Солдат никому не пишет (СИ) - "Маркеллиан Летучий" - Страница 13

В такой страшной бойне и приходилось вертеться Рохарду вместе со своими боевыми товарищами, рискуя каждый час встрять ногой в неодолимое вязкое смертное болото. Щиты трещали от ударов, то и дело раскалываясь под неумолимым напором, броня рассекалась десятками ударов в считанные секунды, превращаясь в беспомощно висящие хлопья, мечи, копья и топоры ежечасно ломались и ломались в яростных схватках, стрелы судорожно летали, грозя каждому участнику этого сумасшедшего водоворота неминуемой гибелью.

— Хорошенько пошли Родину защищать, нечего сказать, ляжем все костями на этой чёртовой груде развалин, — в перемешке битвы бурчал Бренделл, верней себе при любых обстоятельствах.

Упор атакующих постепенно продавливал отчаянное сопротивление защитников, но вместе с этим, чем меньше их становилась среди трупных холмов площади, тем злее и яростнее терзали лучники свои стрелы. Видя это, Рохард решил слегка поубавить интенсивность обстрела методом ликвидации излишков в стане стрельцов, иными словами, перебить как можно больше народу. Встав в более-менее спокойном месте, насколько оно может быть спокойным в клокочущей гуще битвы, он достал из-за спины трофейный лук, вложил стрелу в тетиву и начал уверенно приводить свой план в жизнь. Опытная рука, привыкшая к охоте в чаще леса, безошибочно сражала цель одна за другой, так что, как не без цинизма подметил Рохард, это оказалось куда легче выслеживания зайцев и перепелов. Подобное сокращение популяции, конечно, не было оставлено без внимания вражескими стрелками. Выследив столь результативного противника, они начали выцеливаться, стремясь навсегда окончить сезон охоты. И вот, рука одного из восточнофлодмундских лучников отпускает тетиву, выпуская оперённую стрелу на свободу. Со скоростью осеннего вихря мчится она над полем брани, грозя поразить Рохарда в самое сердце. Он же в это время излишне увлечён и упоён своим занятием и не замечает нависшей опасности. Пару футов разделяют Рохарда и заострённый наконечник, когда он, наконец, замечает его. Отчаянное, но бессмысленное движение судорогой пробегает по всему телу, предвещая приход холодной гости, он бессознательно зажимает глаза и… ничего. Сквозь полуоткрытые веки Рохард встречается взглядом с Бренделлом, губы которого конвульсивно сжались, словно бы пытаясь произнести последнюю ругань, но с сомкнутых уст так и не слетело ни звука, — только-но глаза затуманились мертвенным стеклянным взором. Гейбрин вмиг всё понял. Подхватив обмякшее тело товарища под руки, он полуобернул его и увидел то, что ожидал, но одночасно и боялся увидеть, — стрелу. С силой выдернув проклятый снаряд, он молча опустил охладевшее жизнью тело на землю и, достав лук, навскидку выпустил извлечённый снаряд в лучника, который, по его мнению, был причастен к смерти Бренделла. Жадно впившись в горло жертвы, стрела извлекла из него несвязный поток хрипа, вслед за которым тело тяжело пошатнулось и камнем упало со стены вниз, в клокочущую внизу битву, пополнив собой курганы павших бойцов.

Рохард мерил вытоптанную землю лагеря медленными шагами. Он только что отошёл от своих друзей, стоявших до сих пор там, подле могилы Бренделла. После окончания жестокого побоища за Абльен, закончившегося позорным проигрышем защитников крепости, и закономерно последовавших вслед за этим расплат, выраженных в отпиливании и отрезании членов тела самым рьяным и несломным бойцам, пришла горестная и грустная пора хоронить павших в бою воинов. Несмотря на огромное количество поцелованных смертью тел, Гейбрин всё же смог отыскать то заветное место, где он навсегда расстался со своим ворчливым боевым товарищем, и даже сумел вытащить бренное тело из-под завала таких же бренных и никому не нужных тел. С немногословной скорбью сообщив остальным в кратких словах о случившемся, он посоветовался с ними, как быть: хоронить ли его в братской могиле вкупе с подобными ему ополченцами, или схоронить где-нибудь под тихой липой в укромной стороне. Зная характер усопшего, нетрудно было догадаться, что, если перспектива быть упокоенным вместе с «пустоголовыми дятлами» мало ему улыбалась при жизни, то сейчас, после смерти, возможность остаться навечно со своими сослуживцами, должно вселить ужас в его отлетевшую душу.

