По любви (СИ) - Резник Юлия - Страница 31

– Всем стоять!

Нина

– Зайка, на выход!

– В смысле – на выход? Совсем? – хлопаю глазами. «Подружки» по камере пялятся на нас, не скрывая злобы.

– А ты, что, хочешь остаться? – глумится надо мной то ли охранник, то ли конвоир. За три дня, что я провела за решеткой, мне так и не удалось освоить тюремный жаргон. Хотя я поначалу пыталась, чтобы не выглядеть здесь совсем уж белой вороной, страх не дал. На допросах еще как-то собираюсь с мыслями, а когда меня оставляют в покое, лежу, тупо пялясь в потолок. Внутри все занемело, тут уж не до познания чего-то нового. И лишь одно успокаивает – очень похоже, что у них на меня ничего нет. Слишком расплывчато дознаватели формулировали вопросы. Как будто надеялись, что я сама подкину им повод, запутавшись в показаниях.

– Барахло свое будешь забирать?

Азаров принес мне передачку – чай, какое-то печенье, что-то еще, я даже смотреть не стала. Лежит нетронутое. Вообще не помню, ела ли я хоть что-нибудь за эти три дня.

– Нет. Угощайтесь.

Выходим. Идем по длинному коридору. Вокруг снуют какие-то люди. Заводят в кабинет оформить бумажки, а там Азаров.

– Привет.

– Привет, Никит. – От облегчения дрожат ноги. – Я свободна?

Азаров кивает. И прикладывает палец к губам, мол, об остальном потом поговорим.

Ладно. Послушно жду, когда он, как мой адвокат, покончит с формальностями. Лишние уши нам действительно не нужны, а я на эмоциях могу ляпнуть глупость. Наконец, дело сделано. Идем к выходу. В камере было сыро и холодно, а на улице такая жара, что косточки плавятся. Подставляю лицо солнечным лучам. Всего три дня. А кажется, будто я солнца сто лет не видела. Ума не приложу, как люди существуют в темницах. Наверное, привыкают.

– А Ставрос?

– А со Ставросом все сложней. Пойдем.

– Что значит – сложней?! Никита! – семеню за ним. Под спортивным костюмом по спине льется пот. В камере в костюме было хорошо. На воле – невыносимо жарко.

– Пристегнись.

– Я тебя спросила про Ставроса!

– А я не знаю, что тебе ответить! Мы пока торгуемся, – психует.

– И?

– Сядет он по-любому. Слишком крепко взялись. – Достает зубами сигарету из пачки. Нервничает.

– Что ему хоть инкриминируют?

– Дело возбуждено о хищении средств по древним госзаказам.

– Это же чепуха!

– Конечно, чепуха. Но когда у тебя все схвачено, сфабриковать можно что угодно. А Николоу им еще и подыгрывает.

– Как подыгрывает? Зачем?

– Чтобы тебя вывести из-под удара. Ты же не думаешь, что все так просто, правда?

– Он пошел с ними на сделку?! Поверить не могу! А меня он спросил, нужны ли мне такие жертвы?

– Это его выбор. Следствие по таким делам может идти годами. Ты готова провести эти годы в СИЗО? Кому от этого будет лучше?

– А кому будет лучше, если мой муж сядет?! Он ни в чем не виноват!

– Это знаем ты и я. Как думаешь, где нам лучше быть, чтобы помочь ему? Правильный ответ – на воле.

Обхватываю руками голову. Ладно. Это не конец света. Все живы. Разрулим. Мне бы только знать, как.

– Я хочу с ним встретиться. Это же можно организовать?

– Нет.

– Свидание или… В каком смысле – нет?

– Он не хочет никого видеть. Вот. У меня для тебя письмо. Сразу прочитаешь?

Нервно провожу пальцами по тонкому белому конверту. Лучше, конечно, дома, когда останусь одна. Но вдруг там что-то такое, что мне не помешает обсудить с адвокатом? Открываю. Достаю бумажку и случайно режу палец. Машинально сунув тот в рот, вглядываюсь в знакомый почерк. В нашем оцифрованном мире написанное вручную письмо – это почти интим. Пусть даже ничего интимного в нем нет. Так, инструкция, как удержать на плаву фирму. И ни одного теплого слова. Я по пять раз перечитываю каждую строчку.

– Ставрос подал на развод? – недоверчиво тру глаза.

– Я подал. По его поручению.

– Но почему?

– Разве он не написал?

Написал. Чтобы не ждала, ага. Но это же бред какой-то! Он в курсе, что я по этому поводу думаю.

