Горький вкус любви - Аддония Сулейман - Страница 20

— Ты что, не помнишь? — воскликнул я. — Я не использовал свои прошлые отпуска, а ты не заплатил мне ни за один лишний день работы.

Он умолк.

— Мухаммед, прошу тебя, дай мне всего одну неделю. Хорошо?

Ответом мне было молчание.

Я был готов сказать ему, что бросаю работу и чтобы он искал мне на смену другого безропотного иностранца, но, наконец, он проговорил:

— Ладно, но когда вернешься, мы поговорим о твоей зарплате.

— О, благодарю тебя, Мухаммед. Да благословит тебя Аллах.

А через несколько часов мое настроение взлетело до небес: незнакомка в розовых туфельках написала мне забавное послание.

Я сразу увидел, как она появилась из-за угла, и с замиранием сердца следил за каждым ее шагом. Мне нравилось, как ловко она лавирует среди выбоин и кочек — словно гимнаст на канате.

Она уронила записку рядом с мусорным баком и пошла дальше, как будто избавилась от ненужной бумажки. А я тут же побежал, чтобы подобрать долгожданное сокровище.

Она рассказала мне историю, которую узнала в колледже. За несколько дней до летних каникул директор обошел все классы с одной и той же новостью: днем ранее религиозная полиция арестовала юношу, который стоял напротив колледжа в солнцезащитных очках. Его обвиняли в том, что он носит очки, купленные в Америке.

Религиозная полиция уведомила директора колледжа, что юноша признался и в более серьезном преступлении. Оказывается, линзы его очков позволяли ему видеть сквозь абайи и форму учащихся. Как ни странно, но полиция сумела убедить директора, что такое возможно. «Эти неверные американцы способны на всё», — такой был главный аргумент.

Хабиби, вот было бы здорово, если бы такие волшебные очки существовали на самом деле. Ты бы надел их, а я бы ходила перед тобой взад и вперед.

Я смеялся всю дорогу домой.

3

В воскресенье утром я отправился на рынок Харадж купить новые брюки. Мною руководило желание показать обладательнице розовых туфелек, что я тоже прилагаю ради нее особые усилия. Харадж — это самый большой рынок Джидды. Здесь можно найти почти всё, что может пожелать человек.

Отличные черные брюки с широкими карманами на боку и прямыми штанинами я нашел в самом дальнем ряду рынка, возле магазина, где торговали хлопковыми и льняными тканями. И стоили эти брюки всего двадцать риалов.

Довольный, я шел на автобусную остановку, чтобы вернуться домой, и случайно встретил Измаила. Он был автомехаником и держал неподалеку от Аль-Нузлы магазин запчастей для мотоциклов.

Мы поболтали несколько минут. Он рассказал мне, что сейчас работает над мотоциклом Яхьи.

— Я и не знал, что его мотоцикл сломался, — заметил я.

— Да нет, он в порядке. Яхья захотел новое сиденье, чтобы на нем было удобно сидеть его мальчику.

Это рассмешило нас обоих.

— Не спеши с этой работой, — сказал я ему. — Яхья вернется не раньше сентября.

Измаил покачал головой:

— Я знаю. Но он хотел, чтобы его сиденье было ручной работы, из лучшей кожи. Заказ сложный, придется потрудиться, лишь бы не сердить этого носорога!

Вернувшись домой с рынка, я понял, что опаздываю. У меня оставалась лишь пара минут, чтобы переодеться в новые брюки, и вот я снова шагал по улице Аль-Нузла. Жесткая ткань брюк колола кожу, но благодаря обновке я ощущал себя мужчиной, идущим на свидание с девушкой. И это ощущение окрыляло.

Напротив большой мечети я взглянул на противоположную сторону улицы. Там вспыхнул розовый огонек. Затем на знакомые мне туфельки упал солнечный луч, и мне показалось, что вся улица окрасилась розовым сиянием.

Я пошел медленнее, приноравливаясь к ее шагу. Она тоже заметила меня, как я понял по ее изменившейся походке. К этому времени я настолько изучил ее манеру ходить, что у меня почти не оставалось сомнений относительно формы ее ног, однако я не осмеливался думать о таких вещах слишком часто.

На секунду я прикрыл глаза и вообразил, что мы вдвоем идем по берегу моря, по «Тропе влюбленных» вдоль набережной, рука в руке.

Когда мы дошли до угла, где я обычно поворачивал налево, в сторону Ба’да Аль-Нузлы, я остановился, но девушка продолжала шагать прямо, молча маня меня за собой.

