Семья и развитие личности. Мать и дитя - Винникотт Дональд Вудс - Страница 7

Но вернемся к теме маленьких детей. Когда мы обеспечиваем детям светлое детство, мы стремимся к определенной цели, а именно, чтобы каждый ребенок стал взрослым и полноценным членом общества, которое именуется демократией. Однако мы знаем, как важно не ставить детей б положение, к которому они еще не готовы. Более того, мы знаем, что тщетно «учить» демократии, ее можно усвоить только в процессе роста, развития, превращения индивидов в зрелые личности, из которых и состоит демократия. (Это тема последнего раздела «Некоторые мысли о значении слова „демократия“».)

Я хочу только упомянуть здесь ранние эквиваленты того, что, развиваясь в благоприятных обстоятельствах, станет материалом демократии. Оставляю в стороне воспитание старших детей, поскольку они имеют возможность принимать участие в деятельности клубов и других соответствующих их возрасту организаций. Однако зародыш всего этого — на ранних стадиях, и заключается он в привлечении детей к временному исполнению общественных функций. Разумеется, мы не можем ждать от мальчишек и девчонок, что они будут самостоятельно руководить своими группами, однако мы рассчитываем на то, что мальчик или девочка иногда будут играть в «руководителей». Игра — вещь не только приятная, но и очень полезная.

Иногда старшей сестре приходится исполнять обязанности матери, это очень большая ответственность, особенно в раннем возрасте, и мы видим, как добросовестное выполнение этих обязанностей лишает девочку непосредственности, спонтанности, осознания своих прав; этого избежать невозможно. Однако любой ребенок хотел бы получить ответственность на ограниченный промежуток времени. Лучше это получается, когда идея возникает у ребенка, а не навязывается нами. Однако со временем дети становятся способными идентифицироваться с нами и тем самым принимать разумное вмешательство без слишком большой потери ощущения собственного «я» и своих прав.

Разве не это проявляется в эволюции детских рисунков? Вначале простое пачкание, потом каракули. Потом ребенок сам видит некий смысл в своих каракулях, но мы об этом не знаем, если он нам не говорит. В своих каракулях ребенок видит все и всех. Возможно, вот эта выходящая за край рисунка линия — эквивалент ночного недержания мочи или какой-нибудь неприятности (вроде разбитой чашки), что было привлекательно для ребенка, но неудобно для взрослых. Потом появляется неровная окружность, и ребенок говорит «утка». Теперь ребенок выражает нечто большее, чем просто удовольствие от инстинктивного опыта. Здесь возникает новый интерес, и ради него ребенок готов отказаться от прежних, более инстинктивных удовольствий. Скоро, очень скоро ребенок пририсовывает к кружку руки и ноги, чертит внутри глаза. И мы говорим: «Получился человечек». Мы все смеемся, видя, что прямое выражение чувств уже зашло далеко, и с этого начинаются подлинные рисунки. И снова тут есть определенное достижение благодаря конструктивному характеру сделанного, которое признается и ценится теми, кто близок ребенку, кто ему дорог, — открыта новая форма коммуникации, которая порой бывает лучше речи. И очень скоро ребенок начинает рисовать картинки. Размер и форма листка определяют размещение нарисованных объектов. Потом приходит равновесие объектов и движений и тонкие «взаимоотношения» их пропорций. На короткое время ребенок становится художником. Однако более важно то, что ребенок развил способность сохранять непосредственность и спонтанность, в то же время соблюдая формы и другие виды самоконтроля. Такова в миниатюре идея демократии. Она еще очень слаба, потому что зависит от человека, с которым взаимосвязан рисующий ребенок. Позже эта личная связь разрывается, она должна быть разорвана и растворена, но прежде чем ребенок станет настоящим художником-профессионалом или, что гораздо вероятнее, обыкновенным гражданином, он должен научиться изнутри себя что-то дать человеку, в общении с которым возникли эти первые артистические стремления.

Все это уводит нас все дальше и дальше назад. В терминах окружения «все дальше назад и назад» означает все более и более личное, а это значит, что личность, с которой отождествляется ребенок, должна быть все более и более надежной, прочной.

