Повелитель морей - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 42

Я практически ничего не доставал из Хранилища. Наоборот, постоянно его пополнял и качал, используя каждую секунду свободного времени, а весь свободный объём сразу заполнял находками с брошенных складов. Да и трофеи были, хотя и немного. В общем, я со своими бойцами из хозотделения (семь человек со мной) обходил деревни и сёла по пути следования нашей группы, обменивая трофеи на продукты.

За эти три недели у нас было больше трёх десятков боестолкновений с немцами – с небольшими группами, с патрульными. В половине случаев сшибки заканчивались нашей полной победой, мы добивали подранков и с них имели трофеи, которые и обменивали на продукты. Целую технику я прибирал. Мои бойцы в таких кратковременных сшибках и огневых контактах получили самый большой опыт в нашей группе окруженцев и были увешаны трофеями с ног до головы.

Каждый день мои бойцы и батарейцы получали полные нормы для каждого на завтрак, обед и ужин. Но кормил я только своих батарейцев, и только их, и даже когда приходили бойцы с котелками для комдива, Зиновьева и других, я посылал этих бойцов подальше. Эти командиры не состояли в моей батарее, а кормить левых я не собирался. В нашей группе окруженцев были двадцать два старшины, тринадцать интендантов. И никто из них – повторяю: никто! – не ходил сам и не отправлял группы за продовольствием. Шли со всеми, как будто так и надо, как будто заботиться о своих подразделениях – это не их работа. Я – заботился.

А выживали они, атакуя колонны немцев, иногда везло, и были машины с продовольствием, оттого вся группа окруженцев, полторы тысячи человек, и вышла к нашим. Причём наш командир, генерал-майор Хацкилевич, вышел с нами, хотя точно помню из истории, проверил по книгам, что он погиб при прорыве. Кстати, вот он как раз питался из наших котлов, как и командиры его штаба, их там человек двадцать было, ненапряжно. Всё просто: мне принесли приказ со всеми печатями и подписями, и я поставил их на довольствие. А у Лебедева и Зиновьева ничего не было, они сожгли в машинах и бланки, и печати, а на устные приказы я плевал, не в первый раз, между прочим. Я им лишение меня звания интенданта ещё долго припоминать буду.

Когда мы вышли из окружения, нас направили к сборному пункту в посёлке Житковичи. Комкора сразу забрали, за ним самолёт прилетел, срочно вызывали в штаб фронта, ну а нас начали проверять. Причём наши батарейцы привлекли особое внимание, слишком откормлены по сравнению с остальными, но Лебедев, кривясь, всё же подтвердил, что это его бойцы.

В селе наша батарея не стала размещаться, рядом роща была, вот и устроились на опушке. Я отправил пару бойцов договориться с хозяевами подворий насчёт бани и стирки для моих батарейцев, выдав трофеи для оплаты услуг. Бойцы начали осваиваться на опушке, сразу, без приказа, в выбранном месте начали копать ямы для туалета. А я тем временем прогулялся вокруг. Запустил активацию големов и погонял их, пока двух освоил, но чую, со дня на день третьего смогу активировать.

Доставать технику и вооружение батареи рано, нужно пару дней подождать: якобы нужно время, чтобы нам перекинули всё. Но в рощу я вернулся на полуторке со взводными палатками и котлами в кузове. Бойцы начали готовить на кострах, батарейцы ставить палатки – все при деле. Водитель осваивал машину, она теперь за батареей будет, о чём я и сказал капитану Хромцеву. Тот уже давно понял, что от командования ждать, а потому велел спрятать машину, загнав её вглубь рощи, иначе сразу отберут.

Прошёл ужин, до заката оставалось часа два, когда к нашей стоянке подкатил ЗИС с крытым кузовом. В кабине сидел политрук, но сразу ясно было, что он из Особого отдела. Из кузова соскочил Лебедев. Что дальше будет, я догадался и посетовал на себя за то, что не отслеживал действия командования дивизиона. Взор уже на тысячу семьсот метров работает, дальность позволяет накрывать часть посёлка. Я ведь знал, что Лебедев и Зиновьев меня ненавидят, что я их выбешиваю одним своим видом и что они постараются от меня избавиться, но не думал, что это произойдёт так быстро.