Похороны происходили неспешно, по-простому, без помпы и напыщенных фраз, одним словом, по-солдатски. Вырыв яму достаточной глубины, так, чтобы хищники не смогли её расхитить, в глухом молчании все прощались с Бренделлом, зная, что ворох словопрений ему уже никак не поможет, а им он лишь только встрепенёт душу. Но, несмотря на незамысловатость обряда, в самом воздухе чувствовался дух благородства, ощущался своеобразный блеск величия, подобно тому как солнце отражается в битых кусочках стекла. Особенно подавлен был исконный противомысленник Бренделла — Кинрир, испытывающий, насколько это можно судить по лицу, истинный переворот всего нутра.

Ещё до начала похорон Рохарда нагнал гонец из полевого штаба, устно сообщивший, что он срочно вызывается к командованию по важному делу. Признаться, охотник был немало удивлён подобным раскладом, ведь ничего выдающегося или, наоборот, постыдного и гнусного он не совершал, почему и интерес к его скромной персоне казался чрезвычайно странным. Окончив проводы в последний путь, Рохард не попрощавшись с друзьями, резко развернулся и зашагал прочь от свежевырытой могилы, увенчанной островерхим обломком некогда неприступной стены Абльена.

В лагере северных флодмундцев царило шумное оживление, играющее одинаково как торжествующе-радостными, так и скорбными нотами. Одни ополченцы поминали своих павших товарищей, пользуясь щедротами разграбленного крепостного погреба, другие во всю глотку веселились, приободряясь всё теми же щедротами, горланили со всей мочи бодрые и порой непристойные военные песни, сопровождаемые не менее задорными и заливными танцами. Отдалённые от игрищ самодельные клетки вновь преисполнились узниками, понуро склонившими головы и болезненно поглядывающими на свои раны. Тем, кто значительно пострадал от нанесённых ран, была уготовлена страшная участь вскорости умереть от ужасных условий содержаний и полного отсутствия врачебной помощи. Сказать по правде, врачей в лагере было меньше полудюжины и все они предназначались для ухода за офицерским и командующим составом. Как говорят, среди них присутствовал даже выпускник медицинского факультета Эиринского Университета, окончивший полный курс обучения.

Минув лихие забавища, Рохард заприметил выступающие палатки, образующие как бы небольшой городок, колыхающийся под беспорядочными налётами ветра. Пройдя мимо часовых, в отличие от большинства ополченцев, находящихся в трезвом состоянии, Рохард стал отчитывать палатки и хоругви, ожидая 23-ей палатки от входа. Палатка, а, верней, шатёр 23, оказалась значительно больше остальных. Под круглым сводом шатра ясно слышался чей-то разговор, так что Рохард в нерешительстве стал перед входом, боясь непроизвольно накликать на себя гнев начальства дерзким вторжением. Разговор тёк не спеша, стройным звонким ручьём, без шёпота, намёков, подёргиваний глаз и прочей туманной дряни.

— … то есть, вы считаете, что это можно назвать успехом? — спросил чей-то густой голос.

— Вполне, — ответил другой, более приглушённый и грудной, — не вижу причин, говорить иначе.

— А потери с нашей стороны и травма подрывника?

— Потери пустяковые, по сравнению с той выгодой, которая теперь открылась перед нами после взятия Абльена. Ты только представь, _ в голосе незнакомца запрыгали патетические нотки, — ты только представь, что мы наконец-то, хвала духам, после стольких лет, смогли сдвинуться с этой проклятой мёртвой точки и взять в свои руки ключ от земель противника. В коем-то веке мы отгромыхаем настоящую войну, а не эти жалкие стычки в ложке супа. Ты хоть представляешь, какими милостями, каким золотым потоком осыпит нас правитель, благодаря взятию Абльена? Да это же золотая жила! И что, что она орошена кровью? Покажи мне победу, не обагрённую этой дрянью. Вот, конечно, травма подрывника весьма северная вещь, это да. Дартадцы могут нам за это предъявить претензию, дескать, почему так вышло?