Пятнадцать ножевых 4 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 4

— Ты сказал, ты сделаешь, — припечатал Лакоба. — Иди теперь, я спрошу, может, кто и видел этого Васю. Тебе позвонят. Ампула, — хмыкнул он. — Надо же.

Ну и всё. Отвез домой Давида, наградив его подарками, которые поначалу забыл отдать. Посидели с ним еще в машине перед подъездом, пришлось рассказать во всех подробностях про концерт “Genesis”. Вот кто фанат: он даже потребовал от меня вспомнить какие песни звучали.

— Ты что, Давид? Как я могу помнить, что за песни? Их десятка два было, больше половины нового альбома, остальное — старые.

— А футболку? Почему мне не взял? Я бы деньги отдал! Эх, ты… — огорчился абхаз.

— Да не подумал просто… Ну давай я тебе эту подарю, — предложил я. — Будешь у меня, заберешь.

— Спасибо, Пан, — пробормотал восхищенный Ашхацава. — Ты настоящий друг!

Никак не могу привыкнуть к этим вывертам дефицита. Видать, гипотетическая возможность заказать на алиэкспрессе футболку любой группы с любым принтом напрочь отбила у меня этот фетишизм. Так что отдам свою безо всяких сожалений.

— Андрей, нам срочно надо расстаться, — встретила меня Аня.

— Ладно, я буду горевать минут десять. Но ведь на прощание ты меня накормишь?

— Куда я денусь? Когда еще появится возможность отравить тебя? Мой руки и приходи, я пока разогрею.

— Так что же послужило причиной нашего расставания? — спросил я, поправляя вилку, чтобы она лежала перпендикулярно краю стола, словно поглощение вчерашних макарошек будет происходить в условиях шикарного ресторана.

— Я не выдержала и посмотрела этот фильм без тебя, — вздохнув, призналась подруга. — Нет мне прощения.

— Фигня, — легкомысленно махнул я рукой. — Оставайся. Три часа стоя на коленях на горохе — и ты прощена. Как кинцо?

— Я три раза чуть не описалась, — призналась Аня. — Было очень страшно.

— Особенно когда Николсон рубил топором дверь? Или сцена с трупом в ванной?

— А ты где видел? — удивилась девушка.

— В магазине крутили, — отбрехался я.

— Ладно, я теперь еще с тобой пересмотрю, может, получится уберечься от смены трусиков. Ну рассказывай, где был? Что удалось сделать?

— Почти договорился о переводе Лены из Склифа в Бурденко. Завтра решится окончательно. Ну, и так, по мелочи. То с одним встретился, то с другим. А ты как?

— Сходила на занятия, посмотрела фильм, и лежала на диване.

— Очень увлекательно. Жажду повторить.

Юрий Геннадьевич ждал в довольно поношенном с виду “жигуле” второй модели. Удачная машина. Она, даже будучи совершенно новой, казалась пришедшей из глубокой древности.

— Рассказывайте, — велел он, когда я уселся рядом с ним. — Сначала Швейцария, потом остальное.

— В Цюрихе успех превзошел все ожидания, — коротко резюмировал я. — Больше сказать нечего.

— Лаконично, — хмыкнул он.

— А что, надо было начать про транспортировку оксида водорода в сосудах с перфорированным дном в свете решений съезда?

— Не надо так шутить, — окоротил он. — Нигде. Вы не понимаете даже, сколько сейчас пойдет всяких сигналов во все стороны. Забудьте про политические анекдоты и шуточки про съезд. Достаточно уже того, что вы живете с еврейкой. В какой-то момент это может сильно осложнить выезд.

Пару секунд я даже не знал, что и ответить. Не жена еще, просто девушка — и такие последствия.

— Не вижу связи, — наконец, ответил я. — Отец моей девушки в ФИАН работает, там первый отдел тоже…

— Андрей Николаевич, лично мне — всё равно, — остановил меня Юрий Геннадьевич. — Я к этому спокойно отношусь. А вот Михаил Андреевич, если узнает, может… расстроиться.

Блин, мне с оглядкой на Суслова и в постель ложиться? Мы сходки диссидентов на кухне не устраиваем, “Хронику текущих событий” ночью под одеялом не читаем, Солженицына в чемодане я через таможню не тащил. Оказывается, этого недостаточно, надо еще чтобы твоя девушка прошла краниометрию с правильными показателями.

