Выход воспрещен (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 20

— А ты еще кто…, — угрожающе пробурчал один из зажавших Пашу у этажного тупичка с окном парней, оборачиваясь ко мне. И… ощутимо сбледнул с лица, так как я не просто стоял, а еще и улыбался.

Не от хорошей жизни. Куртка порвана, мозги вдребезги расклеваны нашей доблестной милицией, которая мало того, что ни хрена не сберегла, так еще и за самооборону на меня сильно обиделась. Мол, нельзя бить человека после того, как его обезвредили, невзирая на то, что он хотел тебя прикончить. До? Можно! Только с чувством, толком, расстановкой, без превышения мер самообороны, в жопу еще на прощание поцеловать не забудь… Да идите вы н***й! Он меня чуть не прикончил!!

Так что, я уставший и несчастный, закупившийся по новой, оплакивающий свою модную куртку, прихожу домой, и что вижу? Как четверка парней, каким-то образом вытянувшая Салиновского из нашей комнаты, готовится бить ему морду, а препятствует этому сам Паша, который, несмотря на своё зажатое состояние, злобен, уверен в себе, совершает своим телом угрожающие движения, а заодно и попыхивает полупрозрачными золотыми лучиками, разбивающимися о прямоугольный энергетический щит, удерживаемый одним из пацанов. Если исключить из этого уравнения истощенное донельзя состояние Паши, одетого лишь в домашнее трико, то смотрелось бы вполне грозно.

— Оставьте его, парни. Прошу по-хорошему.

— Чет я не понял, Андрюх, он что, этого защищает? — изумился вихрастый круглолицый парень, удерживающий перед загнанной в тупик жертвой щит.

— Витя, — внезапно подал голос зажатый, — Катись-ка ты нахер! Я сам разберусь! А потом еще раз к Разглядовой загляну!

— Ах ты…, — один из парней аж побелел от злости.

Нагло так, уверенно, агрессивно. Совершенно не соответствуя реальности. А что это значит? А это значит, что Паша сожрал лавровый лист. А бить его пришли, явно зная о его способностях. Вывод? Пришли мстить за бабу. Причем, именно бить, руками и ногами, так как использование атакующих способностей не для самозащиты — это у нас хулиганство и карается.

— Во-первых, — не меняя позы сказал я, — Завали-ка, Паша, табло. Твое мнение никто не спрашивал и оно, твое мнение, никого не интересует с тех пор, как вместо него есть моё. А во-вторых, мужики, охладитесь. Я в физике плюс. Попробуете ему двинуть — положу вас рядком в качестве гражданского ареста. Или что похуже будет, если чудить вздумаете. Сам только из ментовки, со Злыднем подрался.

Моя речёвка никому не понравилась, особенно Паше. Даже больше — не поверили насчет драки. Правильно, конечно, я там просто бил гада, но обидно все равно. Явно вштыренный своей способностью, товарищ Салиновский тут же сосредоточился на мне как на враге номер один. Молча, напряженно. Кажется, мои подозрения о том, что парня под активирующейся способностью превращает в альфа-самца, имеют весьма серьезные обоснования.

А вот нападающие ощутимо скисли. Они сто процентов были обычными неосапами без улучшенной физики, иначе бы мордобой был бы уже уголовкой. А если бить морду просто, то никаких проблем. То есть, если я кого-то из них ударю — будут проблемы куда похлеще, чем разнос за избиение того алкаша, если они приложат меня чем-нибудь из своего — та же история. А вот если физик увидит преступление и решит нежно связать негодяев, не ушибая их, а просто всячески доминируя своими кондициями, то вновь дело выгорает. Такая вот сложная и запутанная история взаимоотношений неосапиантов.

— Всё мне теперь понятно, — сплюнул один из парней на пол, — этому козлу выдали телохрана. Ну и как служится, пёс ты уродливый?

Обидно. Кое кто бы не сдержался и полез, тем самым выпадая из рамок закона.

