Расплата кровью - Джордж Элизабет - Страница 17

• Предыдущая
• 17/85
• Следующая

– Обращенным к кому? – спросил Сент-Джеймс.

– Трудно сказать. Но, по-видимому, самым интересным мужчиной здесь был Джереми Винни. Как только она вчера вошла в салон, он тут же вскочил – она пришла последней – и сразу к ней. А за ужином просто не отставал от нее.

– Они были любовниками?

– Судя по ее поведению – нет, исключительно дружеские отношения. Он посетовал, что пытался дозвониться до нее и на прошлой неделе оставил на ее автоответчике с дюжину сообщений. А она только засмеялась и сказала, что ужасно сожалеет, но она давно не прослушивает свой автоответчик, потому что уже на полгода задержала одну книгу, на которую у нее контракт с ее издателем, и ей не хочется чувствовать себя виноватой, выслушивая укоры и напоминания о сроках от своего издателя.

– Книгу? – переспросил Сент-Джеймс. – Кроме пьесы она написала еще и книгу?

Леди Хелен грустно рассмеялась.

– Невероятная женщина, правда? И подумать только, я чувствую себя просто героиней, если мне удается месяцев через пять просто ответить на письмо.

– Похоже, эта женщина могла возбудить и сильную ревность.

– Вероятно. Но я думаю, что главной ее чертой было то, что она, сама того не замечая, отталкивала людей. – Леди Хелен рассказала ему об одном эпизоде, когда все пили коктейли. Связан он был с картиной Рейнэгла[14], висевшей над камином. На ней изображена женщина эпохи Регентства в окружении двоих детей и игривого терьера, обнюхивавшего мяч. – Джой сказала, что часто вспоминает эту картину, что, приезжая ребенком в Уэстербрэ, она любила воображать себя этой дамой, такой благополучной и защищенной, которой все восхищаются, у которой двое прекрасных, обожающих ее детишек. Она сказала что-то вроде того, что чего же еще желать, кроме этого, и что не странно ли, как повернулась жизнь. Ее сестра сидела как раз напротив картины в этот момент. И я помню, что Айрин страшно покраснела.

– Почему?

– Да потому, что когда-то у Айрин все это было. Благополучие и полная защищенность, муж и двое детей. А потом явилась Джой и разрушила все это.

Сент-Джеймс отнесся к этому скептически:

– Как ты можешь быть уверена, что Айрин Синклер болезненно отреагировала на слова своей сестры?

– Конечно, не могу. Но я это знаю. И еще… за ужином, когда Джой и Джереми Винни разговаривали и Джой отпускала всякие шуточки по поводу своей новой книги, развлекая весь стол историями о каком-то человеке, у которого она пыталась взять интервью на Болотах[15], Айрин… – Леди Хелен запнулась. Ей трудно было передать то, что она почувствовала, глядя на Айрин Синклер. – Айрин сидела очень спокойно, пристально глядя на свечи на столе, и она… это было довольно-таки страшно, Саймон. Она воткнула вилку прямо себе в большой палец. Но, по-моему, ничего не почувствовала.

Сент-Джеймс опустил взгляд на свои башмаки. На них засохла грязь – он наклонился, чтобы протереть их.

– Получается, Джоанна Эллакорт ошибается относительно роли Айрин в измененном варианте пьесы. С чего бы Джой Синклер писать выигрышную роль для своей сестры, если она продолжала отталкивать ее при любой возможности?

– Но, повторяю, мне кажется, она делала это неосознанно. А что касается пьесы… вероятно, Джой чувствовала себя виноватой. Как-никак она разрушила ее личную жизнь. Мужа она ей вернуть не могла. Но могла попытаться вернуть ей успех.

– В пьесе с участием Роберта Гэбриэла? После грязного развода, причиной которого была сама Джой? Тебе не кажется, что это смахивает на садизм?

– Нет. Ведь больше никто в Лондоне не желал предоставить Айрин шанс, Саймон. Она же на много лет выпала из актерской среды. Эта роль – единственная для нее возможность снова оказаться на сцене.

– Расскажи мне о пьесе.

Насколько леди Хелен помнила, Джой Синклер намеренно подогревала страсти, описывая новый вариант пьесы. Еще до читки… Когда Франческа Джеррард спросила о сюжете, Джой с улыбкой смерила всех взглядом и сказала: «Действие происходит в доме, очень похожем на этот. В разгар зимы, когда дороги обледенели, вокруг на многие мили ни души, и некуда бежать. Она о семье. И о человеке, который умирает, и о людях, которым приходится его убить. И почему. Это самое главное – почему». Вслед за этим леди Хелен уже была готова услышать вой волков.

