Мой папа рок-звезда (СИ) - Ветрова Татьяна - Страница 43

Сразу же.

Приподняв уголок губ в подобии улыбки, что скорее похожа на оскал хищника, подхожу к столу с импровизированным фуршетом. Кроме нескольких бутылок алкоголя, здесь есть сыр и колбаса, нарезанная крупными ломтиками. Взяв в руки первую попавшуюся, делаю глоток обжигающей жидкости. В горле становится тепло, это тепло волнами прокатывается по телу. В который раз убеждаюсь, что гадость, а греет.

— Не могу я на нее злиться. Понимаю, как тяжело ей было, но черт возьми. Мне нужно время, чтобы все это дерьмо уложить в голове и спокойно с ней поговорить. Я же вспыльчивый, как хрен знает кто. Наговорил бы ей лишнего и как бы потом все это расхлебывал? — окидываю парней уставшим взглядом.

— Тогда сядь и не рыпайся! — рычит рядом стоящий Матвей.

Кидаю на него недовольный взгляд, но быстро успокаиваюсь. Ситуация у него не из простых, но в этом он сам виноват. Не стоило соглашаться на развод и отпускать женщину, в которую влюблен с университета.

— Вы помирились? — кто-нибудь откусите мне язык.

— Ты серьезно? — Матвей впивается в меня таким взглядом, что меня передергивает. — Ты серьезно полагаешь, что если бы мы помирились, то я находился бы здесь? В этом убогом доме? — кивает на старенький маленький дом, который очень даже ничего. — Да она меня видеть не хочет!

— Согласен, — усмехается Карим. — Я бы тебя тоже после такого видеть не захотел.

Закрываю лицо руками и отворачиваюсь. Это жестоко, черт возьми. Что бы там в прошлом ни совершил Матвей, это прошлое. Как я уже говорил — его ни вернуть, ни изменить. Остается только принять.

— Я люблю ее, — взмахивает рукой в сторону соседского двора, прямо говоря, что его беглянка слишком упряма и явно не хочет понимать очевидных вещей. — А она только и знает, что твердить про секретаршу. Черт!

— Так какого хрена ты вообще с ней связался? — Карим не выдерживает и задает провокационный вопрос, четкий ответ на который вряд ли найдется.

Стою в стороне и наблюдаю за перепалкой этих двоих. Если не углубляться в подробности, то истории их даже чем-то схожи — у обоих оказались любовницы. Только вот Карим поступил поумнее, послал всех к черту сразу, как решил жениться на Софии. Что касается Матвея… то тут куда более интересней история.

Лика и Матвей развелись два года назад, каждый из них начал строить свою жизнь независимо от другого. Как и в любой сопливой сказке, наступил день Х, и они встретились вновь. «Поговорили» так, что теперь Лика беременна, но возвращаться к бывшему мужу не желает. А причина всего этого любовница. Беременная любовница.

— Ты серьезно? Может, тебе напомнить, что у самого было две любовницы при живой невесте?

— Невесте, — поднимает указательный палец в вверх Карим. — Когда Софа стала женой, все любовницы разом исчезли. Не забывай об этом! — Ох, кто-то злится. Не любит он вспоминать об этом, и есть отчего. Софа знатно его тогда наказала.

— Аха-ха, ну точно, а я-то, дурак, думал, ты боишься салоны потерять, а оно вон что, — делаю из пальцев фигуру сердца и прижимаю к груди, заканчиваю шепотом: — Любовь.

— Падла, — Рычит Карим. Громко смеясь, уворачиваюсь от пачки с чипсами, что летит в меня. — Сам-то что думаешь делать?

И только я собираюсь рассказать о своих планах относительно Али, как получаю тычок в бок от Матвея.

— Тихо, Лика идет.

Три пары глаз устремляются в сторону соседнего двора.

Шатенка в длинном вязаном свитере и с пучком на голове идет в нашу в сторону. В руках у нее большой поднос, полный еды. Увидев чудеснейшую картину, Матвей расплывается в довольной улыбке и спешит на помощь. На полпути перехватывает поднос, что-то милое щебечет на ушко, отчего щеки Лики заливаются румянцем.

— Я тут еды приготовила, а то вы ж на голодный желудок, — усмехается, заправляет прядь волос за ухо. Кидаю осторожный взгляд в сторону Матвея и понимаю — не отпустит. Костьми ляжет, но не отпустит. — Впрочем, все как всегда. За вашим питанием нужно следить, как и раньше.

