Выход воспрещен (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 46

Кошмар. Одна радость — пылесосу приходит каюк. Не выдерживает его конструкция моей тяжести.

А так да, ощущаю всё в пределах своего «тела». Одновременно вижу, слышу, осязаю. Если сосредоточусь и захочу, то могу даже понюхать или ощутить вкус. Это еще не всё, скорее забавные мелочи. Основная прелесть смены состояний в том, что происходит с разумом. А именно — я сам становлюсь как Палатенцо, то есть, на меня прекращают действовать эмоции. Инерция остается, да, то есть разумом я злюсь, радуюсь, возмущен и так далее, эмоциональные процессы прорабатываются, но новым возникать неоткуда. Отсюда и родилось первое полезное применение этой способности.

Пришёл я, значит, с лекций, тетрадки положил, душ принял, пожрать разогрел, разогретое сожрал, с Юлькой погавкался, а затем чаю сделал, и к себе в комнату. Там я раздеваюсь догола как какой-то там извращенец, а после этого начинаю читать себе лекции. И раз в пять минут становлюсь туманом на краткий промежуток времени. Информация запоминается и прорабатывается просто на «ура»! И это только то, что могу сейчас. Потенциал у моей туманной трансформации по словам Нины Валерьевны был ого-го какой. Но надо было работать над собой. Много.

— Знаешь, Изотов…, — надо мной воздвиглась, иначе и не скажешь, внушающая оторопь фигура валькирии, чьи длинные роскошные волосы с такого угла зрения казались хищными змеями, нацелившимися мне в лицо, — Знаешь, чьи дела чаще всего попадают мне на стол? В очередь на ликвидацию? Дела умников. Не настоящих «злыдней», даже не двинутых «доброхотов» и не «гнильцов», а сраных умников. Знаешь, почему? Потому что эти умники замалчивают некоторые из своих способностей. Желают оставить в тайне. Но потом, в один прекрасный момент, пользуются этими способностями. Не тренированными, не оцененными, неизвестными. Знаешь, какой процент жертв среди невинных советских граждан приходится на таких умников?

— А зачем вы это мне говорите, а? — прищурился по-ленински я на блондинку меж её грудей, — На что это вы намекаете? Думаете, в моем положении что-то скрывать есть хоть какой-то смысл?

— Ты мне скажи, Изотов, — мрачно сверкнула на меня женщина предгрозовым фронтом глаз.

Я почувствовал, как крышу снова слегка уносит, как в тот раз, когда эти милые люди едва не устроили мне сеанс вивисекции. Не то чтобы срывает прямо планку так, что я готов укусить эту смертоносную женщину за сиську, но достаточно, для того чтобы гнусно ухмыльнуться, а затем прочеканить пару фраз, глядя матёрой государственной убийце, поселившей меня с невыносимым живым шокером, прямо в глаза:

— Ни хрена вы, Нелла свет Аркадьевна, не верите, что я что-то буду скрывать! Вас, товарищ майор, я просто бешу тем, что не трясусь в вашем присутствии, а продолжаю думать и существовать! И здраво принимать решения, вместо того чтобы прыгать перед вами на задних лапках! Вне рабочего дня и трудовых отношений, конечно. Ну и Палатенцо…

Сперва мне показалось, что майор мне двинула. Небо и земля поменялись местами, ориентация тоже ушла подышать, а в себя я пришёл лежа на полу и дыша через раз, наслаждаясь вертолетами и конвульсивным подёргиванием ног. Позже, конечно, понял, что мне просто отвесили колоссальнейший по своей мощи щелбан, но перед этим, рассматривая злющую как подпаленная анаконда женщину, нависшую надо мной дамокловым кирпичом, я всё-таки упрямо закончил:

— Хватит относиться к ней, как к калеке! Палатенцо не инвалид! Но бездушная зараза! Я даже знаю, в кого…

Бам!

Кто выключил свет?

— Ты что, новую способность открыл?! — отшатнулся через несколько часов от задумчиво пялящегося в зеркало меня рыжий Димка Расстогин, — Откуда рога?! Зачем?

