Почти родные (СИ) - Доронина Слава - Страница 19

Мы договорились, что после занятий Гордеев съездит со мной в сервисный центр. Машина начала чудить, с трудом заводится. Быть привязанной к такси я не хочу, а Семён, шофер отца, сейчас в отпуске.

Каждый мой день расписан по минутам, я вожу с собой кучу реквизита и аппаратуры для съемок. Отказаться от работы день в день и подвести людей без уважительной причины — просто не имею права. Вот бы с выдержкой и самоконтролем у меня было так же, как и с ответственностью перед заказчиками. Хотя лучше не развивать эту мысль, а то снова скачусь к тому, что буду не лекцию слушать, а думать о Ковалёве. Нет, чувства — это, конечно, классно: эйфория, окситоцин, дофамин и все дела. Но почему именно Андрей? Почему всего этого я не испытываю к Ярославу? Да хоть к кому угодно другому!

Несколько часов тянутся как жвачка. После занятий мы выходим с Викой на улицу. Она просит дать контакты моего учителя по вокалу. Я вдохновила и девчонок заняться пением. Отправляю через мессенджер визитку и иду к машине. Моя ласточка опять барахлит и заводится с третьей попытки. Обидно. Родители подарили мне ее на совершеннолетие. Она абсолютно новая. Я даже царапины ни разу нигде не оставила и вообще вожу аккуратно. Не лихачу, как старший брат, который однажды разбил свою машину в хлам.

— Вечером встречаемся? — интересуется Ярослав, когда привозит меня на место съемки и помогает выгрузить вещи.

— Да, — отвечаю без заминки.

— Тогда набери меня, как освободишься. — Он подходит ближе и чмокает в щеку.

Наше общение вполне безобидно и целомудренно. Яр не давит, занял выжидательную позицию. Но не исключаю, что все может измениться. Причем в короткие сроки.

Вчера за ужином Вика застала врасплох, прислав свежую фотку Ковалёва. На ней Андрей и Натали в обнимку вместе гуляли. Комментарии папарацци, что в паре, кажется, потепление на фоне переживаний из-за смерти общего друга, ранили меня до глубины души. Ох уж эти собственнические замашки. Я с детства ревновала Андрея ко всем, кому он уделял внимание больше, чем мне. Может, стоит походить к психологу? Интересно, это вообще лечится?

После съемок мы с Яром едем в ресторан, но хватает меня максимум на час общения. Жутко вымоталась за этот день, и все, о чем мечтаю — вернуться домой и лечь спать.

Утром просыпаюсь по будильнику, но оторвать голову от подушки не получается. Я всматриваюсь в темноту, ощущая, как ломит тело и волнами накатывает слабость. Пишу сообщение Вике, что останусь дома, и снова проваливаюсь в сон. Когда открываю глаза в следующий раз, в комнате по-прежнему темнота, часы показывают шесть вечера. Не припомню, чтобы так долго спала хоть когда-либо.

В телефоне куча пропущенных и несколько сообщений. Пульс тут же ускоряется, когда я читаю эсэмэску от мамы: «Андрей сегодня прилетает. Папа просил передать, чтобы ты не вредничала, как в прошлый раз, и встретила его».

Это было три часа назад. Какова вероятность, что Ковалёв уже на месте?

Решаю спуститься вниз, выпить воды и каких-нибудь лекарств, а потом набрать всех по списку.

Щелкаю кнопкой чайника и прежде всего пишу Яру, что приболела и наша прогулка отменяется. Следом звоню маме, затем Вике — докладываю, что я более-менее в порядке. Последним набираю Ковалёва. Андрей не отвечает, но гудки идут. Наверное, уже прилетел. От этой мысли в крови бушуют тонны адреналина.

Бросив телефон на столешницу, поворачиваюсь к окну, чувствуя головокружение. Становится вдруг так волнительно. Я скоро увижу Андрея! Его не было почти неделю, но мои эмоции тише не стали. Я бы даже сказала, наоборот.

Достаю аптечку и ищу парацетамол. Услышав, как хлопает входная дверь, вздрагиваю. Это может быть только один человек. Тот, кому я недавно сама дала дубликаты ключей.

Возвращение Андрея приводит в трепет каждую клетку, наполняя меня счастьем. Не припомню, чтобы в последнее время так сильно чему-то радовалась.

Едва сдерживаюсь от порыва выйти к Андрею. Слышно, как он что-то делает в гостиной, лишь потом заглядывает на кухню. Задерживается на мне взглядом и медленно изучает лицо.

Хочется расплыться в улыбке, подойти и обнять, но я не двигаюсь с места, просто смотрю на Андрея в упор. Он переводит глаза на аптечку, потом опять на меня.