– Интересно… похоже, она хотела кого-то о чем-то предупредить.

– Вот и мне так показалось. И потом, когда мы все собрались в гостиной и она начала говорить об изменениях в сюжете, она сказала примерно то же самое.

Речь шла о семье, которая готовилась к встрече Нового года, но из этого ничего не вышло. По словам Джой, старший брат хранил какую-то ужасную тайну, тайну, которая вот-вот должна была разрушить жизнь всех действующих лиц.

– А потом они начали читать, – сказала леди Хелен. – К сожалению, я почти не слушала – в гостиной было душно, как в кухне, где кипят сто котлов, и я не очень-то следила за ходом событий в пьесе. Но я помню точно, что как раз перед тем, как Франческа Джеррард вышла из себя, старшему брату в этой истории – его текст читал лорд Стинхерст, так как на эту роль еще не подобрали актера – только что позвонили. Он заявляет, что должен немедленно уехать, что после двадцати семи лет он не собирается становиться еще одним вассалом. Я совершенно уверена в этих словах. Тут-то Франческа и вскочила, и началась вся эта свара.

– Еще одним вассалом? – тупо повторил Сент-Джеймс.

Она кивнула:

– Странно, правда? И поскольку пьеса не имела никакого отношения к эпохе феодализма, я, конечно же, сразу решила, что это что-то безумно авангардное и я просто не уловила сути.

– Но они уловили?

– Лорд Стинхерст, его жена, Франческа Джеррард и Элизабет – безусловно уловили. Хотя все остальные, если отвлечься от всеобщего раздражения из-за изменений в сценарии, растерялись точно так же, как и я. – Леди Хелен рассеянно провела пальцами по сапогу, который все еще держала в руках. – Короче, насколько я поняла, пьеса должна была послужить некоей благородной цели, но из этого ничего не вышло. А целей было даже несколько: воздать должное усилиям Стинхерста в отношении обновленного «Азенкура», прославить двадцатилетние актерские заслуги Джоанны Эллакорт, вернуть в театр Айрин Синклер, снова дать Рису возможность осуществить большую постановку в Лондоне. Не исключено, что Джой собиралась задействовать даже Джереми Винни. Кто-то упомянул, что он начинал как актер до того, как стал театральным критиком, и, в сущности на читку он явился лишь затем, чтобы написать о волшебных изменениях, которые ожидаются в захиревшем «Азенкуре». Теперь ты сам видишь, – заключила она с невольной настойчивостью, от которой не смогла удержаться, – что мысль о том, чтобы кто-то из этих людей убил Джой, просто нелепа.

Сент-Джеймс нежно улыбнулся ей.

– Особенно в отношении Риса, – очень мягко произнес он.

Леди Хелен увидела в его глазах столько доброты и сочувствия, что у нее защемило сердце, и она отвела взгляд. Тем не менее она знала, что он – единственный человек на свете, кто поймет ее. Поэтому решилась на откровенность:

– Прошлой ночью с Рисом. Впервые… за многие годы я почувствовала такую любовь к себе, Саймон. К такой, какая я есть, со всеми моими недостатками и достоинствами, со всем моим прошлым и моим будущим. У меня не было такого после… – Она замолчала, затем с усилием все-таки произнесла: – После тебя. Я не надеялась, что когда-нибудь снова испытаю подобное. Потому что я буду наказана. За то, что случилось между нами столько лет назад. Я заслужила наказание.

Сент-Джеймс резко мотнул головой, не отвечая. Потом сказал:

– А если сосредоточиться, Хелен, ты уверена, что ничего не слышала прошлой ночью?

Она ответила на его вопрос вопросом:

– Когда ты в первый раз занимался любовью с Деборой, ты что-нибудь замечал?

– Конечно, ты права. Я бы не заметил, даже если бы рядом дом сгорел дотла; а если бы и заметил, то не кинулся бы его спасать. – Он поднялся, снова повесил пальто на крючок и протянул руку за ее пальто. Взяв его, Сент-Джеймс нахмурил брови. – Боже мой, что ты с собой сделала? – спросил он.

• Предыдущая
• 17/85
• Следующая