Школа ужасов - Джордж Элизабет - Страница 25
- Предыдущая
- 25/100
- Следующая
После долгих месяцев ужаса – краткий, блаженно-счастливый период свободы и безопасности. Три недели он ложился слать, не страшась, что среди ночи его грубо разбудят, вытащат из постели, швырнут на пол и раздастся хриплый, скрипучий голос: «Вздуть тебя, красавчик? Вздуть тебя? Вздуть?»– и посыплются оплеухи, хорошо рассчитанные, никогда не оставляющие следов на лице, а потом по всему телу зашарят ненавистные руки, хватая, сжимая, впиваясь, выкручивая– и его поведут по темному коридору в туалет, и при свете свечи он вновь увидит загаженный мочой и экскрементами унитаз, и этот голос произнесет: «Языком все вылижешь… прекратишь дерзить», – и его начнут окунать лицом в мерзкую вонь, а он будет пытаться сдержать слезы, сдержать рвотные позывы и вновь потерпит поражение.
Гарри не понимал, почему его обрекли на расправу. Он вел себя в Бредгар Чэмберс в точном соответствии с правилами. Старшие братья учились в той же школе, они заранее рассказали Гарри, что от него требуется, чтобы стать своим, и он все выполнил, он залез на самый верх колокольни, по каменной винтовой лестнице, узкой, страшно высокой, и глубоко врезал в стену буквы своего имени. Он научился курить, хотя это занятие ему не слишком нравилось, он покорно и проворно исполнял все приказы старшеклассников. Он следовал неписаным школьным законам, не выделялся, никогда не доносил на товарищей. И все же это не помогло. Его выбрали на роль жертвы. И теперь все начнется сначала.
При одной этой мысли Гарри готов был кричать. Его душили слезы.
Утро уже переходило в день, но воздух так и не прогрелся. Солнце выглянуло, но не сумело разогнать промозглый туман. Особенно холодно было здесь, на бетонной скамье в уголке окруженного стеной сада со статуями, отделявшего дом директора от здания школы, – мраморные и бронзовые статуи, выступавшие из зарослей роз, словно добавляли ледяную струю к прохладе весеннего дня. Гарри начал дрожать, обхватил себя руками, сложился пополам.
Он видел, как приехали полицейские, он был в ризнице вместе с певчими, когда миссис Локвуд привела обоих детективов и поручила их заботам Чаза Квилтера. На первый взгляд их и не примешь за детективов, они совсем не похожи на полицейских, на тех, кого он ждал и представлял себе с того самого момента, как за завтраком по столовой пронесся слух, что Мэттью Уотли найден мертвым и в школу едут люди из Скотленд-Ярда. Гарри никогда прежде не видел работников Скотленд-Ярда, не соприкасался с тайной, заключенной в магических словах «Нью-Скотленд-Ярд» и известной лишь посвященным, поэтому он позволил своей фантазии создать образ полицейских из столицы – как они выглядят, как они действуют, – опираясь преимущественно на кино и книги. Но эти детективы никак не подходили к заготовленной им схеме.
Во-первых, старший детектив оказался чересчур высоким, чересчур красивым, ухоженным, хорошо одетым. Он говорил с аристократическим прононсом, и покрой его костюма обнаруживал, что он не носит оружия. Его спутница тоже, хотя и совершенно по-иному, разочаровала Моранта – низкорослая, непривлекательная, толстая, неряшливая. Как можно довериться любому из них? Это немыслимо, совершенно немыслимо. Мужчина снисходительно выслушает его со своей олимпийской высоты, женщина станет таращиться на него свинячьими глазками, а Гарри будет говорить, говорить, пытаясь сообщить им то, что ему известно, пытаясь объяснить, откуда ему это известно, и как все произошло, и кто в этом виноват…
Это просто предлог. Он цепляется за любой предлог, он подбирает себе оправдание. Да, он изо всех сил ищет какой-нибудь предлог, который позволил бы ему промолчать. Вот он решил, что эта парочка не годится в детективы, и, пожалуй, лучшего оправдания ему уже не придумать. Будем держаться этого. Они ничего не поймут, они ничем не смогут помочь. Они даже не поверят ему. Оружия у них нет. Они выслушают, все запишут и уйдут, предоставив Моранта его судьбе. Все последствия обрушатся на него, на него одного. Мэттью больше нет.