— Да, вот был курьезный случай, — решил я потроллить куратора. — Ну, все эти подходы с охами “Ой, как бы ваш талант расцвел у нас” я достойными внимания не считаю. Так, обычная болтовня, они же там до сих пор думают, что в Москве по улице медведи с балалайками ходят. Если не все, то многие. Вот и жалеют, искренне считая, что советский ученый спит и видит, как бы на Запад сбежать…

— А что, нет таких настроений? — вдруг спросил Юрий Геннадьевич.

— Дураки, может, и мечтают. А кто хоть немного соображает, понимает — там будет в разы труднее. Высосут и выбросят. И через десять лет акцентом попрекать продолжат. Да, о происшествии. Подходит один деятель и напрямую предлагает пять тысяч долларов за посредничество в приобретении патента.

— Какого? — насторожился куратор.

— Так откуда мне знать? Я его послал. По-русски, но он вроде правильно понял.

— Тоньше надо, — заметил куратор. — Надо было узнать, что интересует, каковы условия. Пообещать выяснить всё. А мы бы решили.

Это он что, хочет посреднические получить? Ха-ха три раза.

— Так я же не джеймсбонд какой, Юрий Геннадьевич. Таким играм не обучен.

— Это кто? — уточнил он.

— Персонаж фильма. Судя по всему, лихой агент, ну знаете, всех врагов перебил одной левой, потому что правой красотку обнимает в это время. В Цюрихе весь город рекламой заклеен.

Только бы не спросил название. Ибо я тупо не помню: не то “Лунный гонщик”, не то “Только для ваших глаз”. А фильм, наверное, летом был, потому что обрывки рекламы в одном нашем бомжатском районе остались.

— Жаль, конечно. В следующий раз…

— Та визитку я взял. Вот, — вытащил я из кармана белый прямоугольничек и отдал ему, — некто Фредерик Паульсен, компания “Ферринг”.

— Ладно, что там про госпиталь? — наконец, закончил вводную часть Юрий Геннадьевич. — Я по телефону не совсем хорошо понял.

— Изложу телеграфно. Позавчера стреляли во врача седьмой подстанции скорой. На вызове. Я ее знаю, работали вместе. Хотелось бы поучаствовать в судьбе, ранение серьезное, вот я и узнал, что в Бурденко очень хорошие специалисты…

— Томилина Елена Александровна? — спросил куратор, что-то раскопавший в своей записной книжке.

— Да.

— Угу, — Юрий Геннадьевич задумался. — Я понял. Позвоните мне… ну через час примерно. А теперь расскажите, что там с Андроповым и Брежневой.

— Галю лечат, — пожал я плечами. — Еще в наркологии у Трунова. По мне, так толку не много от всех этих трудотерапий и прочего мозголомства. А Игорь… — я замялся. Рассказывать про мою неудачу с “анонимными алкоголиками” отечественного розлива? Перед глазами возник Джигарханяна в образе “Горбатого” из “Места встречи изменить нельзя”. “А не стукачок ли ты, мил человек?”. Стукачок. Разглашаю медицинскую тайну. И планирую разглашать дальше. Жизнь Лены и не такого стоит.

— Короче там все тоже не очень гладко…

Главный военный клинический госпиталь имени академика Бурденко занимает территорию соответственно названию — охрененно большую. На нее, кстати, меня через ворота на машине не пустили. Только пешком. Или с пропуском. Который подписывает, наверное, один министр обороны товарищ Устинов.

Что поделаешь, пришлось прогуляться, хоть погода и мерзопакостная. И даже пожертвовать носовым платком, чтобы привести в порядок ботинки. А то кто ж их знает, этих вояк — увидят, что обувь не в порядке, и сразу в военкомат отвезут.

Начальник госпиталя скрывался в коридорах дальних да за дверями дубовыми. Но мне ведь было назначено, так что я пер напролом, не думая, что там за погоны под очередным халатом.

На самом деле всё оказалось много проще: кто-то позвонил, уточнил, и меня пустили совершенно одного, объяснив дорогу на пальцах. И дверь с надписью “Приемная” никто не охранял. Внутри сидела совершенно гражданского вида секретарша, монументальная женщина лет сорока, и что-то печатала на пишущей машинке “Ятрань”. Кучеряво живут военные ребята.