Постепенно мы уходим назад к личности, которая может быть более чем надежна с точки зрения ребенка. Мы знаем, что, в случае маленьких детей только любовь к конкретному ребенку делает личность достаточно надежной. Мы любим ребенка, поддерживаем с ним непрерывную связь, и половина битвы выиграна. Но давайте продвинемся еще немного вглубь. Теперь нужно использовать еще более сильные выражения. Думаю, что в течение относительно короткого периода первых месяцев наиболее подходит слово «преданность». Я не использую слова «умная», «подготовленная», «хорошо обученная», хотя не отвергаю их. Но только преданная мать (или та, что становится ее заменой) способна удовлетворить потребности ребенка. С моей точки зрения, младенец в самом начале нуждается в активной адаптации к своим потребностям, которой невозможно достичь, если ухаживающий за мим человек недостаточно предан. Очевидно, что такой человек — мать младенца, у которой подобная преданность возникает естественно; и даже если можно доказать, что младенцы не знают своих матерей до достижения нескольких месяцев, я все же полагаю, что мать своего младенца знает.

Образование родителей

Здесь меня могут подвергнуть критике. Читатель может сказать: «Но вы считаете само собой разумеющимся, что мать нормальная, забывая, что многие матери невротичны, а некоторые едва ли не безумны»; «Со многими матерями в свое время плохо обращались или обращаются, и они переносят свое раздражение на младенцев»; «Нелепо говорить о матерях, сестрах, учителях, ведущих себя естественно. Их всех нужно учить».

Не могу сказать, что совсем не согласен с этими возражениями; однако замечу, что когда люди, заботящиеся о детях, невротичны или даже близки к безумию (а во многих случаях так оно и есть), научить их невозможно. Наша надежда связана с теми, кто более или менее нормален. В своих клиниках мы имеем дело с отклонениями от нормы и ориентированы на такие отклонения. Но в отношении обычных матерей и младенцев, в обучении младенцев и маленьких детей следует решительно ориентироваться на норму, или здоровье. Здоровые матери могут многому научить нас.

Вполне ли мы уверены, что врачи и сестры, которые так умело заботятся о матерях в родильных домах и клиниках, дают возможность полновесно функционировать обычным нормальным здоровым матерям? За последние несколько лет положение значительно улучшилось. Сегодня не редкость в родильном доме младенец, находящийся рядом с матерью. Мне не нужно рисовать ужасную альтернативу, с которой все хорошо знакомы: ребенок содержится в другой палате, его приносят на время кормления и подсовывают к груди, не готовой к этому, а порой и испуганной матери. К тому же, благодаря работам Боулби и Робертсона, сегодня существует сильная тенденция позволять родителям находиться с младенцами и маленькими детьми, которым какое-то время приходится провести в больнице.

Дело в том, что врачи и сестры поняли: они специалисты только в одном отношении. А в отношении таких проблем, как возникновение эмоциональной связи между младенцем и матерью (частью этого процесса является кормление грудью), обычная мать не просто эксперт: в сущности она единственный человек, который знает, как вести себя с данным конкретным ребенком. И тому есть причина. Она в материнской преданности — единственной мотивации, которая в данном случае действует.

Когда мы пытаемся перенести эти соображения на более сложные проблемы детского сада, то с большим упрощением можно сказать, что в детском саду возможны два типа детей — и то же самое справедливо по отношению ко всем школам. Есть дети, родители которых правильно и хорошо обращались и обращаются с ними. Это благодарные дети, способные демонстрировать весь спектр чувств. И есть дети, родители которых были неуспешны, и мы должны помнить, что неудачи совсем не обязательно их вина. Возможно, это вина врача или медсестры; или, возможно, она связана со случайными обстоятельствами, например тяжелым приступом коклюша; возможно, помешали слишком энергичные «помощники». Таким детям в возрасте детского сада необходимо восполнить то, что они должны были бы получить раньше. И, возможно, получить это не от их настоящих родителей. Активное приспособление к нуждам, которое происходит слишком поздно, называется «избалованностью», и те, кто балует детей, подвергаются критике. Больше того, поскольку это происходит слишком поздно, дети не могут правильно воспользоваться тем, что получают, или нуждаются в дополнительной поддержке очень сильно и в течение очень длительного периода. Таким образом, человек, способный предоставить такую поддержку, может оказаться в трудной ситуации, потому что у ребенка разовьется зависимость, которую взрослый не решится разорвать.