалось, ее вылепили из камня, как из теста. Ни единой царапины или следов инструмента. Гладкие стены уходят вверх, и надпись над входом угадывается, но силы огня мало для прочтения. Высокие своды коридора не видны. Будто гиганты древности создали для себя обычный ход. Но материал стен изменился. Они стали зеленоватыми и не отражали огонь. Каждая квадратная плита на полу метра в три стороной и покрыта непонятными знаками. Если прикрыть подсвечник, то плиты будто фосфорически светятся. Ноги почувствовали еле заметную вибрацию плит, и навалил страх.

На негнущихся ногах мы добрались до полукруглого высокого входа в огромный зал. Как только мы шагнули в него, раздался треск. Огромный камень поднялся из пола и перекрыл выход. Свечи погасли от порыва ветра. Но полной темноты не наступило. Зал подсвечивался от невидимых источников в самих стенах, их барельефах, статуях и узорах. Глаза привыкли к полумраку. Алена дернула меня за руку. На каменном выступе сидела фигура в белом.

— Здравствуйте, — мой голос разносится гулко, — Если я не имею права находиться здесь, скажите. И я просто уйду.

— Раз дошел, знать, имеешь, — раздается скрипучий голос с непонятным акцентом, — Да и не уйдешь пока.

— Кто вы?

— Человек, как и ты. Служитель, смотритель, хранитель. Ты знаешь, зачем пришел?

— Если честно, то только предполагаю. Пославшие меня вожделеют предмет, дающий могущество в мире.

— Ничего они не вожделеют кроме того, как удержаться у власти. Здесь этого нет. А сам ты чего хочешь?

— Хочу направить свой народ по верному пути, для него предназначенному.

— Не в силах человека исправить пути народов. Выбрать можно на распутье. Да и то только тому , кому такое право дано.

— Мне не дано?

— Нет. Ты можешь подсказать, направить сильных мира вашего.

— Значит нет волшебного камня или короны, что дает подчинение мира?

— Есть.

— Неожиданно.

— Но только не для тех, кто хочет прийти на все готовое, — фигура приблизилась.

Он очень стар. Далеко за сто лет. Морщины не оставили ни одного гладкого места на лице и шее. Только глаза ясные, голубые и молодые.

— А что есть?

— Зачаток, росток.

— Это растения?

— Это камни. Они тоже растут, — он махнул рукой вглубь, -Один человек может взять один зачаток. Если он покажется.

— И я тоже? — пискнула Алена.

— И ты, — улыбнулся старик, — Пошли.

Мы последовали за ним. В глубокой и обширной нише виден низкий и большой каменный стол. Плита в полметра толщиной покрыта орнаментом и письменами. Я достал из-за пояса посох.

— Это куда-то нужно поместить?

— Зависит от того, что желаешь сделать. Но для вас бесполезная вещь. Важно, что потом помещать.

— Простите, я загадки плохо понимаю после последних событий.

Старик показал жестом на стол. Мы уселись. Плита теплая. А сам не спеша стал объяснять.

Здесь можно получить зародыши будущих царств. Но главное, на какую почву они попадут. Можно получить раздоры и войны внутри своего же народа, можно переродить народ в совершенно другой, с другим именем и путем. А можно вырастить новый. Или объединить несколько разрозненных. Самое сложное, это найти место, куда посадить камень. Выглядит он, как кристалл или большой ограненный алмаз. Цвета разные, формы разные. Надо, чтобы он не зачах. Для этого ищут места силы на той земле, где хотят устроить его. И от того места тоже много зависит. Обычно это место в пещере или на земле, где зародыш усилит свечение. Там его помещают в удобной подставке и тщательно охраняют. Если такой зародыш возьмется и начнет расти, то охрана появится из избранных и назначенных ответственными.

— И для для турецкой империи есть? — спрашиваю я после рассказа.

— Есть. Рубиновый, молодой.

— Если его разбить, то Турция падет?

