Белый отряд - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 52
- Предыдущая
- 52/98
- Следующая
Радостным гулом голосов встретила группа воинов это сообщение о немедленных действиях. Принц улыбнулся воинственному пылу, который отразился на лицах людей, стоявших вокруг него.
– И вот что еще вас обрадует, – продолжал он. – Я имею точные сведения, что этот Генрих – очень храбрый командир, в его власти оказать нам упорное сопротивление, и борьба с ним сулит нам немало чести и удовольствия. Как мне сообщили, среди собственных подданных он набрал около пятидесяти тысяч воинов, и к этому надо прибавить двенадцать тысяч французских добровольцев, а они, как вы знаете, весьма храбрые и опытные солдаты. Можно сказать с уверенностью, что смелый и достойный Бертран Дюгесклен прибыл во Францию к герцогу Анжуйскому, намереваясь вместе с ним набрать большое войско в Пикардии и Бретани. Мы высоко почитаем Бертрана, ибо он раньше вкладывал немалый труд, чтобы обеспечить нам почетную схватку. Что вы думаете на этот счет, достойный Капталь? Он захватил вас врасплох в Кошереле, и, клянусь спасением души, вы получите теперь возможность отплатить ему за обиду.
При этом напоминании гасконский воин слегка нахмурился, недовольны были и окружавшие его земляки, ибо в тот единственный раз, когда они столкнулись с вооруженными силами Франции и англичане не помогли им, они потерпели жестокое поражение.
– Иные утверждают, сир, что счет уже больше, чем выравнен, ибо без поддержки гасконцев Бертран не был бы разбит под Ореем, а короля Джона не потеснили бы под Пуатье.
– Клянусь небом, это уже слишком! – воскликнул какой-то английский дворянин. – Мне кажется, Гасконь – слишком маленький петушок, чтобы кукарекать так громко.
– Чем меньше петушок, милорд Одлей, тем длинней у него шпора, – заметил Капталь де Буш.
– Ему могут прищемить гребешок, если он будет слишком шуметь, – вмешался другой англичанин.
– Клянусь божьей матерью Рокамадурской! – воскликнул лорд Мюсидан. – Я больше не могу этого выносить. Сэр Джон Чарнелл, вы ответите мне за эти слова.
– С удовольствием, милорд, и в любое время, когда вам угодно, – небрежно ответил англичанин.
– Милорд де Клиссон, – воскликнул лорд Одлей, – вы почему-то пристально смотрите в мою сторону. Клянусь богом! Я буду рад, если мы продолжим с вами это объяснение.
– А с вами, милорд Поммерс, – сказал сэр Найджел, протискиваясь вперед, – мне думается, мы тоже могли бы сразиться на копьях в достойном и почетном споре по этому вопросу.
В течение нескольких минут обе стороны успели переброситься десятком вызовов, ибо туча, столь долго выраставшая между рыцарями обеих наций, внезапно разразилась грозой. При этом гасконцы яростно жестикулировали, англичане держались бесстрастно, холодно и насмешливо, а Принц с полуулыбкой переводил взгляд с одних на других, как человек, который любит горячую схватку и вместе с тем опасается, чтобы страсти не разгорелись до той степени, когда он уже не сможет их сдержать.
– Друзья, друзья, – воскликнул он наконец, – вашу ссору пора прекратить! И тому, кто будет продолжать ее за стенами этой комнаты, гасконец он или англичанин, придется отвечать передо мной. Я слишком нуждаюсь в ваших мечах, чтобы вы обращали их друг против друга. Сэр Джон Чарнелл, лорд Одлей, вы, надеюсь, не сомневаетесь в храбрости наших друзей из Гаскони?
– Нет, сир, – ответил лорд Одлей. – Я слишком часто видел их на поле боя и знаю, что они весьма решительные и отважные джентльмены.
– Скажу тоже самое, – заявил второй англичанин, – но, конечно, мы не забудем о сегодняшнем, а они пусть научатся не болтать попусту.
– Нет, сэр Джон, – сказал Принц с укоризной, – у всякого народа свои нравы и обычаи. Найдутся такие, которые назовут нас холодными, хмурыми и молчаливыми. Но вы слышите, милорды из Гаскони, у этих джентльменов и в мыслях не было набросить тень на вашу честь и достоинство, – так укротите же свой гнев. Клиссон, Капталь, Де Поммерс, вы мне обещаете?
