Герилья. Красные партизаны Латинской Америки - Колпакиди Александр Иванович - Страница 1

© Составители Колпакиди А., Нигматулин М. 2022

© ООО «Издательтсво Родина», 2022

Некоторым обывателям трудно в это поверить, но ещё несколько десятилетий назад целый континент в Западном полушарии был охвачен непрекращающейся партизанской войной. У неё было много фронтов и названий, много форм и театров военных действий.

По большей части она затухла к середине-концу девяностых годов. Тем не менее, кое-где она продолжается и сейчас.

Как же могло получиться, что целый общественный процесс, огромная война, продлившаяся не одно десятилетие и обхватившая целый континент, могла пройти мимо сначала советских, а затем российских читателей?

Российское интеллектуальное поле в чём-то напоминает сформировавший его пейзаж Русской равнины: это, конечно, не пустыня и не прерия, но весьма однообразное пространство, в котором, однако, легко потеряться. Это пространство хтоническое, а потому ему свойственно оборотничество: красивая лужайка может скрывать вязкую трясину, а ровное на первый взгляд поле может оказаться на деле практически непроходимым как из-за перепадов высоты, так и из-за наличия в нём самых неожиданных сюрпризов.

Что, однако, поражает в современных российских интеллектуальных и псевдоинтеллектуальных дискуссиях, так это их тотальная предсказуемость, почти протокольная точность в следовании определённым канонам.

Эти неписаные каноны были сформированы нашими интеллигентами в шестидесятые-семидесятые годы.

Этому предшествовало несколько важных событий.

Россия довольно поздно обзавелась своей собственной интеллектуальной традицией. Она сложилась у нас только к 1860-м годам.

Тем не менее, царская империя в николаевские и пореформенные времена породила два самых известных российских культурных феномена – русскую классическую литературу и русскую революционную интеллигенцию.

Последняя в итоге и сокрушила прогнившую к началу двадцатого века насквозь империю.

Сокрушив империю, интеллигенция погибла сама. И дело тут, разумеется, не в большевиках.

Просто где-то в районе 1904–1905 годов Российская империя вступает в период очень острых и масштабных изменений. За войной – революция, а за ней Столыпинщина, за ней – снова война и снова революция, потом уже Гражданская война, красный и белый террор, эмиграция, НЭП, разнообразные реформы, те самые знаменитые репрессии, снова Война, затем Холодная война и восстановление страны.

За это время старая интеллектуальная традиция поизносилась. Её носители гибли на царских каторгах и виселицах военно-полевых судов, в белогвардейском плену, в убогих комнатушках на окраинах Парижа и Монтевидео, на фронтах Великой Отечественной или холодных квартирах блокадного Ленинграда.

Как бы то ни было, старая русская интеллигенция вся истрепалась к началу Оттепели. Остались лишь отдельные её представители – типа Михаила Бахтина или Ирины Каховской.

На смену ей пришла интеллигенция сталинского и послесталинского периода. От старых интеллигентов они отличались своей рептильностью. Если их предшественники выковались в тяжёлой борьбе против царизма, то эти «новые люди» изначально кормились за счёт милостивого советского государства.

Именно эти люди и сформировали в оттепельно-застойные времена нынешние каноны общественной дискуссии.

Каковы эти каноны?

О, они очень расплывчаты.

В любом случае, если речь идёт о коммунизме, то в диалогах неизбежно будут Сталин, ГУЛАГ, Солженицын, красный террор, коллективизация, большевизм и лично Ленин, Октябрьская революция, Учредительное собрание и его разгон, «Собачье сердце» и много что ещё. Будет Перестройка, застой, пустые полки и Хрущёв с кукурузиной.

Возможно, кто-то упомянет Нечаева или Пальмиро Тольятти.

Проблема этого канона совсем не в том, что его придерживаются у нас либералы.

Настоящая проблема в том, что коммунисты в России в целом не отклоняются от него, яростно при этом на словах отрицая всё, что говорят на эту тему их враги.

Вот и получается, что Советского Союза уже тридцать лет как нету, а у нас всё как в старые времена: Юрий Дудь снимает чудовищный с исторической и идейной точки зрения фильм про ГУЛАГ, а коммунисты тут же бросаются его разоблачать.

И при этом из нашего внимания ускользает простой факт: Сталина-то уже семьдесят лет как нету в живых, ГУЛАГ давно канул в историю, нет уже и Советского Союза.

Но все дискуссии на тему коммунизма и социализма в нашей стране неизбежно вращается вокруг тех же тысячу раз разобранные тем: немецкий Генштаб, японский атташе, «Архипелаг ГУЛАГ», Сталин, «пили бы баварское»…

Важная проблема такого канона общественной дискуссии состоит в том, что он практически исключает восприятие чужого опыта. Это вообще очень внутренний канон: в нём почти нет места нероссийским и несоветским союжетам.

Максимум, что тут может быть инородного, – Венгерское восстание 1956 года или Армия Крайова, «лесные братья» и прочие бандеровцы.

Такие интереснейшие и важнейшие темы, как неомарксизм, Франкфуртская школа, Антонио Грамши, Лукач, Май 1968-го, «новые левые», городская герилья в странах Первого мира, маоизм, национально-освободительные движения, партизанские организации (в том числе, конечно, и в Датинской Америке), «теология освобождения» и прочее, и прочее – в рамках того канона общественной дискуссии оказываются совершенно невостребованными.

Нет, не будем мы этих ваших Маркузе изучать. Давайте лучше в десятитысячный раз разберём, где ошибался Солженицын.

В то время, когда либеральные блогеры у нас в очередной раз срывают покровы со Сталина и рассказывают про дефицит потребительских товаров в СССР, – наши левые в своих кружках и сектах пытаются ответить на главный вопрос современности: Сталин или Троцкий?

Даже во вроде бы передовых левых организациях у нас (не важно, троцкистских или сталинистских) постоянно блокируются любые попытки изучить хоть какой-то опыт коммунистов после смерти Сталина.

Вот, собственно, первая причина, по которой у нас в стране даже интеллигентные вроде бы люди часто и знать не знают про многие важные вещи, к числу которых относится в том числе и латиноамериканская герилья.

Чем же так ценна последняя? И почему дискуссии на эту тему неизбежно блокируются у нас образованным сообществом?

Как ни странно, в этом повинен банальный обывательский расизм, так свойственный как советской, так и постсоветской интеллигенции.

Нам ещё с царских времён вдалбливали, что Россия – часть европейской цивилизации, а всё по-настоящему важное интересное происходит только в Европе.

Разумеется, кто-то вспомнит и про «Скифов», и много про что ещё, но российское культурное общество и в девятнадцатом, и в двадцатом веке оставалось европоцентричным. Именно поэтому наши интеллигенты считали нужным знать каждую мелочь, которая происходит в США или ФРГ, но воротили нос даже от крупных и значимых событий в других регионах планеты.

Не знаю, почему, но наши интеллигенты (особенно в восьмидесятые) свято уверовали, что они – белые люди.

Конечно, белый – не нация и даже не раса. Это место в расистской иерархии.

Англичане – изобретатели термина «белая раса» – изначально включали в её состав лишь себя и некоторые германские народы, вроде норвежцев, шведов, голландцев и датчан. А вот из всех немцев к белым относили лишь саксонцев.

Славян белыми никогда не считали.

Интеллигенты выучили, что они – часть Европы, белые либертарианцы. На самом деле они были лишь обслугой западного империализма в периферийной стране.

В семидесятые годы обсуждать Латинскую Америку или Африку в интеллигентских кругах было просто неприлично: мол, что может быть интересного у этих черномазых?