— Спасибо, Лик, — благодарит Карим и первый берет тарелку, накладывает пюре и гору котлет. — Очень вкусно.

— Спасибо, Лик, — вспомнив, что обед пролетел мимо меня, присоединяюсь к другу.

— Да, спасибо, — за спиной раздается лилейный голос Матвея и отдаляющиеся шаги. Усмехаюсь и принимаюсь за еду. Это не мое дело, что между ними происходит. Попросят помочь — помогу. Сам никогда не полезу добровольно помогать, моя мать тому живой пример.

— Итак, что думаешь делаешь? — возвращается к вопросу насущному Карим.

— Ничего, — запихиваю в рот дольку помидора под недоумевающим взглядом друга. — Нет, ну серьезно, что, по-твоему, я должен делать? Она защищала себя и сына, этого вполне достаточно, чтобы ее понять и простить. Да и моя мать далеко не ангел. Вы же знаете, какая она мегера, я даже не удивляюсь, что Аля решила свалить из города. Одного не понимаю, какого хрена она квартиру оставила отцу?

В моем мировосприятии это не укладывается в рамки нормального. Ее родственники не заслуживают такого шикарного подарка. Отец, который ни разу в жизни не проявил любви к дочери, и женщина, что спала и видела ее своей невесткой только ради квартиры, в моем понимании не заслуживают не то что уважения, даже подачки в виде крошки хлеба.

— Зная Алю, было что-то, что ее мучило и не давало покоя, иначе она бы так не поступила.

Замираю с недонесенной до рта вилкой, киваю и продолжаю:

— Ты прав. Вы, — видя вопрошающий взгляд Карима и недоумевающее выражение лица Матвея, что как раз подоспел, я нехотя продолжаю: — Она не хотела видеть вас. Боялась, что не справится с болью от потери.

— Охренеть, — заключает Матвей, и я киваю, соглашаясь.

— Это что получается, Аля специально подарила квартиру, чтобы мачеха никому, особенно нам, не разболтала, где прячется Алька?

— Именно, — хватаю дольку огурца и давай хрустеть. Мне надоело отвечать на их вопросы, они приносят столько боли, что хочется выть.

— Слушай, ты прости меня, конечно, но что сказала Аля? — любопытствует Матвей, видя, что у меня совершенно нет настроения продолжать тему «Аля».

— Что погорячилась, — усмехаюсь и присасываюсь к горлышку бутылки.

Плевать. На все плевать.

Я хочу забыться. На время. Сейчас просто идеальное для этого время. А завтра мы обязательно обо всем с ней поговорим, решим все имеющиеся вопросы.

Но это будет завтра.

Утро не задалось с той минуты, как первые солнечные лучи показались в окне. Тяжело вздохнув, я отвернулась к стенке и уткнулась носом в подушку. Голова раскалывается на части, словно по ней тяжеловес несколько раз хорошенечко долбанул кувалдой. А все из-за того, что вчера я позволила себе быть слабой.

С первыми звуками будильника я нехотя поднимаюсь с теплой постели и отправляюсь в душ. Стягиваю с себя пижаму и встаю под прохладные струи воды. Вчера ночью я совершила подвиг — избавилась от футболки Антона. Ну как избавилась… просто забросила ее на шкаф, чтобы она не мозолила глаза. Слишком много нервных клеток я потеряла из-за этой старой тряпки.

Две таблетки анальгина не спасают от головной боли, с каждой минутой состояние только ухудшается. Последней каплей становятся колготки, что так некстати решили дать о себе знать в виде стрелки на левом колене. Еще немного, и образуется дыра, прямо как в моей душе. Самое странное, что я не знаю способа ее залечить. Если ранее лекарством против всех моих бед был Антон, то сейчас он их источник. Токсичный, въедающийся под кожу.

С той минуты, как Антон покинул наш дом, меня не покидали мысли о случившемся в ванной и в коридоре. В голове до сих пор не укладывается, как я смогла докатиться до жизни такой. Что мной двигало, что я позволила себе переспать с ним… еще и на стиральной машинке. И все бы ничего, если бы меня волновало только это. Но ведь есть еще его мать и моя мачеха, которая вопреки всему все-таки сдержала слово.