Генерал-адъютант его величества (СИ) - Леккор Михаил - Страница 34

Нет, определенная помощь все же была, но очень немного. И эффект тоже небольшой. Двадцать — тридцать процентов раненых выживало. С одной стороны, максимальный уровень — целая треть поступивших в госпиталь, а ведь туда попадали только те, кто сами не могли двигаться, с другой стороны, только треть раненых могли выжить. А две трети, несмотря на все усилия, умирали!

С такими пессимистичными мыслями Макурин вошел в госпиталь. Он был еще небольшой, даже точнее, работала только одна большая светлая палата, в которых располагались семь офицеров. И даже почти не стало шесть.

Александр, а значит, и свиту, у входа задержали (заболтали) врачи. Андрей Георгиевич все этим не очень не интересовался, служители им тоже не очень. Скромный штатский наряд. Не в мундире и не в вицмундире, и даже без наград, кому он был нужен?

А в палате, в которую они должны были попасть, царила печальная атмосфера. Около одного из раненых, молоденького корнета, почти хорошенького, если так можно говорить паренька, суетились трое служителей.

— Убираете? — не понял Макурин. Тяжелораненые (и тяжелобольные) не могли сами за собой ухаживать и нередко ходили под себя. Такова темная сторона деятельности медиков и с этим ничего не делаешь.

Один из служителей, уже пожилой, но благообразный, перекрестился и негромко сказал:

— Отмучался бедолага, пусть земля ему будет пухом!

Макурин удивился, ведь по внешнему виду, в общем-то, и почти не видно. Кожа серая, потому как кровь не снабжается, так другие раненые не меньше серости имеют. И аура, как у других. Только снизу с краю чернота пробегает. Вот он, явный признак! Чернота быстро займет ауру, и когда смерть окажется господствующей, душа покинет тело. Но все это происходит быстро, в XXI веке наука считает, что мозг умирает в порядке 5 минут, это по светски о душе так говорится.

Но раз аура показывает, что смерть была недавно, значит, душа еще на месте, и можно постараться оживить молодого человека. Рано ему еще умирать.

— Оставьте его в своей постели, — Макурин был уже в плену церковных таинств и не заметил, что говорил властно, сильно, как святой и министр, в обоих случаях закрытый неимоверной властью и полномочиями.

Служители, однако, это сразу поняли и без спора отошли. Благо, нарушение произошло небольшое и не столь важное. Властный гость, судя по одежде, церковнослужитель, хотя и одетый не совсем по православному канону, но ведь и умерший еще вопрос, православный ли?

А Андрей Георгиевич, едва подождав, пока они оставят тело в покое, начал молиться, обращаясь и к Господу Богу, и к архангелам и к херувимам, и к почтенным апостолам, прося всех их помочь оживить молодого человека, пострадавшего за правое дело. Звали его, оказывается, Алексей Берг, и был он протестант, но кому какое дело? Ведь пострадал за Бога и русского государя, и значит, имел право на помощь.

И ему помогли, Макурин даже не мог понять кто, но некое небесное существо, яркое красивое, оказалось в палате буквально на миг и потом исчезло, оставив после себя теплое почтение к жизни.

Люди только еще начали понимать, что здесь произошло, молясь и крестясь, кто физически мог, как умерший ожил и теперь воскрес, как второй Лазарь.

Попаданец, близко стоявший к Бергу, хорошо видел, как вначале кожа на лице приобрела живой вид, потом открылись глаза, и Алексей хрипло произнес:

— Пить!

Поскольку в руках у него ничего не было, Макурин обернулся к служителям за необходимой помощью. Пожилой из них, правильно догадавшийся, поспешил за стаканом и небольшим сосудом с водой, стоявшим над одном из подоконников.

Андрей Георгиевич, ругая себя за недогадливость, перекрестил стакан с водой и, за одним, служителя. Из-за этого вода заискрилась, словно на ярком солнце, а служитель покраснел. Ему явно стало душевно хорошо. Впрочем, святой уже не обращал внимания. Он быстренько взял стакан и преподнес его ко рту умерш… больного, подняв голову.

Берг жадно пил, словно не пил уже много дней. Хотя Макурин его не винил. По крайней мере, душа его оказалась за много верст отсюда, оторвавшись от тела. А само тело смогло не только умереть, но и ожить.

Напившись, корнет попытался получить и информацию:

— Что со мной было?

