Неприкосновенный запас - Яковлев Юрий Яковлевич - Страница 13
- Предыдущая
- 13/135
- Следующая
В это время сквозь грохот зениток Илюшин уловил тонкий нарастающий вой падающей бомбы. Ему показалось, что бомба падает прямо на него. Звук становился громче. Огненным буравом он всверливался в самое сердце. И юноша подумал, что еще мгновение - и он будет лежать так же, как Коля Дорожко, на снегу, с алым пятнышком на серой ушанке.
Как ни странно, от взрыва даже не лопнули стекла. Может быть, им помогли бумажные ленты, приклеенные крест-накрест. Но скорее всего, бомба упала за несколько кварталов.
Илюшин незаметно вытер со лба пот.
- Килограммов пятьсот, - сказал он.
Но Тая со знанием дела возразила ему:
- Что вы! Всего двести. Если бы пятьсот...
Его удивило хладнокровие Таи. Девушка казалась ему героиней. Но Тая была самой обычной. Просто человек привыкает к своему месту на войне, к своим опасностям, к своим страхам.
Воздушный бой кончился так же неожиданно, как и начался. Сбросив бомбы, немецкий самолет поспешно удирал. И вспышки зениток из центра переносились на окраину.
"Наверное, сейчас откроет огонь наша шестая", - подумал Илюшин, и вдруг ему показалось, что шестая батарея находится далеко-далеко отсюда и что с того момента, как трассирующая пуля сразила Колю Дорожко, прошло много времени и многое в жизни успело перемениться. Юноша поймал себя на том, что уже не так остро переживает смерть друга.
Илюшин подошел к дивану и сел рядом с Таей. Тая притихла. И он решил, что она задремала. Грозный конвоир уже не поторапливал его, не толкал в плечо и не бил прикладом. Илюшин почувствовал блаженное состояние покоя.
Некоторое время они сидели молча. Но это не было тем напряженным, отчуждающим молчанием, которое возникло в начале их знакомства. Теперь они молчали, чтобы слышать дыхание друг друга.
- Вы спите? - из темноты спросила Тая.
- Нет! - отозвался он и обрадовался, что она тоже не спит.
- О чем вы думаете?
- Ни о чем.
- Значит, вы спите.
- Нет, я не сплю.
- Когда человек не спит, он обязательно о чем-нибудь думает.
- Я думаю о вас.
Он сам удивился, откуда у него хватило смелости сказать это.
- Правда? - отозвалась она, и в ее голосе звучала радость. - А что вы думаете обо мне?
- Я думаю, какая вы? Говорят, что слепые могут на ощупь увидеть лицо человека.
И вдруг Илюшин осторожно протянул руку и коснулся Таиного лица. Рука его загрубела от рытья землянок и от холода. И он старался еле-еле касаться ее лица. Рука скользнула по глазам, по лбу, по носу. Тая затаила дыхание, словно боялась помешать его руке.
- Я некрасивая, - прошептала Тая.
- Ты красивая, - ответил Илюшин и вдруг почувствовал на своей щеке теплую, удивительно ласковую руку Таи, и от этого девушка показалась ему еще более красивой.
Это ощущение возникало где-то в глубине. В самой природе. Оно рождалось тем, что кругом были война, тьма, горе, холод, а ему было хорошо, от этого все казалось прекрасным. Он забыл обо всем на свете. Даже о погибшем друге. Эта невидимая красота девушки сделала с ним такое чудо.
Они не заметили, как перешли на "ты". Им теперь казалось, что они всю жизнь на "ты".
- Ты спишь?
- Нет. А ты?
- Я не сплю.
На батарее он засыпал мгновенно, стоило только приклонить голову. И он мог бы проспать вечность, если бы его не поднимал голос сержанта: "Подъем! Тревога!"
Тогда он вскакивал и, как лунатик, механически натягивал шапку, шинель и вместе с товарищами выбегал на мороз. Окончательно он просыпался у орудия.
Сейчас сон не приходит к нему. Да он и сам решил не спать до утра, а просидеть так, с открытыми глазами, оберегая ее сон. Он понимал, что это была ее последняя спокойная ночь. Завтра она все узнает: и про штурмовика, и про очередь, и про алое пятнышко на серой шапке Коли Дорожко. А сейчас пусть она спит.
Он сидел рядом с ней, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить ее неловким движением. Он был на посту.
Но в конце концов он тоже уснул. Он спал сидя, откинувшись на спинку дивана. А она во сне положила голову ему на плечо. Плечо было худым, а гимнастерка шершавой, но, вероятно, ни одна самая мягкая пуховая подушка не подарила бы девушке такого спокойного, счастливого сна.
В их позе было столько согласия, что, казалось, им снится один общий сон. Наверное, в этом сне не было войны, не было фабрики, работающей в три смены, не было шестой батареи, стреляющей все три смены подряд. И Коля Дорожко был жив.
Когда они проснулись, на улице забрезжил рассвет. Но в комнате еще держалась ночь. Некоторое время они оставались в той позе, в какой их настиг сон. Никто не решался заговорить первым. Никто не хотел разбивать хрупкий ледок молчания, который сковал все окружающее их.
Первой заговорила Тая:
- Илюшенька, это ты?
- Я, - отозвался красноармеец, - только меня зовут не Илюша. Я Сережа. Это фамилия моя Илюшин.
- Разве? - растерянно произнесла Тая и быстро поднялась.
В ее голосе прозвучала нотка разочарования. Словно ночью кто-то подменил ее друга. И чтобы проверить, не произошла ли подмена, Тая легонько провела рукой по его лицу. Она узнала его. Никто никого не подменял. Только жалко, что его зовут Сережа, а не Илюша. Для себя девушка превратила его фамилию в имя.
Тая встала, подошла к окну и ловко подняла штору. В комнату проник серый свет утра. И тогда юноша и девушка впервые увидели друг друга.
Илюшин смотрел на Таю и думал, что именно такой представлял ее себе, когда касался ее лица загрубевшей рукой. В сером свете не было видно, что прядь волос, опустившаяся на щеку, золотисто-рыжая. И на скулах много веснушек, тоже рыжих. И глаза ее вовсе не пронзительно-черные, а карие, то есть рыжие. Он не видел ее естественных цветов, как будто смотрел на нее в черно-белом кино. Но от этого она не казалась ему бесцветной. Он воспринимал краски ее жизни, пожимая маленькие теплые пальцы, ощущая близко ее дыхание, вслушиваясь в звуки ее голоса.
И Тая тоже представляла его таким, каким он оказался: большим мальчишкой, на которого натянули военную форму.
- Ты приедешь ко мне? - спросила Тая, когда Илюшин встал и торопливо натянул на себя шинель.
- Если смогу, - отозвался он.
- Я буду ждать. Ты смоги, ладно?
- Предыдущая
- 13/135
- Следующая