Вслед за Лебедевым из кузова вылезли два бойца в форме НКВД. Один остался у кузова, поглядывая внутрь, второй подошёл ближе.

– Старшина Туманов, сдать оружие, – приказал политрук.

Аккуратно сняв винтовку, я передал её Хромцеву, а не сотрудникам госбезопасности. Да и ремень, отстегнув, ему отдал. Меня обыскали, забрали документы и усадили в кузов.

Перед этим я успел сказать:

– Волков, за меня отделение принимаешь.

– Есть, – козырнул боец.

Он будет хорошим старшиной, я многое ему дал. Потом обратился к комбату:

– Капитан, извини, но вооружение и технику вернуть не смогу. Сам видишь, что происходит. Не моя вина.

– Живей.

Конвоир подтолкнул меня стволом карабина, и я всё же забрался в кузов.

В кузове находились ещё пятеро без ремней, как и я. Лебедев остался в расположении, ругался с Хромцевым, а грузовик покатил, но не в посёлок, а, объехав его, попылил дальше по дороге. На Мозырь, никак?

Ехали мы около часа, сидели на полу, так как лавок не было, разговаривать нам запрещали. Я подрёмывал, двое суток последних не спал, так что вырубать меня стало серьёзно, и если бы не тряска, уснул бы сразу.

Оказалось, нет, не на Мозырь. Двигались мы вдоль линии фронта и прибыли в небольшую деревню, где располагался военно-полевой суд. Интересно, за что меня задержали? Мне этого как-то не объяснили.

По приезде нас высадили и заперли в каком-то сарае. Тянуть не стали, уже через час (только что стемнело) меня вызвали. Я оказался вторым в очереди и, когда меня вели, я рассмотрел, как на околице расстреливают того, кого вызвали первым. Хлопнул выстрел, и человек упал, темнота не помешала мне это увидеть.

Меня ввели в избу, в которой, судя по всему, живут хозяева, просто их временно выселили. За столом сидели трое.

– Гражданин Туманов.

– Уже гражданин? Быстро вы.

– Наглец, – усмехнулся сидевший за столом военюрист. – Не боишься?

– Нет. Я уже осмотрелся. Серьёзных бойцов тут нет, а почую опасность для себя – перебью вас и уйду.

– Своих?

– Если будет опасность для меня лично, своих вокруг уже не будет, а будут враги.

– Осназ? – с интересом спросил судья.

– Батарейный старшина.

Все трое удивились и, найдя моё дело, принялись его изучать. Через некоторое время военюрист поинтересовался:

– Так значит, не выполняешь приказы командования?

– Да, это так. Я и раньше плевать хотел на приказ командования, запрещающий эвакуировать семьи комсостава, и сейчас мне на него наплевать. За несколько дней до войны, несмотря на запрет, я самолётом вывез свою беременную жену в Москву и вернулся на службу. За это я был понижен в звании до старшины и лишён комсомольского билета по решению товарищеского суда нашего дивизиона. По моему мнению, несправедливо и незаконно.

– Кем вы были по званию?

– Техником-интендантом второго ранга. Форму надел впервые в начале мая этого года. Был назначен на должность снабженца в отдельный зенитный артиллерийский дивизион седьмой танковой дивизии.

– Очень быстрое понижение, – чуть улыбнулся военюрист. – А сейчас? Вы чем-то не угодили своему командиру?

– Хромцеву? Не думаю. У нас всё отлично, понимаем друг друга с полуслова. У меня порядок, бойцы накормлены, всё имеется. Мои знакомые вывезли оставленное нами вооружение батареи и технику, я должен был передать всё, но теперь уже не смогу, раз меня арестовали. Но это уже не мои проблемы.

– Ваш командир Лебедев.

– Лебедев? Он командир дивизиона, а мой командир – капитан Хромцев, он командир батареи. Тут как нельзя кстати подходит поговорка «Вассал моего вассала не мой вассал». Лебедев может отдавать приказы Хромцеву, а тот уже мне.

– Однако согласно рапорту капитана Лебедева, во время выхода из окружения вы неоднократно в грубой форме отказывались выполнять его приказы.

– Конечно, отказывался. Когда я во время выхода из окружения кормил своих бойцов, он постоянно требовал, чтобы я кормил и его. Однако никаких капитанов Лебедевых в составе батареи не числится.