Дело было в коридоре общаги, где кроме хорошего освещения еще и было зеркало, но не было Юльки.

— Во славу Сатаны, конечно же…, — пробормотал я, морщась и гладя пальцем одну из шикарных красных шишек на лбу. Была она вытянутая, вспухшая, вполне похожая на рог. На другой стороне лба была её сестра-близнец.

— Верить в богов ненаучно и антисоветски! — опасливо сказал как-то чуть не убивший меня рыжий, делая пару шагов назад.

— Да в жопу богов и прочее, — показал я свою твердую натуру комсомольца и коммуниста, — Ты мне вот что скажи, Дмитрий Батькович… ты водку пьешь?

— А тебе зачем? — проявил бдительность сосед.

— Терапия, — важно объяснил я ему, — Давай нажремся. Может, попустит тебя. А то бегаешь от меня как цыган от милиции. И глаз у тебя дёргается. Я ж вижу.

— Хм, — озадачился сосед, — А давай попробуем. Только чур, сидишь напротив меня!

— Заметано.

И мы нажрались. Хорошо выходные закончились.

Начались они тоже, в общем-то, здорово. Сгоняв с Янлинь за покупками и побыв посредником между девушкой и японцем, которых нормальные китайцы, в общем-то, не переносят, я помог ей затащить закупленное железо из машины в комнату, где и был подвергнут экспресс-допросу на тему того, что я вообще знаю о сетях, о языках и о компьютерах. Приобретя в глазах китаянки статус лишь слегка отличный от мелкого ползающего насекомого в мире информатики, я, униженный и оскорбленный, собрался до дому до хаты, но был решительно остановлен уже полностью раздетой девушкой. Потом было много русско-китайского секса, причем столько, что я почти не вывез, рухнув на пол в зале своей квартиры мешком желе и не реагируя даже на побудительные удары шоком от Юльки. Видимо, Палатенцу что-то показалось странным, потому как оно звякнуло маман, и та вызвала меня с утра на ковер, где нудно имела мозги странными вопросами и инсинуациями, что закончилось перепалкой и двумя щелбанами.

Ну а потом да, нажрались с Димкой. Тот даже поплакал немножко под занавес, жалуясь мне на страшного меня. Что сказать, выходные прошли образцово-идеально, за исключением того, что я сам никому в морду не дал. Ну хоть получил, и на этом спасибо.

Понедельник стал днём тяжелым. Именно в этот далеко не прекрасный день в светлую голову милейшей Нины Валерьевны Молоко пришла идея дать некоей девушке-призраку задание, дабы она стимулировала Витю Изотова на упражнения. Заключались те в постоянной и резкой смене форм. Туда-сюда, туда-сюда… Как оказалось, у меня есть внутренний лимит на количество преобразований, и когда он исчерпывается, ощущения, возникающие что в теле, что в состоянии тумана, крайне далеки от приятных. Довольно странно было испытывать дискомфорт, пребывая, по сути, вне чувств нормального тела, но только поначалу. Потом все сменилось чистым страданием, от которого я банальным образом свалил, облаяв Палатенцо неприличными словами. Из-за чего теперь на входной двери, защитившей мой зад, красуется нехилая подпалина с внутренней стороны. Наружу Юля не выбиралась без очень веского повода.

Дальше для измученного меня, щеголяющего в растянутых трико и майке-алкоголичке (и экзоскелете!), вечер стал еще менее томным, так как на траве перед главным входом «Жасминной тени» были расстелены одеялки, на которых восседала и возлежала неслабая часть женского населения общаги, вовсю расслабляясь чаем, бутербродами и сплетнями.

Концентратом негатива меня едва не сшибло с ног. Около десятка девчонок, прекратив разговоры, уставились на меня с ярко-выраженными нехорошими эмоциями, вовсю транслируя своё общее пожелание Вите уползти в кусты и там сдохнуть, желательно в муках. Печально вздохнув, я пошёл от враждебно настроенной фракции куда подальше, на турники, чувствуя, как за моей спиной шуршит чешуя и капает яд с клыков.