Пятнадцать ножевых 4 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 18

Только сели в машину, Аня зачем-то включила радио. Я уже думал, что из следующей поездки можно бы привезти какую-нибудь магнитолу, пусть установят ее вместо этого кошмарного «Урал-авто», а то радио «Маяк», конечно, та еще радиостанция. Слушайте, Иван Кузьмич, свои «Валенки», и не выпендривайтесь. Кстати, именно они сейчас передавали в эфир какую-то жуть про сияющую лампочку шахтера.

— Ты моей смерти хочешь, — взмолился я. — Выключи, пожалуйста.

— Да я новости послушать хотела, — объяснила Аня.

— На «Маяке» выпуски новостей раз в тридцать минут, осталось десять. За это время мы уже у твоих будем. А что ты хотела узнать? О рекордных надоях?

— Девчонки говорили, что в Норильске самолет разбился, думала, скажут.

— С каких это пор в наших новостях начали рассказывать о советских авиакатастрофах? Надо тогда не «Маяк», а Би-би-си слушать. Но дома это делать нельзя.

— Почему? В квартире стоят «жучки»?

— Ты слишком высокого мнения о нас. Будут еще чекисты тратить на такую мелочь ценный ресурс. Тут за стенкой такая прослушка, что никаких приборов не надо.

— Эта смешная пожилая дама? Оксана Гавриловна?

— А ты думала, ее только наши постельные забавы интересуют? Как бы не так.

И я рассказал краткую историю зависти, доносительства и попыток сжить молодое дарование со свету. И про последний сюрприз не забыл сообщить. Подписок о неразглашении с меня никто не брал почему-то.

— Вот это тварь, — протянула подруга. — Надо ей отомстить как-нибудь. Вот, придумала! Маме как-то делали уколы витаминов, один был ужасно вонючий, даже закрытую ампулу в руки возьмешь, и отмыть запах потом очень трудно. Мы наберем шприц — и через замочную скважину пшикнем ей! Здорово, да?

— Ты бы еще предложила дверь эпоксидкой заклеить, или спички в замке сломать. Детский сад твоя месть. К тому же у нее будет доказательство, что я ей пытаюсь навредить. Надо придумать что-то такое... нестандартное. Потом обсудим, приехали, — сказал я и, наклонившись, открыл Ане дверцу.

— Эй, молодежь! — услышали мы мужской голос сзади. — Куда собрались?

— Вот вас то мне и надо! — улыбнулся я. — К вам, конечно.

Мне Азимов-старший был нужен для продолжения переговоров по гаражу. Трудности были даже не в сумме, пай в гаражно-строительном кооперативе стоил пять тысяч, это собрать можно было. Дело в том, что принять туда могли. Или нет. Надо было найти подходы к председателю. И не просто дать ему на лапу, а вручить что-то хорошее и дефицитное. Да еще и угадать, чтобы не много было, но и не мало. Короче, всё по-советски.

— Пойдемте, нечего на улице торчать, — сказал Александр Иосифович, и подтолкнул нас ко входу в подъезд.

Азимова-мама сидела у телефона и обсуждала последние светские новости.

— ...если бы ты знала, Майечка, как он страдал! Три года не снимали, копейки заработать не давали, и выпустили чуть не в одних штанах! Что, нельзя уже в синагогу сходить человеку? Народного артиста! Стыдно должно быть! Да такие как Крамаров раз в сто лет рождаются!

Тема с артистом обсасывалась на каждом углу больше месяца. Меня даже спрашивали, не довелось ли мне встретиться с Савелием Викторовичем в бытность за границей. И никого не волновал тот факт, что я был в Цюрихе, а Крамаров летел через Вену. Там же всё рядом!

Если честно, мне было по барабану. Ну уехал, и что? Сейчас, небось, организовали чёс по всем местам, где хоть доллар срубить можно на рассказах о тоталитарных ужасах СССР. Да и потом он устроится, голодать не будет. Стадионы, как в Союзе, собирать не получится, но и с протянутой рукой просить подаяние не придется.

Мы с будущим тестем уединились на кухне, где хозяин тут же включил приемник, с переменным шипением начавшим транслировать знаменитую легкую оркестровую музыку. И здесь прослушки боятся? Я вспомнил орловскую Бэллу, которая все переговоры вообще в ванной проводила.