– Мы ваши подданные, сир, – ответили гасконские бароны не слишком охотно. – Ваше слово для нас закон.
– Тогда зальем все взаимные неудовольствия доброй мальвазией! – весело воскликнул Принц. – Эй, там! Открыть двери зала для пиров. Я долго был разлучен с моей дорогой супругой, но я скоро вернусь к вам. Пусть кравчие подают и менестрели играют, а мы выпьем чашу за предстоящие нам на юге славные бои!
И Принц удалился в сопровождении обоих монархов, тогда как собравшиеся, многие поджав губы и грозно хмурясь, медленно выходили друг за другом через боковую дверь в обширный покой, где были накрыты столы для королевского пира.
Глава XX Как Аллейн завоевал себе место в почетном цехе
Пока совет Принца обсуждал дела, Аллейн и Форд ждали в другой комнате, где их скоро окружила шумная толпа молодых англичан одного с ними звания, жаждавших услышать последние новости с родины.
– Ну как поживает старик в Виндзоре? – спросил один.
– А как добрая королева Филиппа? – осведомился второй.
– А дама Алиса Перрерс? – крикнул третий.
– Уот! Чертов болтун! – заорал высокий молодой человек, хватая Уота за шиворот и в назидание встряхивая его.
– Да за эти слова тебе Принц голову бы снес.
– Клянусь богом, Уот бы и не заметил. Она же у него пустая, как сума нищего.
– Пустая, как сума английского оруженосца, – отозвался первый.
– Куда к черту запропастился стольник и его кравчие? Они до сих пор не расставили козел для столов.
– Mon Dieu! Если бы человек мог дожраться до рыцарства, так ты, Хамфри, был бы по меньшей мере знаменитым рыцарем, – заметил второй оруженосец среди взрывов хохота.
– А если бы ты мог допиться до чего-нибудь, дурья голова, ты стал бы первым бароном королевства! – крикнул обиженный Хамфри. – Но как дела в Англии, скажите, оруженосцы Лоринга?
– Я считаю, – заявил Форд, – что во многом она осталась такой же, какой была, когда ты видел ее в последний раз, может, только шуму в ней поменьше.
– А почему меньше шуму, юный мудрец?
– Ну, пораскинь мозгами.
– Клянусь богом! К нам заявился паладин, а на башмаках у него все еще хампширская грязь! Он хочет сказать, что шуму стало поменьше, так как мы оттуда уехали.
– Быстро они тут соображают, – заметил Форд, повернувшись к Аллейну.
– Как прикажете вас понять, сэр? – спросил оруженосец-задира.
– Как хотите, так и понимайте, – небрежно отозвался Форд.
– Это дерзость! – воскликнул другой.
– Сэр, я преклоняюсь перед вашей догадливостью, – ответил Форд.
– Сдержись, Хамфри, – заметил высокий оруженосец, рассмеявшись. – Мне кажется, тебе нечего ждать снисхождения от этого джентльмена. В Хампшире языки остры, сэр.
– А мечи?
– Гм! Мы можем проверить! Через два дня турнир, тогда и посмотрим, так же ли остро твое копье, как язык.
– Все это распрекрасно, Роджер Харкомб! – воскликнул коренастый молодой человек с бычьей шеей; его квадратные плечи и массивная фигура говорили об исключительной физической силе. – Ты слишком легко относишься к этому делу. Мы не можем допустить, чтобы над нами так просто взяли верх. Лорд Лоринг уже показал себя, но мы ничего не знаем о его оруженосцах, кроме того, что один остер на язык. Ну, а вы, молодой сэр? – обратился он к Аллейну, опуская тяжелую руку ему на плечо.
– Что я, молодой сэр?
– Ma foi! Можно подумать, будто это паж моей дамы. Прежде чем ты снова увидишь свою мать, твои щеки должны стать посмуглее и потяжелее рука.
– Если рука моя и не тяжела, зато она всегда готова.
– Готова? Готова для чего? Чтобы нести шлейф моей дамы?
– Готова проучить любого за дерзость, сэр.
– Хорошенький мой дружок! – ответил коренастый оруженосец. – Какой у тебя нежный румянец! Какой мелодичный голос! Глаза – точно у стыдливой девы, а волосы трехлетнего младенца. Voila! – И он грубо сунул толстые пальцы в золотистые кудри юноши.
– Вы напрашиваетесь на ссору, сэр, – сказал Аллейн, побледнев от гнева.
- Предыдущая
- 52/98
- Следующая