Теперь она двигалась медленно, словно продлевая момент. Мы прошли почти рядом — она по одной стороне улицы, я по другой — до самого конца Аль-Нузлы и потом обратно.

В тот день она не обронила для меня записку, но наша первая совместная прогулка, почти бок о бок, подарила мне столько новых переживаний, что мне было о чем думать, придя домой.

На следующий день, тридцать первого июля, исполнилась ровно неделя с тех пор, как девушка уронила передо мной свою первую записку на условленном месте в Ба’да Аль-Нузле. В новом послании она написала:

Вчера, когда мы шли друг напротив друга, я мечтала о том, чтобы внезапное землетрясение уничтожило широкую улицу, разделяющую нас, поглотило ее в бездонном провале. И если бы потом нас, идущих под руку, нашла религиозная полиция, мы могли бы сказать: «Так захотел сам Аллах и ради этого потряс собственное царство». Но затем я поняла, что нам не нужно никакого чуда. Клянусь, что раньше или позже, но сумею оказаться в объятьях хабиби и без помощи катастроф. Прими мою клятву.

Ее слова были так прекрасны, что я ущипнул себя: не снится ли мне дивный сон? Так умеют писать только женщины, убеждал я себя. Ведь я не знал, кто скрывается под черной абайей. Там мог быть и мужчина, притворяющийся женщиной. Бесформенное покрывало не давало никаких подсказок. В моем распоряжении имелись только слова, и только в них черпал я уверенность в том, что обладательница розовых туфелек — девушка.

Иногда наши отношения сводили меня с ума. Когда я ложился на кровать, держа в руках ее записки, и пытался представить себе, какой у нее голос, какого цвета ее ножки в розовых туфельках, какой формы ее грудь, бедра, как пахнет ее кожа и всё остальное, что делает ее женщиной, мною овладевало безумное желание прикоснуться к ней. Целыми днями я мечтал о том, чтобы увидеть хотя бы прядь ее волос. Но всё, чем я мог утолить раздирающую меня страсть, были записки, и я перечитывал их снова и снова. «Потому что эти слова могла написать только женщина».

В первый день нового месяца из Парижа вернулся Джасим. В тот же вечер я пошел навестить его. Он похудел, но как будто стал крепче. Когда мы обнялись при встрече, он чуть не оторвал меня от земли.

Мы прошли в его комнату, сели на кровать и он сказал:

— Я так беспокоился о тебе. Должно быть, ты отчаянно скучал здесь.

О том, чтобы поведать ему о самом восхитительном приключении в моей жизни, не могло быть и речи, это было слишком опасно. Поэтому я просто сказал:

— Я много читал.

— Это хорошо. Это очень хорошо, — рассеянно заметил Джасим и поставил ногу на чемодан.

— Ты еще не разобрал багаж? — спросил я.

— А что, тебе не терпится увидеть, какой подарок я тебе привез?

— Да нет, — пожал я плечами, — просто ты всегда быстро распаковываешь вещи.

— Видишь ли, дорогой мой, через пять дней я снова отправляюсь в путешествие, — сказал он с печальным вздохом.

— Куда?

Он поднялся, взял с телевизора пачку сигарет и вернулся с ними на кровать. Закурив одну сигарету, он протянул пачку мне. Надпись на пачке была на иностранном языке — скорее всего, на французском, решил я.

— Так ты хочешь знать, куда я еду?

Джасим нагнулся и достал из верхнего отделения чемодана авиабилет.

— Вот, посмотри, — сказал он, положив билет мне на колени.

— А, ты летишь в Рим? — прочитал я первую строку билета.

— Да, а потом мы полетим в Лондон, Мадрид и Вашингтон.

— Кто это мы? — спросил я его.

— Ага, ты уже ревнуешь! — засмеялся Джасим и добавил: — Не волнуйся, я еду со своим покровителем и его приятелями. На этот раз поездка продлится два месяца. Мы вернемся в начале сентября. Но, зная кафила, я не удивлюсь, если мы задержимся. Помнишь, как два года назад он влюбился в танцовщицу в Женеве? Нам три месяца пришлось дожидаться, пока он ее разлюбит и согласится вернуться домой. — Вынув сигарету изо рта, он взял меня за руку. — Я буду скучать по тебе, если это случится снова. Честно говоря, я устал и не хочу ехать, но, ты же знаешь, отказать кафилу я не могу. Ему нравится мое общество, и он помогает мне решать вопросы с кафе. Хорошо, что у меня есть помощник, которому я могу доверить бизнес в свое отсутствие, да и мой покровитель всегда следит за тем, чтобы его сопровождающие за границей ни в чем не испытывали недостатка.