Экий ты, — подивился Макурин, — будто мы знаем? Внешне ты умер, а внутренне знает только лишь Бог. Даже наука XXI века не может полностью ответить. Да и вопрос, правильно ли она интерпретирует идущие процессы.

Не желая ставить себя в неловкое положение, ибо точно ответа не стал, а предполагать не хотел, попаданец лишь мягко улыбнулся и поднял стакан, — мол, хочешь еще? В ней было еще наполовину жидкости, явно не всю жажду поглотил.

Берг с благодарностью согласился и припал к стакану, как живительной влаге. Пожилой служитель в это время не нашел ничего лучшего, как сказать откровенность в ответ на вопрос:

— Вы умерли, а потом вот его преподобие вас оживил и вы опять живой и в полном здравии.

Алексей Берг от неожиданности от такой новости звучно поперхнулся, пролив воду на лицо и на подушку.

Макурин поднял стакан в воздух, посмотрел на него. Жидкости в нем почти не осталось.

— Эдакий вы, — пожурил он ласково, — помогите теперь молодому человеку убрать воду с лица. Как вас, кстати, зовут — величают?

— Сергий прозвали родители, ваше преподобие, — голос был теплый, но звучный, Макурин и сам бы от него не отказался.

Сергий же начал хлопотать, не только вытерев воду с лица простынкой, но и осторожно заменив сырую подушку на запасную.

— Господа! — озвучил меж тем предложение Макурин, — поскольку нужды в вас больше нет, то вы можете идти.

Он был человек немаленький, как в должности, так и в классе, но все-таки госпитальные служители могли бы осмелиться, и осторожно отказаться. Ведь не их же начальник и нечего тут командовать!

Но служители, которые служили, вообще-то, в госпитальном морге, ничуть не удивились приказу благородного гостя. Поклонились и вышли в коридор. А уж там вдалеке прозвучало:

— А прямо на наших глазах произошло чудо чудодейственное — преподобный оживил мертвого человека!

Вот ведь озорник! — покачал головой Макурин, — высечь бы его за грубость, дабы и ему, и другим не было наглости так смелеть.

Но голос был такой веселый и наивный, проникнутый такой беззаветной веры в Бога, что он лишь коротко улыбнулся. Улыбнулись и все окружающие, даже Берг. А Сергий, покачал головой, сказал, подавив улыбку:

— Это Костянтин, бедовая голова. Тело такое наел, орясина, а вот с головой до сих по не дружит.

— Пусть его, — решил Макурин, — пускай идет с Богом, нам не мешает.

Ну коли святой так решил, а то, что он святой, никто уже не сомневался, то и остальным не повадно. Они лишь еще раз улыбнулись, теперь уже облегченно за этого дурака, который ни за что, не про что едва не попал под воинское наказание. Это ведь Бог может быть всепросляющий, а человек нет, даже священнослужитель.

Макурин, еще раз перекрестив корнета, перешел к следующему раненому. Там его и застал Александр со своей свитой и врачами. Сразу стало шумно, хлопотно. То, что самим раненым будет нехорошо, никто не подумал. Ведь его императорское высочество сам пришел с генералами и сановниками!

Кстати, похоже, и сами раненые подумали так же. И даже больше, для них цесаревич это непременно награды — ордена, чины, а кое-кому и аренда. Чем не откуп от шума и ранении?

Александр перекрестился, сделал сумрачное лицо:

— Начнем, пожалуй, с самого грустного. Мне сказали, один из вас сегодня умер, упокой Господь его душу.

Поскольку местные врачи были еще не в курсе, ответить пришлось служителю палаты Сергию.

— Ваше императорское высочество! — низко поклонился он, — это был корнет Берг. Только он уже жив. Вот он.

Говорил он цесаревичу, но остальные тоже имели уши и услышали. Какое-то время наступила мертвая, почти звенящая тишина.

— Но ведь этого не может быть! — воскликнул представительный врач. Накануне высокого гостя он в числе других был в составе комиссии. Берг действительно умер, и это было не удивительно. Он оказался весьма слабым раненым, и врачи считали, что раненый умрет со дня на день. Глубокое ранение в бедро и перемежающая лихорадка. И что же делать, это война! Кто-то погибает, в том числе и молодые, как это не бывает жаль. Николай Александрович Мещеряков на это уже не раз смотрел и особых чувств мертвые не вызывали. А вот вновь оживавшие из мертвого состояния вызывали и еще как! Прямо до икоты!