Как же мысли у людей сходятся! За положительное решение просили привезти автомагнитолу. Хорошо, хоть без акустики. И ладно, потерплю радио «Маяк» еще какое-то время. Зато гараж будет мой. А такое добро с годами только дороже становится.

Естественно, нас приглашали остаться на ужин, но мне пора было бежать. Аня быстро побросала в сумку вещи, за которыми, собственно, и приехала, и мы помчались домой. Высадив ее у входа в двор, я поехал на встречу с Паульсеном. В экзотическом месте: метро «Киевская» кольцевой линии. Так что я свою машину у входа в подземку припарковал и пошел к турникетам. Можно было бы и не выпендриваться, а пешком пройтись, но это не последнее мероприятие на сегодня.

Никакой конспирации с этим шведским швейцарцем. Из вагона вышел как из кареты, оглянулся, заметил меня, и попер ледоколом, никуда не сворачивая. Была бы за ним слежка — спалили бы в три секунды. Мы прошли и сели на свободную мраморную скамейку в вестибюле, как раз напротив изображения Пушкина, рассказывающего украинским крестьянам анекдот на французском языке. Флегматично взирая на великого поэта, Фредерик подвинул ко мне номер «Вечёрки». Не глядя, я ощупал газету, чтобы не выронить конверт, находящийся внутри, взял ее поудобнее и двинулся к эскалатору. Ни единого слова произнесено не было. Да и к чему эти церемонии? Появится нужда — поговорим.

Ну, теперь самое главное: встреча с Юрием Геннадьевичем. На этот раз шпионское рандеву назначено совсем недалеко от моего дома — у бывшего католического собора на Малой Грузинской. Интересно, он с умыслом выбирает всякие явно туристические места? Или совсем невысокого мнения о моих интеллектуальных способностях?

Ага, вот и чудо отечественного автопрома. Кстати, я не опоздал ни разу, у меня еще целых шесть минут в резерве. Но тут как водится — неприятные вещи лучше делать быстро. А расставание с деньгами, особенно если они практически твои — штука крайне не комфортная. Ладно, спишем их на расходы в области взаимодействия с властями.

Юрий Геннадьевич конвертик взял, посмотрел внутрь, провел пальцем по купюрам, будто пересчитывал их, и буднично спрятал в бардачок.

— Завтра после обеда сделают всё. Ему позвонят, — сказал он. — И готовьтесь на субботу, Михаил Андреевич будет ждать. До связи.

После таких слов и придурок поймет, что пора прощаться. Что я и сделал. Заеду лучше в гастроном, куплю что-нибудь к ужину, порадую Аню. Ну и себя, любимого, тоже.

Что сказать о Михаиле Андреевиче Суслове? Хрен его знает, какой он там идеолог был, я в этом понимаю примерно как в полетах в космос — общий принцип знаю, а подробности меня волнуют мало, ибо не интересны. Зато как пациент — мнителен, занудлив, вязок, ригиден в суждениях. А что сделаешь? Других вождей, чтобы вот так неофициально к своему раздетому до трусов организму подпустили, у меня для вас нет. Да и те вряд ли сильно отличаются, разве что цифрами артериального давления и степенью выраженности подкожной жировой прослойки. А в голове у них давно уже примерно одно и то же — «как бы не отравили».

Так что я послушал дыхание пациента. Вдумчиво и тщательно, посредством приложения головки хорошего восточногерманского фонендоскопа. Потому как имеется у него та самая хроническая обструктивная болезнь легких, что вызывает дыхательную недостаточность. Так что хрипы слушаю тщательнее, чем что бы то ни было. А то пропустишь вот так поганку какую — и даже оправдаться не дадут.

С легкими у Суслова было относительно стабильно, ничего не добавилось с прошлого раза. А вот давленьице подкачало, повышенное.

— Сто сорок пять на девяносто. Многовато для вас, Михаил Андреевич. Может, таблетки пора заменить? У профессора Шишкина исследуют новое лекарство, очень хорошие результаты...

— Не таблетки это, — вождь вдруг проявил эмоции, махнул рукой, потянув со стола тонометр, так что я едва успел поймать его. — Так... по работе... пройдет.

Знаем, какая это работа. Идет борьба за власть, все решится в ближайший год. Вот и нервничает Суслов.