— Ребята, — задушевно улыбнулся я во всю пасть, чувствуя, как молодые люди испытывают всё больший и больший «восторг» от моей внешности, — Вы немного не поняли. Паша, конечно, тот еще человек-говно, думающий хером, но это не мои проблемы, что он уже надумал и в чем виноват. Я тоже человек-говно. И в данный момент вы покушаетесь на мой парализатор. Мою фенечку. Этого я допустить не могу.

Паша, что характерно, в своем состоянии подобных слов по отношению к любимому себе допускать тоже явно не собирался. Выкрикнув нечто нечленораздельное, Салиновский ломанулся вперед, проскользнув между своими обидчиками как хитрый и худой глист, а затем кинулся на меня с вытянутой рукой, из которой тут же выстрелил этот его луч. Способность сработала, парализуя брошенную Паше навстречу авоську с курицей и картошкой (с алкашом же сработало!), после чего чахоточный берсерк был ударен в грудную клетку той же самой авоськой и сбит ей с ног.

Под взглядами опешивших парней, я спокойно подошёл к поверженному курицей сушеному гераклу, пытающемуся понять, на каком он свете, а затем, взяв нежно за шею, поднял в воздух, тут же шлепками сбивая пытающиеся протянуться ко мне грабли и выдавая довольно тяжелые подзатыльники. Удерживаемый на весу Паша выл, плевался на стену, грозил карами и местью, но был безжалостно подавлен моей превосходящей мощью, под конец совместившей подзатыльники с поджопниками, от которых худое тело неиллюзорно подлетало в воздух еще больше.

— Так, мужики…, — хмуро посмотрел я на свидетелей пашиного фиаско, — У меня был тяжелый неприятный день. Теперь еще ждать, пока вот это существо раздуплится. А он, от злобы великой, еще и срать начнет под себя, связанный. И вонять, соответственно. В общем, давайте считать, что у вас всё получилось, а нам с Салиновским плохо, обидно и неприятно. Это, кстати, будет истиной в таком случае, особенно если обосрется. Заставлю это его нюхать до завтра. Такой расклад на сейчас вас устроит?

Их это еще как устроило. Особенно на фоне пашиных обещаний парализовать всех присутствующих, а потом перерезать их к такой матери кухонным ножом. Молодежь отправилась по своим делам, попутно бормоча между собой о том, что выданная мне соседу физиотерапия слегка превышала те нормы нанесения побоев, на которые парни изначально рассчитывали. Не говоря уже о унижении.

Салиновский из режима альфа-самца выходить не собирался, поэтому был крепко закутан в собственное одеяло и жестко зафиксирован снятыми мной с внешней стороны окна проводами, предназначенными для сушки белья. Фиксировал его на совесть, понятия не имея, чего можно ожидать от чувствующего себя мачо засранца. Тот, кстати, мне неслабо помог, пыхнув в процессе лучиком в свою же ногу. Спокойного времени как раз хватило на приготовление супа и жарку целой сковороды картохи с луком.

На этом моменте голодающий Поволжья, не имеющий иного занятия, кроме как изрыгать угрозы, почувствовал страшный голод, которым и стал томим. Картоха с луком — она такая, запах нас, студентов, с ног сбивает. Еду Салиновский начал требовать весьма нагло и озлобленно, а я взял… и накормил. И даже, усадив куколку у окна, сподобился напоить чаем. Разумеется, что от такого сервиса находящийся под запрещенными мной веществами сосед тут же обнаглел и начал требовать свободы. Но уже не ради мести (меня великодушно простили), а ради некоей гражданки Разглядовой, которую он захотел оприходовать как естественными, так и не очень путями, уверенно утверждая, что «даст» всюду. И будет мол, это, великой местью оборзевшему Семикину, который бесчестно Пашу на променаде по общежитию поймал. Так что мол, отпускай меня, злой Изотов, пока я добрый, сытый и хочу Разглядову.