— Не разобьешь. И не падет. В твоих силах пригасить только. Тут жезл и потребуется. Готов ли ты взять такую ответственность на себя?

— А что там брать? Исконные враги наши. И веру магометанскую несут на славянские земли.

— И чем плохо?

— Так ересь же! Магометане!

— Ты сейчас за свою страну говоришь. И за нее переживаешь. Но в самом себе не имеешь уверенности.

— Христианин из меня плохой, но путь к Богу считаю у нас более совершенным.

— Вот! Плохой. А не думал, почему?

— Не справляюсь, очевидно.

— Ты про путь спрашивал. Верно. Лестница, ведущая к Господу через Христа, совершенна. Да только что же вы у ее основания столпились? Никто дальше не идет. Молчишь? А я скажу. Потому что нижние ступени этой лестницы хитрые греки у вас выдрали. Пути начального нет, подняться не можете. Теперь смотрите снизу на недосягаемые высоты и пьете вино, чтобы их забыть и в себе задавить. От собственного бессилия. Поставили свечки, даже покаялись и причастились, а ничего в жизни не меняется.

— А Магомет дал лестницу со ступенями?

— А он дал! И по ней идут. Любой крестьянин себя уважает и идет маленькими шажочками. Но идет! Что ты хочешь взамен предложить? Почему бы сначала со своей лестницей не разобраться прежде, чем другую отбирать?

— Сейчас за больное место зацепили. Не знаю я, как разбираться. Насколько понял, взяла Русь на себя путь Орды. И что бы не делала, в Орду превращается. Будет Чингисхан, будет и слава. Пытается правитель улучшить жизнь, Орда его и растопчет.

— Способ есть. Только не здесь. Ты достаточно услышал, чтобы понять.

— Как нам сделать так, чтобы они появились?

— Не могу сказать. Общих путей нет. Вы готовы оба, так что смотрите и думайте.

— Могу их передать другому?

— Можешь. Не бери на себя груз. Ты -не правитель. Предоставь это тем, кто поставлен.

— Когда откроется вход?

— Через день, может два. Может, неделя. Сейчас я уйду, и ты увидишь, что будет с проходом после.

Не прощаясь, старик повернулся в одной из темных ниш. Я хотел посмотреть, но камень, словно расплавленный пластилин, потек. Ниша сомкнулась. Осталась ровная стена. Мы посмотрели друг на друга. В тишине где-то капала вода. Каменная чаша ведер на десять нашлась в глубине.

— Не ядовитая? — с сомнением посмотрел я.

— Не чувствую ничего. Давай попробуем?

Капли падали с огромного сталактита, почему— то единственного в пещере. Во рту пересохло от волнения, и я не отказался. Вода оказалась вкусной и холодной.

Через час ничего произошло. Потом время начало теряться. Алена утверждала, что прошло три часа, мне казалось, что не менее пяти. За это время я обследовал залу. Выход надежно перекрыт. Все ниши слепые. Но страха нет. Даже весело. Вода так подействовала? Алена сидит на плите, глаза блестят. Я потянул тесемку платья.

Мы лежали обнаженные на теплой плите. Сплетение рук, сплетение ног, судьбы сплетение, как писал Пастернак. А своды еще помнили наши стоны и крики. Появилось свечение в выемке стены.

Самые большие зародыши похожи на страусиные яйца, только граненые, с торчащими мелкими кристаллами и выступами. Более тупое основание покрыто серой породой. Их около десятка. Мы выбрали два самых больших и положили на стол. Ничего не удивляло. Мы любим и наслаждаемся друг другом. И ничего не имеет значения кроме этого.

Как потом выяснилось, прошло больше суток, прежде чем плита опустилась и вход открылся. Пришлось спешить, потому что за нашей спиной коридор смыкался и превращался в сплошной камень.

Дверь закрыта. Я лег на землю и забил ногой по толстому железу. Заскрипели петли и свет свечей заставил зажмуриться.

— Тихо вы, аккуратней, — шипел я на вытаскивающих нас агентов, — Срочно Николая Павловича известите.