Пылающий остров - Казанцев Александр Петрович - Страница 15

Девушка оглядела пустую лабораторию. Ворох бумаги в углу не привлек её внимания.

Кэд упрямо закрывал дверь. Мод взялась за ручку. Кэд с нескрываемой злостью захлопнул дверь, поспешно повернул ключ и положил его в карман.

— Кэд, что вы делаете?

Не говоря ни слова и не оглядываясь, Кэд зашагал к главному подъезду виллы. Мод шла за ним.

Дверь у главного подъезда, в которую вошёл Кэд, тоже оказалась запертой изнутри.

«Боже мой! Что же это такое? С беднягой что-то случилось! Надо сейчас же позвонить по телефону мистеру Кленову, он должен быть в своей лаборатории».

Кленов обернулся на звук открываемой двери и увидел Кэда.

— Как, — удивился учёный, — разве уже пора обедать? Представьте, я не успел ещё ничего сделать.

— Нет, барин… Ещё рано, рано. Обед ещё сырой… Кэд пришёл подмести пол, — на ломаном русском языке сказал слуга.

— Ах, так!.. Ну хорошо. Тогда не обращайте на меня внимания. Мне только надо найти корень одного уравнения. Я очень благодарен вам, Кэд. Право, я мог бы сам… Так… общий интеграл…

Японец зашёл Кленову за спину и резко опрокинул его назад вместе со стулом.

Кленов вскрикнул, но не успел опомниться, как был связан по рукам и ногам. Во рту, больно придавливая язык, торчал кляп.

Японец поставил стул перед лежащим Кленовым и сел. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.

Японец полез в карман. Вынув оттуда лишь одну оправу от очков, он усмехнулся и положил её обратно. Потом достал портсигар и не спеша закурил.

— Вы удивлены, Иван Алексеевич? — начал Кадасима на чистом русском языке. — Обстоятельства, уважаемый Иван Алексеевич, говоря точнее — чрезвычайные обстоятельства, вынудили меня к столь поспешным действиям. Прошу вас рассматривать их только как меры предосторожности. Я льщу себя надеждой, что мы с вами сумеем договориться. — Японец откинулся на спинку стула и с наслаждением затянулся. — О, я знаю русских, точно так же, как и русский язык. Не правда ли, я недурно им владею?.. Что же вы молчите? Ах да! Я и забыл, что сам принудил вас немного к молчанию. Итак, давайте договариваться, Иван Алексеевич. Я вам освобожу рот, а вы дадите мне честное слово не кричать, Кстати, это и не поможет. С вашим опасным другом Вельтом я уже разделался. Профессор Холмстед не вернулся еще, как вы знаете, из лаборатории номер два. Одним словом, мы одни, Иван Алексеевич.

Кадасима встал и, непривычно подтянутый, прошелся по комнате. Одну стену занимал огромный мраморный щит с желтыми вертикальными полосками шин. Для лабораторных нужд здесь можно было получить любое напряжение. Кадасима скользнул взглядом по табличке с надписью «2000 вольт» и усмехнулся.

— Итак, мистер Кленов, — обернувшись, сказал он теперь на превосходном английском языке, — вы изложите мне сейчас сущность замечательного изобретения профессора Бакова. С помощью его вы собираетесь, вероятно, прославиться. Я не прошу вас, конечно, рассказывать о таинственной идее ирландского учёного, так опекаемого вашим шефом. Я прекрасно осведомлен, что её скрывают также и от вас. Итак, того, что мне известно о вашем сверхаккумуляторе, как вы его называете, совершенно недостаточно. Я, желаю знать, каким путем можно добиться такой «концентрации энергии, как это можно сделать физически? С самого начала я пристально следил за достижениями профессора Бакова и вашими, как за достижениями своих собратьев по науке. Однако благодаря скверному характеру вашего друга Вельта и чувству достоинства, отличающему японского дворянина от остальных смертных, я лишен возможности продолжать свои наблюдения, интересующие меня с чисто научной точки зрения. К сожалению, теперь я располагаю слишком малым временем и вынужден прибегнуть к некоторому ускорению естественного хода событий. Изложив необходимые мне сведения, вы получите право пользоваться в дальнейшем жизнью по собственному усмотрению. Начинайте, мистер Кленов. Вы можете не бояться научных терминов. Я получил известное образование… в Кембридже. Некоторые мои труды имелись в библиотеке вашего покойного патрона, профессора Бакова, и, быть может, вам приходилось их просматривать.