Он упорно отказывался вспоминать о Мэттью. Думать о нем– значит думать о том, чем он ему обязан, а думать о том, чем он ему обязан, значило вспоминать о своем долге, о чести и справедливости и осознавать, как он должен поступить сейчас, но это было слишком страшно, ибо исполнение долга требовало от него правды, он должен был сказать вслух все как было, а Гарри знал, что его ждет, если он все откроет. Выбор прост: промолчать или умереть. Ему всего тринадцать лет. У него вовсе нет выбора…
– Главным образом скульптуры и розы. Всего несколько лет назад…
– Что ж, давайте осмотрим и его.
Гарри съежился, услышав приближавшиеся к нему голоса, задрожал, когда в стене из кремня со скрипом приотворилась деревянная дверца. Он панически оглядывался в поисках места, куда бы спрятаться, но укрыться было негде. Чаз Квилтер и женщина из полиции вошли в сад статуй. Слезы отчаяния жгли глаза Моранта. Вот они уже увидели его – и резко остановились.
Линли нашел сержанта Хейверс в самом центре школьного двора. Пренебрегая элементарным правилом, воспрещающим взрослым подавать ученикам плохой пример, да еще непосредственно в школе, Барбара, скривившись и перелистывая свои записи, вовсю дымила сигаретой, а возвышавшийся на ней Генрих VII явно не одобрял ее поведение.
– Вы заметили, что Генрих смотрит на север? – заговорил Линли, поднимаясь по ступенькам на постамент статуи. – Фасад школы на востоке, но он в ту сторону и не глядит.
Хейверс быстро оглянулась на статую и ответила:
– Вероятно, он полагает, что в профиль он красивее, вот и обратил его к главному входу.
– Нет, – покачал головой Линли, – он напоминает нам о величайшем моменте своей жизни, потому он и смотрит на север, в сторону Босворта<Босворт – местечко в графстве Лестершир, где в 1485 г. произошло последнее сражение династической войны Алой и Белой розы. Граф Генрих Ричмонд Ланкастер (впоследствии король Англии ГенрихVII) нанес поражение королю РичардуIII Йорку >.
– А! История предательства и смерти. Гибель Ричарда III. Как это я все время забываю вашу приверженность династии Йорков? Впрочем, разве вы дадите по-настоящему забыть об этом! Вы, должно быть, плюете на гробницу старого Генриха всякий раз, как заходите в Аббатство?
– Это мой ритуал, – улыбнулся инспектор. – К тому же это – одно из немногих доступных для меня удовольствий.
– Не следует отказывать себе в удовольствии, – торжественно кивнула она.
– Вам удалось выяснить что-нибудь полезное за время прогулки с Чазом?
Барбара швырнула окурок на постамент.
– Обидно признаваться, но вы были совершенно правы относительно состояния этой школы. Снаружи все кажется великолепным. Трава зеленая, кусты подстрижены, деревья ухожены, стены в полном порядке, окна только что покрашены, и так далее. Но внутри все такое же, как в «Эребе», – старое, изношенное. За исключением новых зданий на южной стороне, театра, мастерской и общежитий для девочек, все обветшало, в том числе и комнаты для занятий. Лаборатория выглядит так, словно ее не обновляли со времен Дарвина. – Взмахом руки Хейверс охватила весь внутренний двор. – Так с какой стати аристократы посылают сюда своих отпрысков? Моя муниципальная школа была в лучшем состоянии, по крайней мере она была оснащена по-современному.
– Великая тайна, Хейверс.
– Семейная традиция?
– И это тоже. Сын должен идти по стопам отца.
– Мне плохо пришлось, теперь ты помучься? Линли выдавил из себя улыбку:
– Что-то в этом роде.
– А вам нравился Итон, сэр? – с излишней проницательностью спросила она.
Вопрос застал Линли врасплох. Виной тому был не сам Итон, нет; Итон с его старинными зданиями, овеянный древней историей, был прекрасен. Однако родители выбрали неудачный момент, чтобы отослать его прочь из дома. Не следовало отрывать подростка от семьи, переживавшей кризис, разлучать с отцом, погибавшим от беспощадной болезни.
– Да, как и всем, – пробормотал он. – Что вы еще обнаружили, кроме убогого состояния школы?
- Предыдущая
- 25/100
- Следующая
