Непокорная для шейха (СИ) - "Extazyflame" - Страница 44

— Ты думаешь, рабство — лучше, чем гибель? — криво усмехнулся Давуд. — Тогда в тебе нет ни капли чести. И я знаю, как ты изворотлива. У тебя хватит смекалки выкупить саму себя и сдать меня интерполу. Выход один, Кира Полянская. Пламя очистит твою душу перед Аллахом, и так будет лучше для всех.

— А Висам? — сердце пронзила боль. — Что вы скажете своему сыну?

— Правду, — Давуд выпрямился. — Что огонь сжег позор и оскорбление нашей династии. Он меня поймет.

Слезы лились по моим щекам.

Нелегко смириться со смертью, когда тебе всего лишь двадцать пять лет, ты уже достигла своих поставленных горизонтов и вкусила высшую степень свободы. Вдвойне нелегко уйти из жизни, когда ты нашла в себе силы принять свои чувства — взаимные, искренние, жаркие. Когда ни в чем не виновата. Когда пала жертвой чужих интриг и непревзойденной жестокости. Это нелегко, наверное, даже тогда, когда ты сплошь и рядом виновата.

Я так и не нашла в себе сил кинуться в ноги эмиру и умолять. Может, понимала, что все это лишено смысла? Что мои мольбы и рыдания будут только еще сильнее подогревать его садизм? Что сохранение достоинства дает призрачный шанс на то, что моя смерть не будет столь мучительна? Ужас перешел в опустошение. Ту высшую степень обреченности, когда наконец-то понимаешь, что это все. Конец пути. И ничто уже не спасет.

Смириться невозможно. И психика находит спасение в каких-то несущественных деталях. Но и на них я сосредоточиться не могла.

Мимо нас прошли трое мужчин с металлическими канистрами в руках. Я прекрасно знала. Что в них находится. Подняла глаза на эмира.

— Убейте меня… до этого… я не хочу так…

— Пуля не смывает позор так, как пламя, — философски, явно забавляясь, изрек этот жестокий человек. — Найди в себе силу отправиться к праотцам с достоинством. Хоть немного, но ты была Аль-Махаби…

Рыдания согнули меня пополам. Но это не могло остановить этих варваров. Меня подняли на ноги и поволокли к кромке воды, где уже успели расставить канистры и зажечь факел. Эмир не пошел следом. Но и не остался стоять и наблюдать издалека за моей смертью. Медленно побрел к машине. Ло моего слуха донесся шум двигателя.

Он просто уехал. Лишив меня шанса вымолить прощение и достучаться.

Я хотела воззвать к совести своих палачей, но рыдания были такими сильными, что я не проронила ни звука. Да и понимала — бесполезно это. Они не понимали другого языка, кроме арабского.

Надавили на плечи, усаживая на колени, в горячий песок, не обращая внимания на мои рыдания. Один из них поднял канистру и шагнул ко мне. Миг — и бензин полился мне на голову, стекая по лицу, смешиваясь со слезами. Пропитывая абайю и хиджаб. Орошая песок вокруг. Несколько капель попали на язык. Вызвав тошноту. Я пыталась что-то сказать, но поняла, что голосовые связки не слушаются.

Может, они отключились, чтобы я не кричала.

Одной канистры им показалось мало. Вторая, пролитая сверху, заставила меня захлебнуться в маслянистой жидкости. И лучше бы это правда случилось!

Отплевываясь, я подняла голову. Высокие звезды. Непонятный шум. Какие-то огни, приближающиеся со стороны залива… Или я брежу, или это на самом деле… Тут летают самолеты. Туристы. Отдыхающие. Никто никогда не узнает, как жестоко расправились со мной на заброшенном пляже вдали о посторонних глаз…

Третий из моих палачей поднял факел, сделав шаг навстречу. Я закрыла глаза.

Я не умела молиться. Я не знала слов. Я не рассчитывала на бога. В этот момент я просила прощения у матери за свою неосмотрительность. У всех, кого обидела. Не от души. Так проще было не думать о смерти. Смерти…

Я пронзительно закричала, когда мужчина с факелом приблизился, вскочила, намереваясь бежать. Но не смогла сделать и шага. Упала в песок, рыдая, чувствуя, как меркнет все вокруг. Сознание уплывало. И я не стала бороться в попытке его удержать.