Неторопливой, пружинящей походкой японец подошёл к Кленову и, помедлив несколько мгновений, вынул у него изо рта кляп.

— Советую вам, Иван Алексеевич, принять мои несомненно гуманные условия, — закончил он, снова переходя на русский язык.

— М-да… мистер… мистер…

— Ах, простите! Я не представился вам, коллега. Право, это невежливо. Ещё раз простите. С вами говорит полковник японского генерального штаба Кадасима. Вы удовлетворены?

— Д-да… Вполне… — Кленов помолчал. — «Исследование конденсаторов как источников энергии», издание Кембриджского университета, 1907 год. Помню. Итак, мистер… Кадасима, я должен вам сказать, что никогда не предполагал делать тайну из моих работ. Я позволю себе заметить, что, как и профессор Баков, работаю только для науки, во имя блага человечества, во имя великих идей мира и прогресса.

— Конечно, коллега, всё это мне прекрасно известно.

— Но, мистер Кадасима, вы плохо знаете меня. Я не привык уступать силе! — Кленов говорил по-английски, не желая, видимо, переходить на родной язык.

— О-о! Коллега, эта черта характера называется, если не ошибаюсь, упрямством! Вы, вероятно, думаете, что я играю с вами — как это говорится по-русски? — в бирюльки? — Он встал и наклонился к Кленову.

— Я не стану в вас стрелять, чтобы не производить шума, Иван Алексеевич, но… я напоминаю лишь вам, что мы находимся в Америке. Здесь электричество, господин доктор, применяют даже для казни!

Кадасима выпрямился, решительно подошёл к щиту и стал присоединять провода к шинам, подключаемым к высокому напряжению.

Кленов пошевелил бескровными губами. Он понял, что хотел сделать японец.

В это мгновение зазвонил телефон.

По горной ухабистой дороге трясся «лексингтон». В нем, крепко держась за кузов, сидел профессор Холмстед. Он возвращался из своей лаборатории э 2, где после опыта имел со своим помощником длинный разговор. Этот человек был скромен и тих, начитан, образован. Но свою трубку он всегда раскуривал, зажигая страницы, вырванные из сочинений Шекспира. Не повышая голоса, он замечал, что и англичане, и вся их культура заслуживают той же участи, что и страницы Шекспира. «Только тогда Ирландия будет свободной», — говорил он. Это был страшный человек, но удивительный учёный.

«Что за времена! Ирландец и Баков… И такие два изобретения делаются одновременно. Огромная ответственность лежит на мне! Но иначе и быть не могло, если решился приглашать на работу людей с сомнительным политическим прошлым».

Старик вздохнул и взглянул на небо. Там, среди потемневших туч, резко выделяясь на их фоне, плыло огненное облако. Это летящее зарево казалось Холмстеду зловещим. Оно мчалось по направлению к горам, постепенно уменьшаясь в размере. Ирландец работал.

Холмстед едва ли не впервые в жизни потерял нить своей мысли. Выглянув, он попросил шофера свернуть на проселочную дорогу.

Дорога шла вдоль быстрой горной речки. Неспокойные струи слегка пенились, и на зеленоватой поверхности тянулись белые жилки и полосы. Вода походила на мрамор.

Обрывистые склоны спускались к быстрине. Казалось странным, что этот маленький ручеек мог прорыть себе путь в такой толще.

Постепенно река становилась спокойней. Воды становилось всё больше и больше. Наконец пенные волны успокоились. За поворотом, где дорога проходила под нависшей скалой, показалась плотина. Река исчезла. Вместо неё огромным удавом сползала вниз металлическая труба, скрываясь в небольшом здании из красного кирпича.

Автомобиль, скрипя тормозами на спуске, остановился около калитки. Профессор Холмстед, опираясь на палку, направился к домику под черепичной крышей. Навстречу уже шёл инженер этой затерянной в горах гидростанции.

— Хэлло, Сэндерс! Заехал к вам по двум причинам. Во-первых, я зол, как биржевик, потерявший в один день не меньше миллиона; во-вторых, я должен предупредить вас, что работы непоседливого ученика покойного русского профессора заставят нас скоро значительно увеличить нагрузку в лаборатории номер один.