В его руках сумка, и моя радость сходит на нет, словно ее стерли ластиком, после которого остались грязные темные разводы. Крошечный нерв, отвечающий за самообладание, рвется, заставляя пошатнуться на месте.

Ковалёв приехал забрать вещи!

Мысленно я висну на шее Андрея, глажу, трогаю, вдыхаю его запах, по которому тосковала. Говорю, что скучала, что все мысли были только о нем и я не хочу больше ходить ни на какие свидания. Ни с Яром, ни с любым другим парнем. Но на деле — даже не двигаюсь. Все мое существо против того, чтобы Андрей жил отдельно.

— Привет, — наконец здоровается он, продолжая ощупывать взглядом.

Судя по уверенному и отстраненному виду, Андрей принял решение съехать и не маячить у меня перед глазами.

— Привет, — отзываюсь предельно равнодушно, хотя дается это с огромным трудом. — Уже собрался? — киваю на сумку.

— Да, кое-какие вещи сегодня возьму. Остальные потом.

— И родителям сказал, что будешь жить в другом месте?

— Я не в том возрасте, чтобы перед кем-то отчитываться.

Андрей подходит ближе и, протянув руку, трогает мой лоб. По телу бегут импульсы от его касаний. Сердце бешено стучит в груди.

— Всё в порядке? — спрашивает он.

— Да.

— Уверена?

— Абсолютно. День был суматошный, я только недавно вернулась домой. Сейчас приму лекарство и лягу спать, — придумываю на ходу, решаясь осуществить коварный план.

Не в моих правилах вызывать у людей чувство жалости, но сейчас недомогание — это единственное, что может задержать Ковалёва в стенах этого дома.

Андрей шумно вздыхает и уходит в гостиную.

Я глушу в себе боль. По-другому представляла нашу встречу и чем точно не собиралась заниматься, так это манипуляциями. Но на войне все средства хороши, а я во что бы то ни стало хочу одержать победу.

Подойдя к раковине, наливаю воду, запиваю лекарство, а потом жертвую любимым маминым сервизом. Кружка разлетается вдребезги, звон битого стекла оглушает. Я изображаю растерянность и, тихо вскрикнув, хватаюсь рукой за столешницу.

Не знаю, как далеко готова зайти в своем притворстве, но не позволю Андрею съехать, даже если придется разыграть недомогание посерьезнее. Да, это глупо и эгоистично! Но я так ждала его возвращения. Так ждала!..

Ковалёв появляется на кухне почти сразу. Притворяться особо и не приходится, потому что штормит по-настоящему. А когда Андрей подходит — еще сильнее. Едва не наступаю на стекло, показывая, насколько у меня «всё в абсолютном порядке».

— Аккуратно. Стой на месте, — командует Андрей. — Здесь много стекла.

Он кладет руку мне на талию. Реакция тела не заставляет себя ждать: колени подкашиваются, а сердце сжимается, как шар, из которого выкачали весь воздух.

Ковалёв чертыхается, едва успев меня подхватить. И притянуть к себе. Да, вот теперь идеально. Я там, где и должна быть. В его объятиях. Утыкаюсь носом в шею Андрея и вдыхаю пьянящий запах. Ведет так же, как и в ту ночь. Если не сильнее. Грудь распирает от чувств. Их так много!

— Я два вечера подряд ходила на свидания и оба раза думала о тебе, — слетает с языка признание.

Кадык Андрея несколько раз дергается. Ковалёв шумно сглатывает.

— Это пройдет, — отвечает, помедлив.

— Да? Отлично. Сколько еще раз нужно на них побывать, чтобы забыть о тебе? — Жмусь к Андрею сильнее.

Твердые мышцы становятся почти каменными. Он напряжен, но выражение его лица все такое же спокойное и отстраненное. Правда дыхание участилось. Теперь оно в унисон с моим.

— Без понятия, сколько тебе понадобится. — Андрей укладывает меня на диван и смотрит сверху вниз, сжигая чернотой зрачков. — Мне хватило одного.

Проходит несколько секунд, прежде чем возвращается способность дышать. Ощущаю себя так, будто Ковалёв отвесил мне пощечину. Хорошо, что это не первый раз, когда он причиняет мне боль. Примерно знаю, как себя вести, и понимаю, с чем имею дело. Проблема в том, что раньше я никогда не чувствовала себя такой уязвимой перед этим человеком, как сейчас. Вся моя уверенность меркнет. Как и радость от возвращения Андрея. Лучше бы дала ему уйти, как он и хотел, а не разыгрывала этот дешевый спектакль.