Это было сейчас лучшим вариантом.

Палач понял руку с факелом и начал медленно опускать. Я провалилась в темноту до того, как он успел это сделать…

Моя смерть выбрала более милостивый приговор. Избавила меня от боли гореть заживо.

рца…

Глава 20

Висам

Никогда прежде возвращение домой не было таким радостным, таким желанным, полным предвкушения и надежды.

Позади — три дня, потребовавшие от меня железной выдержки, рассудительности, принятия решений, которые стали самыми сложными для меня. Но как будущий эмир, я не имел никакого права на слабость.

Корпоративный заговор имел место быть. Отец не врал. Едва мои ноги ступили на землю, я принялся за расследование, допросы и выяснения причинно-следственных связей. В современном бизнесе идет война за ресурсы. Кровопролитная, теневая, не знающая никакой пощады.

Я и без того был в бешенстве, и виной всему — разлука с Аблькисс. Я не сомкнул глаз, стараясь разрулить все как можно скорее, вернуться и наконец заключить ее в свои объятия, чтобы не расставаться ни днем, ни ночью. На мои сообщения в скайп жена не отвечала. Отец сказал, что она неважно себя чувствует, либо спит, когда я пытался с ней поговорить. Я не настаивал. Знал, что возвращение будет сладким. Что счастье затопит меня и никогда больше не отпустит. Это и послужило основным стимулом для того, чтобы погрузиться в расследование и распутать клубок интриг.

Я не пощадил никого из предателей. На закате солнца шелковая удавка перекрыла их сонные артерии. Пески пустыни поглотили тела. У неверных предателей не будет даже могилы, а остальным будет жестокий урок.

Улететь в тот же вечер не удалось. Разыгралась песчаная буря. К счастью, к обеду она улеглась. Выбрав подарок для моей любимой Аблькисс — диадему с изумрудами, подчеркивающими цвет ее глаз, я отправился в путь.

Пустыни, строения, гладь залива и устья рек проплывали под крылом самолета, отмеряя минуты до моей встречи с самой любимой женщиной, без которой жизнь уже не будет иметь значения. Никогда.

В аэропорту я дождался чартера матери. Она не сдержала слез, целовала, рассыпаясь в благодарностях. Я даже не понял, что все это касается Газаль. Мое участие в судьбе сестры было рассекречено. Сбиваясь, сверкая глазами, рассказывала Амани о том, как счастлива принцесса. Как горячо любит ее муж, сдувает пылинки, и кроме того, дал полную свободу действий, настояв на том, что ее математические таланты стоит развивать, потому что они достойны мирового признания. Что сама Газаль буквально сияет, и ее чувства к мужу не заставили себя долго ждать.

Ехали вместе, кортежем. Сердце подпрыгивало от нетерпения, от желания заглянуть в зеленые глаза моей белокурой Аблькисс. После ее разговора с матерью я уже не сомневался: она меня любит. Конечно, стереть обиды, которые я ей нанес, понадобится время. Но я сделаю все, чтобы они растворились без следа в ближайшие дни.

Давуд, Зейнаб с детьми и Мелекси ожидали в приемном покое нашего возвращения. Я замер на пороге.

— Отец, где Аблькисс? Почему она не пришла?

Давуд словно не расслышал моего вопроса. Заключил в объятия, прижал к себе, начал что-то поспешно говорить о том, как гордится мною. Затем взял за руки Амани, горячо целуя, а ко мне поспешила Зейнаб, а вместе с ней и племянник с племянницей. Я сухо ответил на их приветствия, оборачиваясь к отцу, который, казалось, никак не мог отпустить свою первую жену.

— Ты сказал, моя супруга не здорова! Что с ней? Я требую ответа, немедленно!

Мелекси воспользовалась смещением фокуса, чтобы обнять меня как можно крепче и жарче, прижавшись роскошной грудью. Я едва не оттолкнул эту падшую женщину, растолковав ее поступок именно так, как положено.

— Висам, прояви уважение к своей семье. Твой тон неуместен, — грозно осадил эмир.

Внутри поднялась волна глухой ярости и чувство неотвратимой беды. Амани увидела, как потемнело мое лицо. Отступила на шаг.

— Давуд, хабиби, ответь нашему сыну. Где моя невестка? Она действительно плохо себя чувствует, лекари были у нее? Не ждать ли нам внука в скором времени?