– Я против.

– А твое мнение значения не имеет. Не явишься в суд два раза – разведут без твоего участия.

Я сглатываю. Интересно, почему мое онемение направлено внутрь? Как было бы хорошо, если бы слезы застыли. А они текут и текут.

– Ник, ты же и мой адвокат, правда?

– В этом деле я не могу представлять и его, и твои интересы.

– Но сказать-то ты мне можешь. Как специалист.

– Что сказать? – вздыхает устало.

– Как мне этого не допустить? Есть же какие-то способы? Если я не хочу разводиться, – кажется, у меня истерика, я ору, ее не стесняясь. – Должна же быть какая-то лазейка?

– Нина…

– Просто скажи!

– Супруг не сможет предъявить требование о расторжении брака во время беременности жены.

Я моргаю. Мои системы сбоят.

– Что ж. Тогда передай Ставросу, что скоро он опять станет папой.

– Нина! Ну что за бред?

– Почему бред? Конечно, не так я хотела об этом сообщить мужу, но… – пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну. Если мне придется врать, чтобы сохранить этот брак – я буду! Я могла бы понять, если бы он нашим разводом пытался меня от чего бы то ни было уберечь. Но тут ведь дело совершенно в другом! Ставрос просто освобождает меня от себя. От необходимости ждать. И хранить ему верность.

– В суде может понадобиться справка, – язвит Азаров.

– Отлично. Значит, я ее предоставлю. Что-нибудь еще?

– Да. Не делай глупостей, Нин. Пожалуйста.

– Это я делаю глупости? Ты серьезно?! – взрываюсь.

– Ставрос думает, что так для тебя будет лучше. И я с ним согласен.

– Давай-ка сойдемся на том, что я сама знаю, как для меня будет лучше.

– Нина…

– Не беси меня! Я беременная женщина. Мне нельзя волноваться.

Не могу. На глазах опять слезы. На этот раз слезы обиды. За что он так со мной? Нет, я пытаюсь убедить себя, что Ставрос действительно верит, будто действует в моих же интересах, но, Господи, это так тяжело! Все мои комплексы, вся моя неуверенность в себе сейчас против меня играют. А что, если он действительно меня больше не хочет? Он ведь никогда мне в любви не клялся. Он вообще ничего мне не обещал. У нас была банальная договоренность.

– Слушай, а гражданство-то ему дали?

– Дали-дали. Еще месяц назад. Он даже паспорт получил. Ты что, не в курсе?

Значит, необходимость во мне давным-давно отпала. Но он ничего мне не сказал. И? Что это означает? Ничего. Брак-то у нас на год. И если бы мы развелись сразу после получения им гражданства, это могло бы заинтересовать компетентные органы. Ставрос просто не хотел рисковать. Или у него все-таки были другие причины оставаться со мной?

– Нет. Ставрос мне ничего не говорил. Ой, а ты чего меня сюда привез? – с удивлением кошусь на ворота дома.

– А куда тебя везти было?

– За Викой!

– Она у бабушки. А тебе нужно отдохнуть. Заберешь ее завтра. С этим проблем не будет.

– Я не хочу отдыхать! Я хочу забрать Вику домой. Впрочем, ладно. Мне все равно в город ехать.

– Зачем это?

– За справкой о беременности. Ты же сам сказал, что она понадобится.

– Нина!

– Сохраню твое время. Сосредоточься лучше на деле Ставроса, а не на нашем разводе.

– Да я и так носом землю рою!

– Отлично. На завтра собери совещание руководства. Будем думать, как нам вести бизнес в условиях осады. Этот Герман, которого Ставрос решил оставить исполнительным, действительно так хорош? Мы мало пересекались.

– Толковый мужик.

– Посмотрим.

Выхожу из машины, напоследок с силой приложив дверью. В сумочке, которую мне вернули, ключи. Первым делом мне нужно смыть с себя тюремный смрад. Одежду, что на мне была, сдираю и выбрасываю в мусор. Пусть ничего не напоминает о том, что случилось! Делаю воду погорячей, и меня опять прорывает. Плачу взахлеб. Выхожу, покачиваясь от усталости. А в гардеробе начинаю рыдать по-новой, обнимая его костюмы. Выпускаю всю свою боль, весь свой страх. И надо же! Становится легче. Да, впереди у нас тяжелые времена, но предстоящее я воспринимаю как вызов, который поможет мне укрепить свои позиции в сердце мужа. Он рассчитывал на меня. И я не подведу.